Актеры слонялись по театру, переходили из одной гримерной в другую, заходили в буфет, подбадривали воображение водочкой, собирались стайками за кулисами и снова рассеивались по гримерным. Загадочный полушепот раздавался отовсюду. Артисты, причисляющие себя к особо осведомленным, говорили с интонацией людей, посвященных в государственные тайны. Голос повышал только Семен Балабанов: «Что же будет теперь, люди?» – грохотал он. Его просили сделать звук потише, он выполнял просьбу, но уже через пару минут разражался новыми восклицаниями.
Уехал Сильвестр в одиннадцать утра, а в три уже все знали, как было дело. «Утром наш позвонил Ипполиту Карловичу, а тот в страшном гневе: "Срочно приезжай! Не медли ни секунды!"»
В пять часов сплетня приобрела более угрожающие формы. Звонил уже не Сильвестр, а разгневанный Ипполит Карлович. «Позвонил Ипполит нашему прямо на мобильный. Трубка от крика чуть не лопнула! "Что ты творишь, падло! Срочно ко мне!"»
Сплетня восьми часов: «В три часа ночи Ипполит Карлович разбудил Сильвестра. Зарычал в трубку, как леопард, нет, как самка леопарда, а они страшнее: "Я завтра же позвоню министру, и тебя мигом уволят! Падло!"» – «Но только никому об этом! – и артисты прикладывали пальцы к губам: – Тс-с-с…»
И наконец, в девять часов вечера родилась последняя сплетня.
Старичок актер, уже лет двадцать появлявшийся на сцене только в ролях старых, преданных своим господам слуг, слегка пришепетывая и неустанно поправляя правой рукой остатки седых волос, поведал собравшимся: «Утром в театр приехала машина. Вышли люди – штатские, но по лицам было видно, из какой они организации. Сильвестр это почувствовал, схватился за сердце». Старый актер, закатив глаза, показал, как Сильвестр схватился за левую грудь. В группе актеров кто-то хохотнул, что совершенно не смутило оратора.
– Люди штатские, но мы-то знаем, из какой они организации, говорят: «Поздно за сердце хвататься, Сильвестр Андреевич. Вы арестованы». «За что?» – побледнел Сильвестр и стал хватать ртом воздух, как рыба на берегу.
Старый актер изобразил рыбу, выброшенную на берег: дико выпучил глаза и стал беспомощно открывать и закрывать рот. Хохот усилился и снова не произвел в старике никакого смущения. Он продолжал:
– «Вы, гражданин, белугой не прикидывайтесь! – отвечают Сильвестру нашему мнимо штатские люди. – Вы нарушили статью такую-то, пункт такой-то и поедете с нами». Ну, Светочка наша любимая, Сцилла Харибдовна наша, в слезы. А Сильвестр понял, что песня его спета. Попрощался с семьей по мобильному. «Ириша, поцелуй от меня дочь, – старик сделал вид, что говорит по мобильному, показывая, как в голосе режиссера борются страх и нежелание беспокоить близких. – Если не вернусь, не отдавай малышку в театральный институт. Это к добру не приводит». Сказал так Сильвестр и сгинул вместе со штатскими людьми. Но мы-то знаем, из какой они организации.
Старику, мечтающему о чем-то большем, чем роли слуг, было очень приятно создавать и транслировать картины ареста и унижения Сильвестра. Он закончил речь, весьма взволнованный, не исключено, что он на время поверил в то, что говорил. А слушатели поняли: воображение вывело их слишком далеко за пределы здравого смысла. И стали прощаться, все еще сохраняя таинственность, но досадуя, что старик своими совсем уже дикими фантазиями дискредитировал все прежние версии.
Александр не помогал сплетне овладевать театром. Он сам недавно был жертвой пересудов. И сейчас, видя, каким чудовищем становится новость об отъезде Сильвестра к Ипполиту Карловичу, думал, каких же содомо-гоморрских образов насочиняли коллеги, когда сплетничали о его влюбленности в Сергея.
Александр спускался в лифте, чтобы попасть в свою гримерку. Лифт остановился, медленно раздвинул двери, и Александр увидел господина Ганеля.
– Я вас ищу, я вас везде ищу! Я только что от Иосифа!
– Да? И что он вам говорил?
– Неважно, что он мне говорил! Важно, что я прочел в его голове.
– О боже, Ганель…
– Что боже? Что боже? Помните, как я угадал про Максика? Тогда, в ресторане?
