После разговора с режиссером Саша совсем потерял голову. Он был счастлив. Эхо слов Сильвестра – «в твоей игре есть моменты вдохновенные» – ширилось и ширилось и заполнило всю жизнь Александра.
Смеясь над собой, он все-таки написал панегирик наступившим счастливым дням: «Начался удивительный период. Наташа, как я чувствую, забывает мужа, прощает себе свою вину перед ним, а режиссер простил мне все и относится ко мне со все большей симпатией. Невероятно – после всего! Да, мне нужно только одно: доверять этому удивительному человеку. С ним я восстану из пепла». Александр посмотрел на последнюю фразу, поморщился и, помедлив секунду, зачерк– нул ее. Написал: «С ним меня ждет возрождение». Подумав, зачеркнул снова и сказал полушепотом: «Что я мудрю! С ним меня ждет успех – этого достаточно».
Не перебивай мои паузы
Сергей и Александр на репетициях объяснялись друг другу в любви, давали клятвы, а когда Сильвестр объявлял: «На сегодня все!», расходились, стараясь не встречаться глазами. Единственные слова, которыми они обменялись за несколько десятков репетиций – «добрый день» и «до встречи». Все остальное – пламенные диалоги Ромео и Джульетты.
Александру показная легкость – в общении с коллегами, во время репетиций – давалась с большим трудом. Тут бы самое время ему вспомнить про парадоксы легкости и тяжести, но он больше не обращался к этой символике. Она устарела. Вместе с ней потеряли остроту и его переживания насчет аборта. Утратила власть и навязчивая идея, что они с Марсиком проживают какую-то единую судьбу.
Если сравнить человека с государством – эти символы, став исторически важными, памятью о прошлом, пусть и неславном, были сданы в музей. Александр иногда вспоминал о них, даже ностальгировал – уважительно посещал музей. Но надолго там не задерживался.
В музей была сдана и ненависть к Сергею. Чучело задушенного зверька стояло в самом темном зале, на самом непочетном месте – туда Александр не заходил. Он попытался сдать в музей и чувство к Сергею, но сделать этого не смог. Мешала роль, необходимость любить «своего Ромео». В этом чувстве все еще таилась энергия взрыва.
А потому, когда в коридоре он заметил Преображенского, стоящего у его гримерки, то замедлил шаг, пытаясь совладать с чувствами.
Сергей смотрел на Александра, как не смотрел уже давно – хотя и с некоторой опаской, но без неловкости. Александр подошел ближе, и Сергей протянул ему ладонь для рукопожатия.
– Привет! – Александр как можно более небрежно и, пытаясь улыбнуться равнодушно, пожал протянутую ему руку. Сердце застучало в пальцах, и он быстро высвободил их.
– Привет! – почувствовав дрожь в Сашиных пальцах, Сергей смутился и от смущения начал говорить деловым голосом: – Слушай, я тебя кое о чем хочу попросить. Зайдем к тебе на минутку?
– Конечно, конечно. – Александр вставил в замок ключ, повернул его, распахнул дверь и жестом пригласил Сергея.
– Садись, – Александр кивнул на пожилое, видавшее виды кресло.
– Нет, я и правда на минутку. Я вот о чем… Ты как вообще?
– Я нормально, – ответил Александр. Если чувство к Сергею вспыхнет снова – всему конец. И его карьере в театре, и отношениям с Наташей. А потому сейчас в нем преобладал страх, который, как ни странно, помогал поддерживать вожделенное равновесие чувств.
– Я так и думал, что нормально! Ты играешь все лучше и без помех, – Сергей с царственной небрежностью отвесил комплимент.
– Да, – улыбнулся Александр, – теперь без помех.
– Тогда, – с заметным облегчением сказал Сергей, подхватывая его улыбку, – тогда послушай. – Сергей пристальнее вгляделся в Александра и окончательно убедился, что о деле можно говорить беспрепятственно. – Саша, ты на сцене так торопишься, что перебиваешь мои паузы.
– Твои паузы? – Александр, «плавающий в своих чувствах», настолько изумился, что прекратил заплыв.
– Только не говори, что ты думал, будто паузы общие, – сказал Сергей безо всякой иронии.
– Нет, но… Я как-то не думал, что они лично твои.
Они снова улыбнулись друг другу. Сергей неожиданно сел в кресло, от которого полминуты назад отказался. Напротив него, сняв теплую куртку и почему-то положив ее себе на колени, сел Александр.
– Нет, правда, – продолжал Сергей, и Александр, вслушиваясь в его интонации, понял: Сергей пришел, чтобы заключить мир. Чтобы забыть старое. – Ты прямо атакуешь меня своими монологами. Побиваешь меня словами, как камнями. Понимаешь?
– Не вполне, – признался Александр. – Но вот вчера меня Сильвестр попросил накал снизить.
– Попросил? – Сергей по-дружески ткнул Александра кулаком в плечо. Ему пришлось немного привстать со старого кресла, которое, казалось, не скрипнуло, а тяжело вздохнуло, когда Сергей снова сел. – Если он снова у тебя что-то будет просить, ты меня позови, я тоже хочу посмотреть на чудо.
