— Каким образом?
— Постарайся сделать так, чтобы ему было выгодно сохранять тебе верность.
Все опять мрачно замолчали.
Действительно, положение Темуджина было весьма сложным и опасным. Он глядел на своих друзей с беспомощной яростью. Лицо у него потемнело, а глаза светились зеленью, как у волка в ночи.
Когда Темуджин появился дома, Есугей был мертв уже два дня. До прибытия старшего ханского сына воины орды Есугея взволнованно обсуждали сложившееся положение. Более половины из них решили, что должны уйти из-под знамени из черных хвостов яка и искать новых и значительных вождей, чтобы присягнуть им на верность и служить под их началом. Они заявляли, что у них самих есть жены и дети, свои стада, и они должны их защитить.
— Кто сейчас останется в орде Есугея? — спрашивали сомневающиеся и сами отвечали: — Слабая женщина и ее дети.
В самом деле, у сына хана не было военного опыта, недостаточно воинов, которые могли бы стать ему и его близким надежной защитой.
У сторонников Темуджина были лишь затупившиеся мечи и знамя, за которым никто не желал следовать.
— Сильное колесо сломалось, и всадники лишились коней, а питающую нас воду поглотил песок. Пора и нам уезжать отсюда, — рассуждали воины.
Воины, возможно, не додумались бы до этого, но шаман подсказал им нужные мысли. Он намекал, что Бектор надежный, сильный юноша, который мог им всем пригодиться и сможет повести их к новым вождям. А кто такой Темуджин? Юноша со взрывным нравом, приходящий в ярость и бушующий по разным поводам и без них. Прекрасно, когда люди остаются кому-либо верными, но верность никуда не годится, если она ведет к погибели. Это мираж, к которому идут глупцы. Мудрые люди хотят жить.
Почти две трети воинов решили покинуть орду. Пока Темуджин со своими друзьями обсуждал в юрте Кюрелена сложившуюся ужасную ситуацию, люди запрягали волов и быков и собирали свои стада. Была весна, и орде предстоял путь к летним пастбищам. Вокруг юрт Темуджина и его семейства образовался пустой круг тишины и одиночества, сбежали даже собаки.
Оэлун появилась в юрте брата неожиданно для всех. Спокойное лицо ее было суровым, а серые глаза сверкали от возмущения и обиды. С гордо поднятой головы на плечи упала меховая накидка, открыв роскошные волосы, пронизанные струйками серебра. Женщина на мгновение застыла на пороге, оглядывая своих сыновей и брата, и губы ее скривила презрительная усмешка.
— Вы сидите тут, как побитые собаки, а в это время люди оскорбляют жену мертвого хана! Крепкий камень разбили, и вокруг не осталось ничего, кроме мелких камешков!
Появление Оэлун поразило всех, но больше то, как гордо она выглядела. Кюрелен поднялся и сжал ее руки в своих ладонях, поразившись их холоду.
— Что ты хочешь сказать, Оэлун? Мы здесь думаем над тем, как исправить положение. Тебя кто обидел?
— Шаман только что сообщил, что не позволяет мне присутствовать при совершении священных обрядов. Я стала с ним спорить, а на меня с криками возмущения напали остальные женщины и приказали, чтобы я покинула их лагерь и пастбища. «Ты здесь чужая, женщина! — кричали они. — Наши мужья за тобой не последуют. Ты — лишняя здесь. Убирайся вместе со своими детьми!»
Сыновья вместе с друзьями окружили мать. Их трясло от гнева, и в юрте слышно было хриплое дыхание. Кюрелен, взглянув в глаза сестры, поднял ее правую руку, которая сжимала кнут, и, улыбнувшись, сказал спокойно:
— Сестра моя, ты заставишь повиноваться остальных женщин. Не беспокойся, мы тебя не покинем.
Кюрелен ушел из юрты один, пряча ладони в широких рукавах, в которых он спрятал кое-что еще.
В орде царило возбуждение. Все готовились к отъезду. Пастухи и табунщики сбивали в стада громко орущих животных. К горизонту уже тянулась длинная цепочка верблюдов и юрт, коров, коней и овец. Вокруг затаптывали кострища и собирали вместе детей. Кто-то, мельком заметив Кюрелена, быстро отводил взгляд, а кто-то гадливо сплевывал на землю, он же тем временем направлялся к юрте шамана Кокчу.
У калеки на пути встали два воина, попытались отогнать прочь, но он униженно начал их просить:
— Я хочу попрощаться с шаманом, пожелать ему доброго пути.
— Ха! — ответил один из воинов и плюнул ему на ноги. — Он не желает иметь ничего общего с чужой нам женщиной, ее родственниками и ее ублюдками-сыновьями. Кроме того, шаман собирается в путь и не желает тратить на тебя время.
