Валиев подъехал к кафе «Улитка» чуть раньше назначенного времени. Как-никак он торопился за своими деньгами. На сердце было тяжело, неспокойно. Привыкший доверять своей интуиции, бригадир попробовал разобраться в ситуации, обдумать ее и так, и эдак. По всему выходило, что беспокоиться не о чем. Но какой-то червяк, заползший в самую душу, глодал ее и не хотел останавливаться.
Через распахнутые настежь ворота он загнал машину на хозяйственный двор, сказал пару слов рабочему, стоявшему рядом с мусорными контейнерами и гонявшему метлой горячую пыль.
Казакевич еще не подъехал. Валиев, чтобы не торчать на солнцепеке, обогнул «Улитку», вошел в зал через дверь для посетителей и уселся на высокий табурет у барной стойки. С этой позиции просматривался въезд на хозяйственный двор.
– Ну и духота, – сказал он толстой буфетчице, разморенной нечеловеческой жарой, и уставился в окно.
Влив в себя два стакана минералки, увидел, как серебристый «Мерседес», ехавший со стороны Москвы, пересек разделительную полосу, завернул во двор. Валиев встал, поблагодарил буфетчицу и вышел на улицу.
Посередине заднего двора Казакевич, одетый в светлую сорочку и серые брюки, уже стоял перед «Мерседесом», покручивая на указательном пальце цепочку брелка. У своих ног он поставил темный кейс с хромированными замками. За спиной Казакевича маячил плечистый парень в пиджаке, видимо, скрывающем подплечную кобуру. В машине, кроме водителя, сидел еще один мужик, неотрывно наблюдавший за Валиевым. Бригадир снова пожалел, что не взял пушку.
Казакевич улыбнулся, но руки подавать не стал. В тот момент, когда бригадир оказался от него на расстоянии шага, Казакевич оглянулся назад, на махавшего метлой рабочего и рявкнул:
– Хватит тут пыль поднимать!
Рабочий мгновенно все понял, бросил метлу, стянул через голову полотняный фартук и убежал куда-то без оглядки. Казакевич покачал головой и тяжелым взглядом уставился в переносицу Валиева. Бригадир опустил протянутую руку.
Он понял: что-то не так. Хозяин не в настроении, нервничает. С другой стороны, мало ли почему может нервничать человек?
– Вот деньги. – Казакевич показал пальцем на кейс, в котором лежали вчерашние газеты. – Получишь их, когда расскажешь мне все, как было.
Валиев стал пересказывать события вчерашнего вечера с того самого момента, когда он и Нумердышев переступили порог больницы. Рассказал о перестрелке в коридоре, о Девяткине, который появился тогда, когда его меньше всего ждали. И чуть было не испортил всю обедню. Казакевич слушал рассказчика, и змеиная улыбка расползлась на его физиономии.
– Хороший рассказ, но мне он не очень нравится. У тебя есть минута, чтобы придумать другую историю.
Валиев онемел. Ветер поднимал пыль, и эта пыль щекотала нос, скрипела на зубах.
– Я уже все рассказал, – хлопая ресницами, ответил он.
И тут Казакевич, продолжая усмехаться, неожиданно размахнулся и съездил Валиеву кулаком в ухо. Удар был таким неожиданным, что бригадир охнул, пригнул голову и тут же получил в нижнюю челюсть. Он еще стоял на ногах, но уже терял ориентировку в пространстве.
– Натянуть меня решил? – заорал Казакевич. – Крутой мужик, да? – и пнул Валиева в бедро носком ботинка.
Бригадир согнулся пополам. И тут же получил сзади по шее.
Он по инерции отступил на несколько шагов назад, неловко поставил ногу, подвернул ее и упал спиной на землю, ударившись затылком о контейнер. Казакевич шагнул вперед и подметкой ботинка ударил Валиева в грудь. Тот застонал, выплюнул кровь, заполнившую рот и нос, не дававшую дышать, и снова получил ногой в грудь. Кажется, еще минута, и он сдохнет на этой поганой помойке. Но Казакевич выдохся и остановился, дыша прерывисто и часто.
– Тимонин жив, – наконец сказал он. – Вместо него ты грохнул постороннего человека. Какого-то сраного пожарного, который лежал вместе с ним в палате. И теперь, гад, приперся за деньгами…
Эти слова обожгли, как кипяток. Валиев перестал ощущать физическую боль. Сидя на пыльной земле, спиной упираясь в мусорные баки, он поднял голову и, рукой зацепившись за край мусорного контейнера, медленно встал на ноги.
– Я вас прошу, дайте мне последний шанс. Я достану Тимонина. Не нанимайте других людей. Я это сделаю сам. Я хочу это сделать сам, потому что это мое дело. Из-за Тимонина я потерял четырех друзей. И я сам все закончу.
– Ты сам, ты сам… – передразнил его Казакевич. – Друзей он потерял, мать его… Ладно, черт с тобой. Только этот шанс действительно последний. Другого уже не будет.