– Ну, хорошо, не просил, а требовал… – Он почувствовал легкую боль в плече от этого удара, с недовольством посмотрел на лукаво улыбающегося Сергея и сдался. – Хорошо. Он мне приказал. Приказал.
– Вот это ближе к правде. И Сильвестр прав! Он прав, как всегда. Вот, например, мне из-за тебя очень трудно дается сцена у Лоренцо. Где я после твоих слов о любви… – Сергей с легким испугом посмотрел на Александра и решил сформулировать немного по-другому: – После слов Джуль-етты о любви мы стоим у брата Лоренцо, – Сергей поднялся с кресла, чтобы показать, как именно он стоит, и все его тело наполнилось нетерпеливой страстью. – Вот мы встретились. Ромео и Джульетта увиделись в келье, и оба так накалены, что Лоренцо боится оставить нас одних. И я говорю: «Скажи, Джульетта, так же ль у тебя от счастья бьется сердце?»
– Разве я оставляю тебе слишком маленькую паузу? – Александр слегка обиделся и спросил уже совсем укоризненно: – Разве сразу я тебе отвечаю?
– Саша! Ты вообще ничего не должен отвечать! Посмотри текст! Зачем ты говоришь «О да! О да!»?
Александр медленно и густо покраснел.
– Там вообще нет такой фразы! Это я привел самый яркий пример. Чтобы ты понял: ты не даешь мне говорить даже мои монологи.
– Извини, ты же знаешь, что я не специально…
Сергей подумал: «Ну конечно, не специально. Это природа берет свое, и ты не специально делаешь все, чтобы испортить мои монологи».
– Да, конечно, я знаю, что ты не хочешь навредить моей игре, иначе я не стал бы с тобой это обсуждать. Конечно, знаю, – добавил Сергей. – В общем, постарайся давать мне возможность отыграть все паузы.
– Я тебя понял, Сережа. А могу я тебя спросить?
Сергей почувствовал, что сейчас может прозвучать какой-то интимный вопрос, и решил не дать Саше возможности перевести разговор в опасную область.
– Да нечего спрашивать, – он поднялся с кресла, которое на этот раз не издало ни звука, словно онемело. – Предлагаю репетировать так, будто этих… – Сергей замялся, подбирая наиболее мягкое слово, – этих событий вообще не было. Как думаешь?
– Я с радостью.
– Замечательно! – сказал Сергей и направился к выходу.
Сергей уже уходил, когда Александр запустил ему вслед:
– А вот на премьере, боюсь, не сдержусь. Все твои паузы зарежу.
Он просто хотел еще на минуту задержать Сергея, еще немного порадоваться, что они помирились. Но Сергей обернулся и так зло глянул на Сашу, что тот еле удержался, чтобы не отпрянуть.
– Сережа, я же пошутил. Конечно, на премьере я буду думать только о том, чтобы ты мог сыграть все паузы… – Преображенский нахмурился еще сильней, его брови почти соприкоснулись. – Извини, это, наверное, нервное, нервное, наверное…
Сергей улыбнулся, несколько официальней, чем того бы хотелось Александру, и вышел из гримерки.
Саша решил наконец-то повесить куртку, которую держал в руках. Насадил ее на крючок. «Все ве-ли-ко-леп-но!» – произнес он довольно громко, обращаясь к куртке.
На секунду он охладил свой восторг мыслью о том, что во вновь начавшейся дружбе таится опасность. Мелькнуло даже подозрение, что Сергей хочет снова вызвать в нем бурю эмоций, чтобы свергнуть его с роли и тем самым избавиться от неудобного партнера. Но подозрение было столь же болезненным, как и восторг. Это Александр тоже понимал.
Головокружение продолжалось. И как спасение явилась мысль: «Надо сходить к Стравинской! Сейчас!» Ничего особенного он от старой актрисы не ждал, просто хотел рассказать человеку, хорошо к нему относящемуся, о том, что происходит. Попросить совета. Правда, ему мало помогают чужие советы – он всегда поступает так, как ему подсказывают эмоции, которыми он совсем не научился управлять.
Сейчас, перед важной репетицией он хотел благодаря Стравинской обрести почву под ногами, остановить головокружение. Хотя бы благодаря ее умиротворяющему голосу. Ее доброму, слегка лукавому взгляду. Благодаря ее старости, в конце концов. Старые люди действовали на Александра успокаивающе. В присутствии стариков суета казалась нелепой, тревоги – не такими уж тревожными, страхи – не столь страшными. Глядя на стариков, Александр понимал, что придут еще дни, еще и еще, и вся круговерть дня сегодняшнего станет прошлым. И все, что заставляло сердце бешено колотиться – как сейчас, когда он пожал Сергею руку, – утратит силу. Осознание этого приносило ему покой. Конечно, разговоры со стариками не были панацеей и порой не производили на Александра никакого впечатления. Но сейчас он шел по длинному коридору не за советом, а именно за покоем, который надеялся почувствовать в присутствии Стравинской.
