Каюк бесшумно исчез за поворотом.
Все это произошло так быстро, что никто не мог понять, чего хотел Емелька, разговаривая с Егором.
— Видал лисовина? Так и хотелось бабайкой раскроить ему башку, — сказал Илья.
Не ответив, Егор скомандовал людям немедленно подгребаться к берегу. Аниське хотелось узнать, что думал отец о неожиданной встрече с опасным крутийским атаманом. Он прыгнул на корму, схватил Егора за руку. Крепкая отцовская рука дрожала.
— Иди, помогай. Не крутись зря! — сердито прикрикнул на сына Егор.
Спустя некоторое время, волокуша неуклюжей горой подымалась на корме, дуб ломился от перегруза. Подоспевший вовремя Пантелей Кобец принял в байду остаток улова.
Егор позвал Илью, Панфила и Аниську к себе на корму.
Пока гребцы размещались у весел, на корме состоялся короткий совет.
— Откуда он выскочил? Мне так и невдомек, — сказал Панфил.
— А чего тут не понимать? Вон за тем коленом дубяка его мотается, так и знай. А ежели Шарап гуляет вольно, то и пихра недалеко, — пояснил Егор.
— Что будем делать? — спросил Илья.
— Напрямик пробиваться. На Широкое, — подсказал Аниська.
Егор отрицательно покачал головой:
— Нет, сынок. Через Широкое нам не рука. Туда мы теперь как раз к солнышку поспеем. По-моему, кроме, как по ерику, по какому сюда ехали, нету нам дороги. Надо хоть сквозь пули, а к морю пробиваться. А там — прямая дорога на Чулек.
Егор бросил быстрый взгляд на звездное небо, повернул под ветер лицо, велел отгребаться.
Опасаясь столкновения с охраной, Егор не хотел отступать гирлами, несмотря на то, что путь этот был короче. За мысом шире раздвинулись камыши, и водная прямая тропа стала светлее. Впереди и, как казалось, совсем близко, низко над морем висел ясный малиновый огонь таганрогского портового маяка. Егор держал курс прямо на него.
«Смелый» плыл грузно, со стеклянным звоном рассекая волну. Позади тянулась на буксире Пантелеева байда. Мокрая бечева вяло прописала, окунаясь в воду. Гребцы не позволяли байде быть лишним грузом, гнали ее изо всех сил.
Аниська сидел за рулем. Встреча с Емелькой не выходила из его головы. Он тревожно озирался по сторонам. Молчаливые берега начинали пугать его, — казалось, каждую минуту из камышей полыхнет выстрел. И в самом деле, куда так быстро мог исчезнуть Шарапов, где спрятался со своим дубом? Зачем понадобилось ему осаждать отца нелепой просьбой потесниться в запретных водах?
Глухой плеск вывел Аниську из раздумья. Впереди на аспидно-сером фоне ерика шмыгала юркая продолговатая тень каюка. У берега маячила тень дуба. Аниська крепче сжал румпелек.
«Вот они где хозяйничают, карги…» — подумал он, стараясь разглядеть суетившихся на дубе людей.
— Ходу! Нажми, ребята! — скомандовал Егор.
Твердая, как сталь, бечева полуверстной шараповской волокуши царапнула днище «Смелого». Дуб прошел, над пересыпью, перерезав неохватный, невидный в темноте полукруг поплавковой цепи. Злобная сдавленная ругань понеслась вслед «Смелому». Что-то темное просвистело над головой Аниськи, с глухим звоном ударилось о доски. Аниська нащупал неподалеку, от себя железный шворень, невольно похолодел. Так вот с чем выезжала на облов шараповская ватага! Не против пихры, а против своих же братов-крутиев берег Емелька свое позорное, как у конокрадов, оружие. Трепеща, Аниська следил за буксиром, ожидая со стороны враждебной ватаги новой каверзы. Вдруг буксир натянулся, «Смелый» вздыбился, как внезапно сдержанный конь. Егор, ругаясь, вскочил на корму. Ему вторила яростная брань Пантелея, сердитое гроханье весел на байде.
— Зацепили, сатаны! Не обошлись-таки без драки, — вскрикнул Егор.
— Бросьте вы! — взревел Илья. — Пантюха, не сдавайся? Глуши прямо по башке!
— Бей хохлов! Круши хамов! — неслось в ответ с Емелькиного дуба.
С минуту барахтались на байде тени, слышался хряск весел, заменявших дубинки.
Аниська, тяжело дыша, давил руку Васьки, нетерпеливо тянулся глазами к байде.
— Побьют наших чигоманы… Вася, а?
Казалось, он готов был заплакать от досады, что не мог кинуться в драку защищать своих. Тягучий стон поплыл вдруг над ериком и, перейдя в короткий крик, оборвался. Позади стало тихо. Буксирная бечева повисла свободно. Вырвавшаяся из плена байда, хлюпая тупым носом, нагоняла своего вожака. У самой кормы «Смелого», вынырнув из пенных волн, покачивалась лохматая голова. Цепкие, похожие на землисто-черные корневища руки держались за смолистую плоскость руля, старались приподнять над водой худое, облипшее мокрой рубахой тело.
