– Вероника! – смущенно одергивает кузину Грейс, а довольный Кэллум широко улыбается.
– Я считал Софи самой красивой женщиной на свете, – признается Томас и поворачивается к новому гостю. – Хотите, покажу ее фотографию?
– Да, конечно, – отвечает бедняга.
А что еще ему остается делать: в гостях воля не своя. Нет, определенно у этого парня прекрасные манеры!
Томас достает из кармана джинсов бумажник, открывает его и благоговейно протягивает фотографию гостю.
– Да, Софи и впрямь очень привлекательна, – немедленно отзывается тот.
Видимо, это становится для Томаса последней каплей: положив локти на стол и зарывшись лицом в ладони, он начинает издавать странные, сопящие, с придыханием, звуки.
– Ну вот, этого еще не хватало! – презрительно кривится Рон.
– А что тут такого! – бросается на защиту сына Марджи. – Пусть мальчик даст выход чувствам!
– Но только не за обеденным столом, – возражает Лаура.
– Мы должны предъявить Софи иск за моральный ущерб! – кипятится Вероника.
– Почему бы тебе не попытаться еще раз? – предлагает Энигма. – Может быть, во второй раз Софи согласится выйти за тебя замуж. Принеси ей свой фирменный марципановый торт. А ты говорил ей, что мы весьма богаты?
И никто, кроме Конни, не замечает, что новый гость, воспользовавшись возможностью, еще раз внимательно разглядывает снимок Софи, прежде чем вернуть его обратно.
«Ты видел, Джимми? Похоже, у нашей Софи появился поклонник».
Глава 24
Серым и туманным воскресным утром Софи садится за руль автомобиля и направляется по шоссе в сторону Бруклина.
На сиденье рядом с ней в коричневом бумажном пакете приготовлены подарки: свежеобжаренный кофе в зернах, собственноручно приготовленный торт с грецкими орехами и ликером и бутылка дорогого белого совиньона.
Софи едет на остров Скрибли-Гам, чтобы пообедать с Грейс и Кэллумом. Никогда еще она так не волновалась в преддверии светского визита, если, конечно, не считать похорон тети Конни, состоявшихся на прошлой неделе.
К несчастью, она не может успокоить себя мыслью, что в тот раз все обошлось. Реальность превзошла самые мрачные ее ожидания. Ну, во-первых, тот унизительный инцидент в такси, когда она сдуру решила, что муж Грейс станет отцом ее будущих детей. Каждый раз, когда Софи вспоминает об этом, ей хочется провалиться сквозь землю. Она снова и снова говорит себе, что стыдиться тут нечего. Она ведь не кинулась ему на шею с криком: «Любовь моя, наконец-то я тебя нашла!» Ну придумала себе какое-то несуществующее взаимное влечение. Что из того? Подумаешь! Со всеми случается. Согласитесь, маловероятно, чтобы Кэллум догадался, что она посмотрела на часы с целью запомнить точное время судьбоносной встречи, дабы рассказать потом их будущим детям.
Наверняка у каждого человека есть мысли, которыми он не стал бы делиться со всем светом. Многих посещают совершенно извращенные фантазии о том, что можно проделывать с животными или фруктами или о желании получить оплеуху от медсестры. Разница, конечно, в том, что мысли большинства людей надежно скрыты за их бесстрастными лицами, в то время как внезапный яркий румянец Софи может в любой момент выдать ее с головой.
В целом она уже вполне смирилась со своим румянцем. Это все-таки значительно лучше того ужасного нервного тика, которым страдал ее школьный друг Эдди Рипл. Это ведь даже не болезнь, а просто особенность организма. «Извините, я похожа на помидор, – говорит она окружающим. – Не волнуйтесь. Это не заразно».
Но Софи вовсе не хочется краснеть всякий раз при виде определенного человека, например Кэллума Тайдимена. Если она будет при каждой встрече с ним заливаться румянцем, люди наверняка это заметят и подумают, что Софи в него влюблена. Нет, такого допустить нельзя. В последний раз нечто подобное случилось с Софи, когда ей было пятнадцать. Она непроизвольно краснела всякий раз при виде мужчины, жившего в их доме на два этажа ниже. У мистера Фиска были большие усы, жена и трое маленьких детей. В нем не было абсолютно ничего привлекательного. В тот день в округе устроили барбекю-вечеринку. Софи ела сэндвич с колбасой и вдруг пришла в ужас, потому что представила себе, что вступила с соседом в интимную близость! Пенис мистера Фиска! Усы мистера Фиска, щекочущие ее верхнюю губу! Естественно, от таких мыслей Софи покраснела, а потом, подобно собаке Павлова, у которой при звоне возвещавшего обед колокольчика автоматически выделялась слюна – слышали про условные рефлексы? – непроизвольно заливалась румянцем всякий раз, когда видела, как мистер Фиск косит траву на лужайке, или моет машину, или беседует с ее отцом о крикете. Она испытала огромное облегчение, когда семейство соседа переехало в Аделаиду.
