я.
– Я все еще не понимаю.
– Она пыталась изменить Джареда, Селеста, – я сжала пальцами подушку. – Ева знала, что это будет невыполнимая миссия. Вот почему она предложила мне выбрать его.
Брови Селесты подпрыгнули еще выше.
– Я потеряла три пера и все еще не отказалась от него.
Мои крылья со временем восстановятся, но вот мое сердце… Не уверена, что оно когда-нибудь залечит раны после двуличия Евы.
Селеста ничего не сказала, но я знала, что ее одолевали мысли.
Я опустила голову, мои оранжевые волосы упали на лицо.
– Мне следовало прислушаться к тебе.
– Лей?
– Да?
– Я не позволю тебе провалиться.
Я вскинула голову и уставилась на Селесту опухшими глазами.
– Перво-наперво дай мне обещание. Ты не будешь отказываться от миссии, договорились?
Я сглотнула.
– Но, Селеста…
– Договорились? – повторила она непреклонно.
Я прерывисто вздохнула.
– Джаред пробуждает во мне худшее. Я потеряла еще два пера за ложь!
– О чем ты соврала на этот раз?
Я поморщилась.
– О том, что вино ужасно на вкус.
– Ты пробовала вино?
– Он заставил меня.
Подруга сморщила нос:
– Заставил?
– Он сказал, что уйдет и никогда больше не подпустит меня к себе, если я не попробую вино, которое он выбрал к ужину.
– Подожди… Ты с ним ужинала?
Я описала Селесте свой странный вечер, не упуская ни одной детали. Рассказала ей об эксгибиционистских наклонностях Джареда, – а как еще назвать то, что он делал в спальне, – о его странном флирте и еще более странном телефонном звонке и приглашении после того, как я ушла. А потом я объяснила, как узнала о предательстве Евы.
– Каждый в Системе Оценки может быть исправлен. Иначе их бы там не было, – Селеста обхватила обе мои руки своими. – Лей, ты самый целеустремленный и терпеливый ангел в человеческом мире.
Я закатила глаза.
– Не закатывай на меня глаза. Я сейчас очень серьезна. Ты лучшая из нашего вида.
– Это не так.
– Ты единственная из неоперенных во всей истории, которая заработала более девятисот перьев, при этом ни разу не потеряв ни одного. И ты, скорее всего, не лишилась бы ни единого перышка, если бы не взялась за Тройку.
– Держу пари, что есть и другие.
– Нет. Их нет. Я проверила, потому что мне было любопытно. А теперь иди спать, завтра мы нанесем твоему грешнику небольшой визит.
– Селеста, я не думаю… Я не хочу, чтобы ты пошла со мной.
– Почему?
– Потому что там мафия, дорогая.
– Оу. Ты беспокоишься обо мне?
Я похлопала подругу по руке.
– Да, беспокоюсь.
Селеста одарила меня широкой улыбкой.
– Не стоит. Я самый стойкий и, по словам твоей подружки, самый омерзительный неоперенный в округе.
Я напряглась.
– Ева назвала тебя омерзительной?
Улыбка Селесты стала шире, на щеках появились ямочки.
– Я называла ее и похуже. Потеряла перышко. Но оно того стоило.
Я потрясла головой.
– Селеста, Селеста, Селеста. И что мне с тобой делать?
– Ты доставишь свою задницу в Элизиум, выйдешь замуж за Ашера, а затем начнешь менять дурацкие законы.
Впервые за ту ночь я улыбнулась и поклялась, что сделаю все от меня зависящее.
Селеста выставила мизинец и пошевелила им.
– Клятва на мизинчиках.
– Моего слова тебе уже недостаточно?
– Твое слово – это хорошо. Твой мизинец – еще лучше.
Не знаю, как мой мизинец может превзойти слова, но я послушалась и сцепила наши пальцы. А потом прижала Селесту к себе и крепко обняла.
Я пробормотала в ее спутанные волосы:
– Не думаю, что когда-нибудь смогу простить Еву, – я вдохнула чистый, теплый запах кожи Селесты, похожий на аромат свежевыстиранных простыней. – Теперь у меня есть только ты.
Жилистые руки подруги сжали меня на удивление сильно.
– Вместе против всего человеческого мира.
Я вздохнула в ее волосы.
– И ангельского тоже.
Глава 19
Я спала беспробудным сном, будто кто-то ударил меня по голове. Сон ослабил пульсацию в висках, но мало помог успокоить трепещущее в груди сердце.
Сновидения дали отсрочку, но как только мои глаза открылись, предательство Евы накрыло меня, словно арктический водопад, оставив промерзшей до костей крыльев. Я обхватила пальцами теплую подушку, размышляя, не позвонить ли Еве через голосвязь гильдии.
Хотя противостоять подруге в настолько эмоционально нестабильном состоянии, вероятно, было не лучшей идеей. К тому же мне не хотелось видеть ее лицо через наш голографический телефон. Если бы она вообще ответила на мой звонок. Скорее всего, Ева слишком занята сбором оставшихся четырнадцати перьев.
Я вдруг вспомнила, как настойчиво она отказалась выбрать грешника в Париже. Должно быть, знала, что я догадаюсь о ее поступке.
Тихий стон, полный боли, встал поперек горла. Я попыталась подавить его, но он все равно вырвался наружу и затерялся в скрипе открывающейся двери.
– Я как раз собиралась тебя будить, – Селеста зашла в спальню и поднесла мне большую кружку. – Я сварила тебе ванильный латте.
– Спасибо, – я села и взяла кофе. – Я не думаю… не думаю, что хочу…
– Не-а, – подруга сбросила одеяло с моих ног. – Ты идешь, и я иду с тобой.
– Селеста…
– Если ты не пойдешь, Ева выиграет.
– Может быть, я больше не хочу побеждать.
– А я не хочу, чтобы выиграла она, так что вставай. Выпей кофе с сиропом, а потом оденься. Мы выходим через пятнадцать минут.
Я одарила Селесту своим самым тяжелым взглядом – или, по крайней мере, попыталась. Это было нелегко – подруга лишь закатила глаза на мою попытку выглядеть сердитой.
– Кроме того, ты пообещала мне на мизинчике. Эта клятва нерушима.
* * *
В полдень мы прибыли на площадь Вогезов, под аркадой уже было не протолкнуться. Очередь просителей вилась по всему кварталу. Интересно, как долго Джаред этим занимается? Положил ли начало ежемесячной традиции его дядя?
– Le culot de ces deux-là. «Эти двое такие наглые». Костлявая рука сжала мое предплечье и развернула меня. – Hé-oh. Derrière. «Встань в очередь».
Я скинула руку женщины.
– Мы здесь не для того, чтобы…
Прежде чем я успела объяснить, что мы пришли не ради аудиенции с Джаредом, Селеста прорычала:
– Не трогайте мою подругу.
– Я жду уже больше двух часов! – взвизгнула женщина, схватившая меня за руку.
Я оттащила Селесту назад.
– Мы здесь не по тем же причинам, что и вы.
Женщина сцепила руки перед собой.
– А зачем же?
Позади нее пожилая дама с облаком седых волос прижала к себе в защитном жесте маленького мальчика.
Взгляды в нашу сторону варьировались от раздраженных и обеспокоенных до откровенно агрессивных.
– Elles sont peut-étre des putes, – услышала я чей-то
