Когда Юрий проснулся, стояла глубокая ночь, до Москвы оставалось еще километров сорок. Он сменил Бокова, сел за руль, но, не проехав и двадцати километров, остановился на стоянке возле трехэтажного новенького мотеля.
– Вылезай, мы заночуем здесь.
– Здесь? – выкатил глаза Боков. – До Москвы осталось два шага, я домой хочу. У меня жена…
– Мы заночуем здесь, – повторил Девяткин. – Все объяснения – утром.
Боков покорно выполз из машины, взял сумку и понурив голову зашлепал следом за Девяткиным.
Свеженькая бодрая кастелянша в белом фартучке оформила регистрацию. Она была так любезна, что, не переставая улыбаться, сама провела гостей на третий этаж, в двухместный номер, выходящий окнами на противоположную от дороги сторону.
Девяткин запер сумку с оружием и документами в стенном шкафу, принял душ и хотел замочить в ванной спортивный костюм, но подумал, что штаны еще туда-сюда, а грязную, окровавленную, с большой дыркой на правом кармане, куртку все равно не спасти. Бросил костюм в пластиковый пакет, а пакет опустил в мусорное ведро. Когда он вернулся в комнату, Боков уже спал, вздрагивая во сне.
Проснулся Девяткин после полудня. Боков, переживавший приступ меланхолии, сидел у окна и с унылым видом рассматривал идиллический пейзаж: ровное поле и березовую рощицу у его края. Юрий принял душ, растерся полотенцем и, вернувшись в комнату, спросил Бокова, подают ли в этом заведении завтраки в номер. Молодой человек только плечами пожал.
– Тогда я пойду на разведку, – сказал майор и вышел из номера, в надежде найти внизу симпатичную кастеляншу.
Но девушку сменил хмурый костлявый парень с окаменевшим лицом. Этот субъект оказался не из разговорчивых.
– Как самочувствие? – поинтересовался Девяткин.
Парень вместо ответа вытер платком нос.
– А та девушка, которая здесь ночью дежурила, где она?
– А что? Почему вас это интересует?
– Ничего, просто спрашиваю.
– Она дома. Она – моя жена.
– А где у вас тут перекусить можно?
– За вашей спиной дверь кафетерия.
Через стеклянную витрину Девяткин увидел на противоположной стороне дороги небольшой фруктовый базарчик. Он поблагодарил молодого человека, вышел из мотеля и, дождавшись, когда шоссе освободится от машин, перебежал дорогу. Походив по базарчику, купил дыню, арбуз, пирожков с мясом и вернулся в номер.
Боков продолжал маяться, вздыхая у окна. Девяткин передвинул стол на середину комнаты, порезал финкой дыню. Повернулся, чтобы пригласить к столу Бокова, и увидел в его руке трубку мобильного телефона.
– Ты кому звонишь?
– Не беспокойтесь, – ответил Боков. – Всего-навсего теще.
– Тогда передавай от меня привет.
Девяткин воткнул финку в зеленый бок арбуза. Корка затрещала. После пары вежливых фраз Боков попросил позвать к телефону жену.
– А Катю вчера вечером в роддом отвезли, – сказала теща. – Ты не волнуйся, ничего страшного. Это называется «на сохранение». Врач сказал, что неделю до родов Катеньке лучше побыть там, у них. Неделя. Раньше не начнется. Когда ты вернешься, Саша? Что ты молчишь?
– Я не молчу, – ответил Боков. – Передавайте Кате большой привет, – выдавил он из себя и дал отбой.
Закончив разговор, сел к столу, сжевал пару пирожков и добрую половину дыни. Девяткин сидел напротив него. Положив на тарелку кусок арбуза, он водил по красной мякоти лезвием финки, стряхивая семечки.
После завтрака на душе Бокова немного полегчало.
– У меня через неделю должен ребенок родиться, – сказал он. – Жену на сохранение положили.
– Поздравляю, – Девяткин продолжал ковырять арбуз. – Ты становишься совсем взрослым мальчиком. Вот уж и свой ребенок подоспел. И вообще…
– Да-да, – прервал Боков. – Взрослым. Вы все время говорите одно и то же. Кстати, я слышал, что в прежние времена вы работали в ГУВД Москвы. За что вас оттуда, так сказать, попросили? Отправили на периферию?
– Зашиб одного идиота. А тот оказался сыном крупной шишки.
– Насмерть зашибли?
– К сожалению, он остался жив, – покачал головой Девяткин, – но получил инвалидность. Старые друзья за меня заступились. Короче, мне предложили два варианта. Или я убираюсь из Москвы в почетную ссылку, даже с сохранением звания, или подаю рапорт об отставке. Я выбрал первый вариант. В тот момент в Москве мне не за что было держаться. – Он положил финку на стол, вытер клинок полотенцем. Прищурившись, внимательно посмотрел в глаза Бокова. – А ты мне ничего рассказать не хочешь?