Кюрелен заговорил громче, прекрасно понимая, что сейчас за пологом шаман внимательно прислушивается к его словам.
— Но мне обязательно нужно перекинуться с ним парочкой слов, и это очень важно, — он вздохнул. — Часто обычные дела мешают людям понять, что для них в жизни главнее. Если он не желает меня видеть, так тому и быть!
Он повернул прочь от юрты, но в это мгновение полог ее откинулся, шаман появился на помосте. Он держался холодно и надменно взглянул на Кюрелена.
— Что тебе нужно от меня? — спросил он подозрительно.
Кюрелен про себя усмехнулся и оглянулся на суетящихся вокруг соплеменников.
— Прости меня, Кокчу, что я тебя отвлекаю в такой важный момент, но я тебя долго не задержу.
Калека поднял глаза на шамана, они казались глазами доверчивого и слабого олененка. Шаман не сводил с гостя взгляда, а потом насмешливо улыбнулся:
— Входи в юрту.
Сказав это, он сам быстро вошел внутрь.
Воины были поражены, что-то забормотали и отошли в сторону. Кюрелен взобрался на помост, тщательно прикрыл за собой полог. Кокчу уже сидел на полу, скрестив ноги и держа ладони в рукавах. Он ждал, что ему скажет Кюрелен.
— Нам не стоит зря тратит время, рассуждая о верности сыну Есугея, — заявил тот.
Кокчу улыбнулся:
— Кюрелен, нам не стоит говорить друг с другом так, как рассуждают глупцы. Это пустая трата времени. Мы с тобой умные люди. Садись.
Кюрелен сел, а шаман взял чашу с вином и подал ее своему врагу. Кюрелен поблагодарил его и сделал большой глоток.
— Мне, Кюрелен, будет тебя не хватать и придется откровенно разговаривать только с верблюдами.
Гость грустно покачал головой.
— Я написал Тогрул-хану, побратиму Есугея. Он поможет его сыну… Кроме того, он умный человек и весьма знаменит. Я написал этому человеку, что ему было бы интересно побеседовать с тобой.
Шаман удивленно поднял брови, в словах Кюрелена он слышал откровенную угрозу, но сделал вид, что слышит только слова.
— Передай мои сожаления хану, возможно, мы с ним встретимся в будущем.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Кюрелен и протянул чашу шаману.
Тот налил в чашу вина, не сводя внимательного взгляда с гостя.
— Передай хану, Кюрелен, что даже шаманам хочется жить и что сами боги презирают побежденных…
— Боги часто ошибаются, — насмешливо улыбнулся Кюрелен. — Например, сегодня они тоже неправы.
Он что-то вытащил из широких рукавов, и Кокчу с изумлением увидел, что ладони калеки полны золотых и серебряных безделушек, украшенных драгоценными камнями. Кюрелен внимательно за шаманом наблюдал и увидел, как побледнело его лицо.
— Это всего лишь малая часть того, что Тогрул-хан прислал Темуджину для его невесты. Он обещал прислать еще. Даров было настолько много, что Темуджин пожаловал эти безделушки и украшения мне. Кокчу, мне очень жаль, что ты уезжаешь. В знак уважения и на долгую память я хочу, чтобы ты выбрал что-нибудь для себя.
Он протянул ладони к шаману. Тот ничего не взял и побледнел еще сильнее.
Кюрелен тихонько рассмеялся.
— Любой из этих вещиц ты сможешь заплатить за красивую женщину, белого коня или за оружие для сотни воинов.
— Кюрелен, ты лжешь! — мрачно заявил Кокчу, подняв голову.
— Возможно, — продолжал смеяться Кюрелен.
— Мне известно, что Тогрул-хан славится жадностью и осторожностью.
Кюрелен покачал головой.
— Выбирай, Кокчу. Этого добра у меня очень много.
Шаман дрожащими руками осторожно вытащил золотую цепь и нить бирюзовых бус.
— Ты вор, должен тебе сказать, — произнес Кокчу.
— Возможно. Но ты сам сказал, что боги любят умных людей, — ответил калека.
Шаман ласково погладил бусы и отложил их в сторону, а потом снова уставился на Кюрелена.
— Что ты хочешь? — презрительно поинтересовался он.
Кюрелен облегченно вздохнул.
— Наконец у нас начинается разговор двух честных людей. Известно, что Тогрул-хан поможет Темуджину и отомстит за него, если в этом возникнет необходимость. Но такого не потребуется, потому что я верю в судьбу Темуджина. Ты сам предсказал ему власть и известность, — ухмыльнулся Кюрелен.
Шаман ничего не ответил, продолжая внимательно слушать.
— Я могу правильно судить о людях. Поклянись в верности Темуджину, и ты станешь ханом среди священников. Если же ты ему изменишь, тебе это не принесет пользы.
