ее.
Розовый пузырь с сухим щелчком лопнул и пластырем залепил "следовательше" вытянутые в усмешке губы. Весь мой красивый и ладно сколоченный сценарий рассыпался на глазах. Не припомню, когда я еще попадал в более глупое положение.
– Может быть, ты боишься сказать правду? – с отчаянием спросил я.
– Да ничего я не боюсь! – вспылил парень. – Если б приходила к нам, я бы так и сказал. Но ее вчера не было. И вообще, женщины мотоциклы не брали. Они больше на банане, а за руль не садятся.
Мне стыдно было поднять глаза и посмотреть на "следовательшу". Идиот! – мысленно ругал я себя. Самоуверенный болван! Потому-то она и была спокойна, что знала: на этом пункте проката ее никто не видел. Ни на этом, ни на каком либо другом. Потому что на Нефедова наехала не она. И все-таки за ней что-то есть! Внезапный, неконтролируемый порыв, когда она кинулась от меня сломя голову, выдал ее.
– Хорошо, – произнес я. – Спасибо. Больше ничего не надо.
Это ужасно – начинать работу с нуля, когда, казалось бы, остается последний штрих и пора готовить красную ленту и ножницы для церемонии открытия. Я шел и чувствовал спиной насмешливый взгляд "следовательши". А у нее, оказывается, есть веские основания для оптимизма, думал я, а эта подавляющая все вокруг самоуверенность держится на надежной опоре.
Я подошел к машине и обернулся только тогда, когда открыл дверь. "Следовательша" шла за мной, причем достаточно быстро, что могло говорить о ее желании догнать меня. Когда она приблизилась, мне очень захотелось сделать какое-нибудь пустое заявление, вроде: "Все равно я выведу тебя на чистую воду" или "Рано радуешься", но она меня опередила.
– Думал, что все так просто? – сказала она. – Раз, два и ведро помоев на голову? Хочешь добрый совет?
– Если сможешь дать добрый, – согласился я.
– Не дергайся. Все равно ничего не добьешься.
Однако, симптомы чрезмерного самомнения налицо! Я не сдержался, подошел к ней вплотную, пригнул голову, чтобы она видела мои глаза перед собой, и выразительно сказал:
– Вполне может быть. Охотно верю, что мне не удастся добиться того, что ты имеешь ввиду. Но убить тебя я смогу наверняка. Хоть и без удовольствия, с отвращением, но этим поступком я буду гордиться всю оставшуюся жизнь.
Я увидел на ее лице то, что хотел. Она уже не усмехалась. Веки дрогнули, в глазах затаился страх.
– Что ж, – произнесла она. – Попробуй. Только не надорвись.
Мне не хотелось поворачиваться к ней спиной. Я думал, что "следовательша" после своей откровенной угрозы первой повернется и уйдет, но она продолжала стоять, как соляной столб, и смотреть мне в глаза.
Странно: мне нечего было ей сказать. Интуиция не просто подсказывала, она своим воплем заткнула рты здравому разуму, логике и фантазии, убеждая меня в том, что я стою перед убийцей Нефедова. Но меня охватило какое-то странное оцепенение. Глядя в милое личико девушки, я поймал себя на идиотской мысли, что хочу ее поцеловать.
Потом я сел в машину и куда-то поехал, сочиняя в уме письмо следующего содержания: "Прокурору Крыма. Заявление. Я располагаю рядом фактов, связанных с гибелью тринадцатого июля на пляже гостиницы "Массандра" аквалангиста Нефедова В. В., и они вынуждают совершенно однозначно квалифицировать происшествие как хорошо спланированное убийство. Готов немедленно предоставить все имеющиеся у меня доказательства лично Вам или следователю, которому вы поручите вести это не терпящее отлагательств дело…"
15
Я никогда не занимался столь неблаговидным делом, как обманом самого себя, но расписываться в собственном бессилии и полном фиаско не стал. Да, дело сложное, запутанное, но я сложил оружие не потому, что получил нокаут от миловидной девушки с платиновыми волосами. Отпала самая отработанная версия, и вместе с ней ушли в воду все концы, на которые я полагался, готовя свой «блицкриг».
Теперь надо было начинать с чистого листа бумаги: искать мальчишку на роликах, который передал убийце анкету Нефедова, это во-первых. Во-вторых, составлять со слов работников всех прокатных пунктов большой Ялты портреты клиентов, которые пользовались водными мотоциклами тринадцатого июля во второй половине дня. В-третьих, составлять досье на всех пассажиров "Пафоса", собирать на них всевозможные данные и в то время, когда они будут в круизе, вычислять автора письма и злоумышленника.
Объем работы огромный. Чтобы справиться с ним в одиночку, мне пришлось бы отойти от дел фирмы на несколько месяцев. Причем, не было никакой гарантии, что мои усилия за эти несколько месяцев приведут к положительному результату. Словом, я был готов крушить челюсти, кидаться в погоню, рисковать, идти под пули, расставлять капканы, сутками напролет крутиться в стремительной динамике событий, но только не опускаться на дно долгой и скучной рутины.
К сожалению, судьба предлагала мне или рутину, или ничего. И я помахал ей ручкой.
Когда письмо прокурору мысленно было составлено, я почувствовал облегчение и значительно воспрянул духом, подкрепив его прекрасным обедом в китайском ресторане. Оттуда я позвонил на фирму, узнал от исполнительного директора последние новости о плененном в греческом порту "Оксамите", о некотором падении курса гривны в отношении рубля, о заказе на дорогой "лендровер" и скандальном увольнении моего водителя. Затем заехал в супермаркет, купил ящик баварского пива и пять килограмм мороженых норвежских креветок и поехал на спасательную станцию устраивать праздник жизни моему алкалоиду.
– Ты меня любишь? – спросила Эмма с придыхом, едва я успел поднести трубку к уху. Черт дернул меня дать ей номер мобильного!
– Обожаю, – ответил я, одной рукой вращая руль, чтобы развернуться и выехать с парковки.
– А почему я этого не чувствую, маленький мой?
– Потому что ты не выспалась, – ответил я, испытывая желание сожрать трубку. – Тебе надо отдохнуть.
– Ты скучаешь по мне? – после паузы спросила Эмма. – Я сейчас лежу в ванной. Голая. И думаю о тебе… Ты там не один?
– Один.
– А кто поет женским голосом?
– Монсерат Кабалье… Извини, я на красный проехал, и меня гаишник остановил.
– Ладно, маленький мой. Я позвоню, когда выйду из ванной и лягу в постель.
Звони! – подумал я, с остервенением вытаскивая из трубки