Аниська ухватился за черпак, готовясь ударить им по голове неизвестного пловца. Но торопливо-невнятное бормотанье заставило его пригнуться ниже. В мокром курчавобородом лице Аниська узнал Ерофея Петухова, бедного рыбака, работавшего в Емелькиной ватаге.
— Анисим, останови дуб, скажу чего-сь! — булькая водой и отплевываясь, крикнул Ерофей и, сделав усилие, перекинув за борт длинные костлявые руки, приподнялся.
Дуб остановили. Ерофея втащили на корму, рыбаки окружили его. Плоское худое тело Ерофея тряслось, зубы цокотали.
— Братцы! — шептал Ерофей, задыхаясь. — Егор Лекееич, жалко мне тебя. Повертай обратно. А к морю не нарывайся. Там пихра. Сговорился Шарап с Крюковым застигнуть тебя. Кажу, что сам слыхал. Эх, Лекееич… Знаешь, кто сейчас нами командует, а?
Ерофей выпрямился, потряс кулаком, негодующе взвизгнул:
— Крюков командует! Пихрец ватагой заправляет. Во! На пихру крутим зараз, а Емельян Константинович сидит на дубке да посмеивается.
Ерофей опустился на корточки, ловя трясущимися руками борт дуба.
— Поплыву я, братцы, обратно. А вы тикайте. Да не проболтайтесь Шарапу, что я вас предупредил…
Ерофей соскользнул с кормы, устало кидая руками, поплыл в камыши.
С минуту ватага молчала.
Никому не хотелось верить в рассказ Ерофея. Все это казалось невероятным.
Но по выходе в море ударил с берега первый выстрел и стало понятно, что сказанное Ерофеем — правда. Вслед за выстрелом сразу с обоих берегов отделились каюки кордонников, стремительно понеслись наперерез «Смелому».
Берега, вонзающиеся в море острыми песчаными шпилями, служили здесь природными барьерами — не позволяли ватаге свернуть в сторону.
Тесная горловина ерика, казалось, была создана служить ловушкой, и недаром выбрали ее охранники для засады. Нужно было уходить напрямик. Могла выручить только отчаянная быстрота. Быстроходностью, крепостью дубов своих крутийские атаманы не раз проламывали выставленные пихрой заслоны. На быстроту и крепость «Смелого» надеялся и Егор.
Присев на корме, он изогнулся, как для прыжка.
— Ребята! Полный ход!
Аниська вцепился в румпелек так, будто хотел сломать его.
— Не подступай! — прокатился над ериком разбойный бас Пантелея Кобца.
И зычным ушкуйничьим эхом отозвалось ему грозное, пихрячье:.
— Станаи-н-и-ись!
Распластавшись на корме, Егор подбадривал:
— Навались, хлопцы! Пригнись! Гребь! Гребь!
Трещали выстрелы. По набухшей скатке паруса, по обшивке дуба цокали пули.
— Не подступай! — хором закричали с байды.
Выпустив по заряду поверх крутьков, пихрецы подгребались к дубу изо всех сил. Но сумрак обманчиво скрадывал расстояния, связывал вольность и смелость движений.
— Гребь! Гребь! — командовал Егор.
— Стой, не тикай! — совсем близко раздался лихой голос вахмистра.
Каюк летел к дубу бакланом, но, видимо, боясь подплывать к нему близко, пихрецы остановились на секунду в нерешительности.
Это помогло Егору использовать долгожданный момент. Он отдал нужную команду. «Смелый» круто повернул влево, понесся на каюк. Могучий толчок потряс грузный корпус дуба, послышался сухой треск разламываемого дерева. Аниська чуть не свалился за борт; невольно свесившись с кормы, увидел в волнах плоское днище опрокинутого каюка, беспомощно барахтающихся людей.
Опытный маневр Егора решил судьбу «Смелого». Дуб перешел черту, за которой начинался свободный путь к отступлению.
Ошеломленные нежданным исходом дела, пихрецы растерялись. Каюк, возглавляемый вахмистром, вынужден был остановиться и вылавливать тонущих казаков.
К счастью, неглубок был ерик, и кордонщики благополучно пережили свой позор. Крюков велел товарищам самим прибиваться к берегу, а сам снова ринулся в погоню. Он уже дал три условных залпа, выпустил ракету. Из Малого кута на помощь команде на всех парах спешила «Казачка».
Воспользовавшись замешательством, крутьки успели выйти за песчаный шпиль, направились прямо на Морской Чулек. Пантелеева банда, давно снявшаяся с буксира, шла самостоятельно, тяжко преодолевая встречный ветер. При желании Крюков легко мог настигнуть ее у мыса, но ставка на дуб Егора затмила его разум. Он успел уже подойди к «Смелому» достаточно близко, но морской бурун встретил от за мысом, затормозил каюк.