Глава 19
Девяткин и Боков вернулись в дом на Рублевку вечером. Гостей встретил телохранитель Тимониной Кочкин. Он сказал, что хозяйке нездоровится, она отдыхает в своей спальне наверху, и проводил гостей в каминный зал, шепнув, что ужин подадут сюда, а сам вернулся и занял боевой пост у входной двери.
Боков включил телевизор и, упав в кресло, вытянул ноги. Девяткин расположился на диване, взял со столика журнал и, слюнявя палец, начал лениво переворачивать страницы. Когда послышались шаги на винтовой лестнице, он решил, что вниз спускается Ирина Павловна, но, увидев у лестницы незнакомого мужчину в светлых брюках и спортивной рубашке с коротким рукавом, сразу догадался, кто перед ним.
Казакевич, приехавший сюда после недружеского разговора с Валиевым, на несколько минут заглянул в спальню Тимониной, потом выглянул в окно, увидел, как к дому подкатили «Жигули», и после минутного раздумья решил сам поприветствовать гостей.
Кивнув Бокову, он шагнул к Девяткину, протянул руку.
– Значит, вы и есть тот самый Юрий Иванович? Много хорошего слышал о вас от Леонида.
Улыбаясь, майор потряс протянутую руку. В эту минуту им владело лишь одно желание: достать пистолет и пустить пулю между лучистых глаз Казакевича. Но вместо этого он продолжал улыбаться.
– А вы, если не ошибаюсь, компаньон Лени? Казакевич Сергей Яковлевич? Очень, очень приятно. Столько лет заочно знакомы, а вот увиделись впервые…
– Да, увиделись, – подтвердил Казакевич, не выпуская руку Девяткина. – Жаль, что повод для встречи не самый приятный. Ирина Павловна ждала вас еще вчера.
– После телефонного разговора с ней я решил поехать в больницу, – сказал Девяткин. – А там такое творилось, не описать словами.
– Да-да. Ирина Павловна все мне рассказала. Какие-то бандиты, полиция… Кошмар! После этой поездки она лежит совсем больная.
Казакевич, наконец, выпустил руку Девяткина и предложил присесть. Боков, чувствуя себя лишним, тем не менее остался на месте, недвижимым взглядом вперившись в телевизионный экран. Юрий пересказал события вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Свой рассказ он закончил словами:
– Я вижу, что ничем не смог помочь. Вы на меня рассчитывали, а я, так сказать, не оправдал ожиданий. Даже не знаю, что делать дальше. Может, вам стоит все-таки обратиться в полицию?
– Отпадает, – задумчиво ответил Казакевич. – Теперь мы точно знаем, что Леня жив. Это главное. Так зачем нам нужна полиция? Что, мы сами не найдем человека?
– Вам виднее, – покорно согласился Девяткин. – Жаль только, я не пригодился. Наверное, придется вернуться туда, откуда приехал, – в свою дыру. И наконец достроить веранду на даче.
…Девяткин не собирался возвращаться в свою дыру, чтобы достраивать на даче веранду. Он с пользой провел всю вторую половину сегодняшнего дня. Из номера придорожного мотеля связался со старым приятелем Костей Фоминым, заместителем начальника одного из отделов ГУВД и попросил по старой дружбе быстро прояснить парочку вопросов.
Рассуждал майор просто и логично. Тимонин, по забывчивости или от испуга, оставил в больничной палате свои документы и старые латаные штаны. Но не ушел же он из больницы в чем мать родила? Возможно, воспользовался одеждой того самого человека, труп которого Девяткин видел в четырнадцатой палате. Тимонин и тот убитый мужик примерно одного роста и одной комплекции. Значит, и одежда должна подойти.
А что, если в одежде находились и документы покойника? Шанс невелик, но чем черт не шутит. Итак, нужно выяснить личность больного, убитого в четырнадцатой палате. И на всякий случай узнать, не покупал ли кто по его паспорту билет на поезд или самолет в течение последних двенадцати часов.
Фомин сказал, что немедленно свяжется с информационным центром ГУВД и ответит на все вопросы от силы через два часа. Девяткин лег на кровать, накрылся газетой и стал ждать. Боков занял свою койку, уставился в потолок. Меланхолия вновь посетила его истерзанную душу. В течение ближайшего получаса он десять раз повторил, что ничего у них не выйдет, а искать Тимонина по чужому паспорту – дохлый номер.
Ровно через два часа Фомин сообщил следующее: человек, убитый в больнице выстрелом в пах из ружья двенадцатого калибра, – полковник пожарной службы Белобородько Василий Антонович. Сорока девяти лет от роду, был прописан в Московской области, паспорт – серия, номер… Женат вторым браком, имеет взрослого сына от первой жены… Короче, рутина, но дальше – интереснее. Покойный Белобородько нынешним утром купил билет на самолет до Волгограда. Рейс 1299 вылетел из аэропорта Домодедово по расписанию, в девять пятьдесят пять утра. Белобородько зарегистрирован среди пассажиров данного борта.