Итак, этот ланч – ее шанс прекратить подобное невротическое поведение в отношении Кэллума. Она подружится с Грейс и ее мужем, о чем просила в своем письме тетя Конни. Софи легко заводит новых друзей и гордится этим своим талантом. Если ей удастся не покраснеть в первые мгновения, все будет хорошо.
Конечно, проблема с Кэллумом может оказаться самой меньшей из бед, поскольку Софи не совсем уверена, с какой целью ее вообще пригласили сегодня на ланч. Как-то все это несколько странно.
На похоронах тети Конни Софи мечтала лишь о том, чтобы все поскорее закончилось и она могла бы наконец уйти. В голове не укладывалось, что она все же опоздала, чем привлекла внимание публики, а потом – о ужас! – оказалась на передней скамье вместе с членами семьи и рядом с Вероникой. Присутствующие на похоронах вытягивали шею и шушукались на ее счет добрых полчаса. Прямо за ней сидел Томас с женой Деборой и крошкой Лили на коленях. Софи чувствовала, как глаза Дебби торжествующе сверлят ее затылок, словно Дебора обошла соперницу на повороте и выиграла первый приз в лице Томаса. В какой-то момент Лили потянулась вперед и схватила Софи за волосы. «Извините, пожалуйста», – прошептала мать, отрывая ручонку дочери, но в голосе ее не слышалось сожаления. Может, Дебби специально подучила ребенка вырвать клок волос у бывшей папочкиной невесты?
После завершения панихиды Софи немного побеседовала с Энигмой и тетей Розой, и те спросили, придет ли она вечером на поминки.
– Мне пора возвращаться на работу, – извиняющимся тоном пояснила Софи.
– Мы так давно тебя не видели! – сказала Энигма. Софи видела, как плакала во время панихиды бабушка Вероники, но теперь она казалась вполне бодрой и во время разговора подкрашивала губы. – И очень соскучились! Ты должна как-нибудь навестить нас. А на Веронику не обращай внимания: подуется и перестанет. Характер у моей внучки не сахар. В детстве ее мало шлепали. А тебя шлепали? Я сторонница физических наказаний.
– О-о, постоянно, – солгала Софи.
На самом деле мама даже почти никогда не повышала на нее голос, а если вдруг такое случалось, то покупала потом дочери какое-нибудь лакомство.
– Обязательно заходи к нам, дорогая! Милости просим! – сказала Роза. – Конни бы наверняка… о господи, Конни…
Голос ее замер, и казалось, Роза забыла, о чем говорила. Она задумчиво смотрела своими светлыми глазами куда-то мимо Софи, тяжело опираясь на трость. В дорогом бирюзовом платье, роскошная ткань которого очень красиво переливалась на солнце, она напоминала престарелую фею.
– Вам очень к лицу это платье, – заметила Софи.
Роза всегда была ее любимицей среди трех старушек.
Роза моргнула и погладила ткань.
– Да. Красивое, правда? И ткань очень высокого качества. Это мой любимый цвет. Однажды я… ну да ладно. – Она нервно огляделась по сторонам, словно позабыв слова роли и ожидая подсказки.
– Гм-гм! – многозначительно произнесла Энигма. – У нас звоночек от Альцгеймера, да, дорогая?
Софи не поняла, о чем речь, но недоуменно хихикнула, а Энигма тоже фыркнула с довольным видом.
– Мы тут недавно смотрели телепередачу под названием «Звоночки от Альцгеймера». Забавно, правда? Я все время рассказываю об этом приятельницам. Некоторых это очень раздражает: говорят, мол, на себя посмотри. Конечно, может быть, я тоже страдаю старческим слабоумием: иногда и впрямь что-то забываю.
Софи тактично заметила:
– Я тоже вечно забываю, где оставила машину. Или, бывает, набираю номер, а потом не могу вспомнить, кому звоню.
К несчастью, как раз в тот момент, когда Софи и Энигма смеялись, из церкви появилась Вероника. При виде мило беседующей троицы ее буквально перекосило.
– Ах, детка, не делай такое страшное лицо! – сказала внучке Энигма. – А то раньше времени наживешь себе морщины!
– Бабушка, как ты только можешь! – Казалось, Вероника от обиды вот-вот разрыдается.
– Послушай, Вероника… – начала Софи, не зная еще, что скажет, но искренне сочувствуя в тот момент бывшей подруге.
– Не смей со мной разговаривать! – прошипела та.
Находящиеся поблизости гости, почуяв скандал, навострили уши.