– А что я вам должен рассказать? – забеспокоился Боков.
– Ну, что-нибудь. На твой выбор.
– Я не знаю, что говорить, – опустил глаза Боков.
– А, ну-ну, – криво улыбнулся Девяткин.
Боков уставился в окно и надолго замолчал. Он думал, что жизнь есть не что иное, как цепочка предательств. Собственную подлость всегда хочется объяснить высокими целями или тем, что подлецы все, кто тебя окружает. А может, прямо сейчас взять и выложить Девяткину абсолютно все, что он знает?
Но если раскроется перед Девяткиным, то вколотит гвоздь в крышку собственного гроба. И гроба жены. И неродившегося ребенка. Казакевич не бросает угрозы на ветер, он держит слово… Да черт с ним, с ним и с его словом. «Если человек совершил хотя бы один хороший поступок, жизнь прошла не напрасно, – сказал себе Боков. – Попробуй раз в жизни, один только раз быть честным. А потом живи так, как жил раньше».
– Меня приставили к вам, чтобы я помог выйти на Тимонина, – неожиданно выпалил он. – И его убьют по моей наводке. Мне угрожали, мне не оставили выбора…
– Это я понял еще вчера вечером, – кивнул Девяткин, – даже раньше. Понял, что Тимонина заказали. Рассказывай всю историю по порядку. Начни с начала, и дальше по алфавиту.
– Хорошо, расскажу. – Боков вытащил из пачки сигарету. – А вы остановились здесь, в мотеле, чтобы меня расколоть?
– А я думал, ты взрослый, – подмигнул ему одним глазом майор. – Поговорить с тобой хотел, а не расколоть. И вместе решить, что делать дальше.
Валиев очутился в Москве ранним утром. Солнце поднималось над городскими крышами, еще не остывшими после вчерашнего знойного дня. Но и наступивший день не сулил прохлады: на бледно-голубом небе висело единственное прозрачное облачко, похожее на купол раскрытого парашюта.
Водитель-частник высадил Валиева возле Белорусского вокзала. Бригадир спустился в метро, но и не подумал возвращаться в квартиру на Сретенке. Он не боялся полицейской засады, но решил соблюдать до конца собственные же правила – после дела на прежнюю съемную квартиру ни ногой. На этот случай имелся запасной аэродром: двухкомнатная квартира в Сокольниках, снятая по подложному паспорту еще месяц назад и оплаченная вперед на полгода.
Валиев доехал до метро «Рижская», поднялся на эскалаторе. Выйдя в город, прошагал полтора квартала пешком до платной автомобильной стоянки рядом с гаражным кооперативом. Он расплатился с охранником, взял ключ от машины. Подошел к подержанным «Жигулям», открыл багажник, отодвинул запаску. Под колесом в пакете лежали документы на машину, ключ от квартиры в Сокольниках, мобильный телефон и немного денег.
Приехав и поднявшись в квартиру, принял душ, наскоро перекусил консервами. Затем набрал телефон Казакевича и сообщил, что груз отправлен адресату, и теперь, когда дело сделано, можно попить пивка. Казакевич хмыкнул и сказал, что в старой пивной он встречаться не хочет. У него есть бутылка водки, и лучше увидеться в рюмочной в шесть вечера.
Вся эта игра слов означала, что бригадир заказ выполнил, и теперь надо бы рассчитаться за работу. Встретиться на прежнем месте, возле Люберецкой свалки. Казакевич ответил, что приготовил деньги, готов расплатиться, но встреча произойдет не на прежнем месте, а там, где договаривались увидеться после дела. Понимай – на хозяйственном дворе закусочной «Улитка», что на выезде из Москвы.
Валиев вынул из шкафа свежий комплект постельного белья и задернул шторы. Поставил будильник на четыре часа, сбросил с себя одежду и, упав на разобранный диван, накрылся простыней.
Он устал после вчерашнего сумасшедшего дня и бессонной ночи, но сон почему-то не шел. Бригадир лежал на спине, разглядывал потолок и копался в мыслях и воспоминаниях, словно перелистывал страницы семейного альбома.
Он много чего повидал в жизни. Начинал с низов, торговал на Черемушкинском рынке спичечными коробками с анашой и мечтал о большом деле. При первой же возможности ушел с рынка, выполнил свой первый заказ, получив за работу копейки. Тогда он заработал не деньги – авторитет.
Когда посредник свел Валиева с Казакевичем, дело представлялось бригадиру весьма простым. Он засучил рукава. И вот оно, простое дело…
Валиев потерял четырех друзей. Это плохо, потому что бригадир не так молод, чтобы заводить новых друзей. Он остался один. Это совсем погано – тут и думать не о чем. Бригадир без бригады все равно, что генерал без армии.
