— Пять минут.
Тея перевернулась на спину и уставилась на освещенный солнцем потолок, глупо ухмыляясь. Ей пришло в голову, что она совсем не против такого пробуждения. Наверное, его руки смогли бы разбудить ее куда лучше, чем голос.
Испугавшись собственных мыслей, которые сейчас были особенно опасны, если учесть то, что она была неодета, а Дэймон находился от нее в нескольких шагах, Тея встала и, более-менее одевшись — в старый розовый свитер, — спустилась вниз. Дэймон встретил ее в холле с кружкой кофе и кивнул в сторону крыльца.
Тея не раздумывая последовала за ним. Но около двери застыла. Критически осмотрев свой мешковатый свитер и проведя рукой по распущенным волосам, она вспомнила о приличиях. Но все-таки пожала плечами и вышла на крыльцо. Это же Монтана, а не Вирджиния. Здесь никому нет дела до того, что она сидит с утра пораньше на крыльце с молодым мужчиной.
Дэймон поставил плетеное кресло и, проведя по его спинке, поинтересовался:
— Ты его помыла?
— Мм-мм, — подтвердила Тея. — И починила ножку, чтобы не качалось.
Дэймон скептически осмотрел кресло и наконец подытожил:
— Пожалуй, есть шанс, что эта реставрация увенчается успехом.
— Спасибо, я тоже так думаю.
Сам Дэймон уселся на перила, которые прогнулись под его весом.
— До перил, смотрю, у тебя дело пока не дошло.
Она взяла у него из рук протянутую чашку кофе.
— Доброе утро, Дэймон. Мило с твоей стороны заскочить ко мне для приготовления завтрака. Или просто делишки поблизости?
Выражение лица Дэймона смягчилось.
— «Делишки поблизости»? — хрипло проговорил он. — Хм, если бы я знал, что ты сегодня в настроении, не стал бы томиться в холле, — Дэймон дотронулся до ее подбородка. — Как только дозреешь, Преббл, дай мне знать. Так и быть, постараюсь втиснуть тебя в свой график.
До чего же приятно прикосновение его руки к коже… Тея почувствовала, как теплая волна разливается по всему телу.
— Ты такой смешной, Дэймон.
— Не думаю, что многие разделяют это мнение. — Его взгляд продолжал блуждать по ее лицу, пока улыбка не сменилась хмурым выражением. — Ты сегодня выглядишь ужасно, Преббл.
— Спасибо за комплимент. — Тея увернулась от его руки.
— Чем ты занималась всю ночь? Неужели мечтала обо мне?
Тея сделала еще один глоток кофе в надежде, что прояснится голова.
— Не желая тешить твое самолюбие, сообщу, что предпочла твое общество более важному делу. — Она рассказала ему о своей договоренности посылать аудиторские заключения по электронной почте.
Морщины на лбу Дэймона сделались еще глубже.
— Ты думаешь, что сможешь долго продержаться в таком ритме? Работать по ночам, а днем участвовать в ремонте? Ты сошла с ума, Преббл! Ты заболеешь или поранишься каким-нибудь инструментом.
— Как приятно, что ты волнуешься обо мне, — произнесла Тея, чуть не замурлыкав. — Итак, скажешь ты наконец, что принесло тебя ко мне в такую рань?
Еще раз смерив ее долгим взглядом, Дэймон пожал плечами и наклонился, чтобы поднять с земли какое-то тяжелое хитроумное приспособление.
— Я принес выпарной аппарат. Если помнишь, я обещал, что занесу утром.
— Не думала, что «утром» — значит, на рассвете.
Дэймон закатил глаза.
— Да, именно так и Дора называла десять утра.
Откинув назад выбившийся из нетугого хвостика локон, Тея возразила:
— Не надо обобщать, пожалуйста. Это единственное место, где мне разрешалось поспать вволю. Отец всегда призывал к подъему с солнцем.
Дэймон рассмеялся.
— Дора не видела рассвета лет эдак пятьдесят. Я именно потому и установил все эти лампочки на лестницах. Она любила поработать ночью.
— Ты столько сделал для нее! Хорошо, что ты был с ней.
Его глаза потемнели, как обычно, когда он хотел спрятать свои эмоции.
— Мы многое сделали друг для друга. Пустое занятие — думать о том, кто для кого сделал больше, — он пожал плечом. — В конце концов, мы же были друзьями.
— А как началась ваша дружба?
— Я пришел сюда как-то раз со школьным приятелем. — Дэймон смотрел в пространство. — У нее в доме всегда было полно детей, вплоть до самой смерти. Мой приятель сказал, что я хорошо мастерю и смогу починить шатающуюся ступеньку на ее крыльце. — Он улыбнулся, вспоминая те давно ушедшие годы. — Она искусно восстанавливала антикварную мебель, но на окружавшие ее вещи не обращала никакого внимания.
Дэймон никогда еще не говорил с Теей так умиротворенно. Ей оставалось только молиться, чтобы он не прервался.
— Итак, ты починил ступеньку, она угостила тебя молочком с печеньем, и ты понял, что это гораздо лучше, чем баловаться марихуаной…
— Ничего подобного, все было не так, Преббл, — прервал ее Дэймон, не переставая улыбаться.
— Ты имеешь в виду, что все было не так просто.
— Да, — согласился Дэймон. — Но кое-что ты описала правильно. — Бросив на нее оценивающий взгляд, словно решая, можно ли ей доверять, он добавил: — А ты знаешь, что однажды Дора курила марихуану вместе со мной?
— Дора? — вскричала Тея, готовая услышать о своей тете все что угодно, но только не это. — Не может быть, я не верю!
— Может. Она хотела показать мне, насколько люди тупеют из-за этого.
— Ну и как, сработало?
— Да, когда мы перестали смеяться. Но сработало совсем не так, как рассчитывала Дора. Она мне показалась не тупой, а… забавной. Ну разве не забавно, когда едва знакомая пожилая женщина настолько хочет помочь тебе, что даже не боится быть арестованной? Это было…
— Прозрение? — помогла Тея.
— Мягко сказано, — кивнул Дэймон. — В любом случае Дора сделала для меня намного больше, чем я для нее. Всю жизнь было именно так, как в тот первый раз: я починил ей ступеньку, а она «починила» мою жизнь. Неравно, скажешь ты?
Тея отрицательно покачала головой.
— Нет, не скажу. Дора любила тебя и не вела подсчета.
— Да, — тихо произнес Дэймон. — Она была одна такая в городе.
Дэймон смотрел на Тею отрешенным взглядом, словно забыв о ее присутствии.
— Одна, которая не вела подсчета, или одна, которая любила тебя, Дэймон? — не удержалась Тея.
— И то и другое, — кратко ответил Дэймон.
Спрыгнув с перил, он подошел к краю крыльца и устремил свой взгляд на озеро и горы. Вид, принадлежавший Доре. Тея заметила напряжение в его сильной спине и возвращающуюся недоверчивость.
— Что же ты натворил, если весь город так строго судит тебя? — Тея встала и тихо подошла к нему.
— Ничего, — процедил он. — На мне поставили крест, как только я появился на свет. Моя мать была приходящей работницей на ферме у отца. Родив ему ребенка, она оставила меня на ферме и лишь изредка навещала. Отец был в страшном гневе.