– Про Марсика.
– Так почему же вы мне сейчас не верите?
– И что вы прочли?
– Только не надо так снисходительно! – разозлился господин Ганель.
– Я не снисходительно, я ведь тоже волнуюсь, сегодня такой нервный день.
– Иосиф хочет все разрушить. Он хочет сам – поверьте, я это ясно слышал, хоть он и молчал, – он хочет сам руководить театром! Я давно подозревал, но теперь убедился совершенно.
Александр улыбнулся. Эта новость была из разряда фантастических. «Да, – подумал он, – вот и господина Ганеля наш театр с ума свел. Воображение убивает один разум за другим».
– Господин Ганель, вы меня простите, но теории заговора – это же пошло.
Карлик покраснел от гнева. Александр предпочел этого не заметить:
– Как Иосиф может справиться с Сильвестром?
Господин Ганель нахмурился.
– Иосиф всех нас уничтожит! Всех! Надо срочно рассказать Сильвестру! Андреевичу! Он выделил Иосифу кабинет! Иосиф и сейчас там сидит! А кто он такой? Ну кто?! Саша, подумайте о том шансе, который Сильвестр Андреевич нам дает! Если вам не жаль его, подумайте хоть о себе!
– Уж кого мне не жаль, так это Сильвестра.
– А будет, будет жаль!.. Я никак не могу найти удобного момента, чтобы Сильвестру Андреевичу об этом сказать! Вот когда вы с ним разговаривали, я хотел ему об этом сказать, а он слушать не захотел. Вы, Саша, мне были нужны, чтобы подтвердить.
– Господин Ганель! – испугался Александр. – Что подтвердить?
– Что у меня дар. Я вас уверяю, Иосиф задумал что-то страшное.
Александр взял господина Ганеля за руку – он испытывал нежность к этому созданию.
– Пожалуйста, не делайте этого. Даже если вы хотите таким образом приблизиться к Сильвестру, не надо. Найдите другой способ.
– Да меня все эти ваши интрижки не интересуют, поймите вы уже наконец! Приблизиться! Как неприятно это слышать! Тем более от вас.
«Вот же нелепый какой человек! – подумал Александр. – Ведь он, дурашка, и правда пойдет к Сильвестру со своей магией».
Господин Ганель вдруг вцепился в руку Александра так крепко, что тот вскрикнул.
– Ага! Вот так же он меня за руку взял, и я в одну секунду планы его узнал! Вот сейчас вы думаете, что я нелеп, да? Все! Считайте, я вам ничего не говорил! Можете спокойно погибать!
Господин Ганель злобными шажками удалялся по коридору.
– Постойте! – крикнул ему вслед Александр. – Как же вы об этом скажете? Сильвестр вас на смех поднимет!
Господин Ганель остановился:
– Чтобы он меня «не поднял на смех», – противным голосом передразнил он Александра, – со мной должны пойти вы и доказать, что мои способности – не блеф.
– Надо все обдумать, господин Ганель.
– Чего тут думать! – карлик в ярости топнул левой ногой. Поморщился от боли – он явно не рассчитал силу удара. Тем не менее он столь же яростно топнул правой ногой – с такой страстью, словно после этого удара должна разверзнуться земля. Александр не вынес этого зрелища и засмеялся. Услышав оскорбительный смех, карлик побагровел от гнева и удалился уже окончательно.
Александр вернулся в свою гримерку. Ему было неловко, что он обидел господина Ганеля, но его просьбу он выполнять не собирался. «Донос телепата – что-то новенькое. Я прочел мысли Иосифа, он подлец, прогоните его…»
Александр подошел к окну и стер рукавом влагу со стекла. Он почувствовал, как устал за этот день. «В театре бог знает что творится, Ганель куда-то тащит, дружба Сергея как минное поле. Устал я».
Он вдруг захотел исчезнуть из пространства, где его разрывают противоречивыми требованиями. Пора было идти домой, идти к Наташе.
Но Александр все смотрел на укрывающуюся снегом улицу.
Твой кофе омерзителен
А Иосиф тем временем восседал за компьютером. Готовился писать. Как всегда, когда тема казалась ему важной, он, не желая того, становился важным сам. Глаза смотрели в монитор, излучая мысль чрезвычайной глубины. Лоб хмурился так сильно, словно едва сдерживал напор идей.
Он сделал над клавиатурой несколько пассов, отчего стал похож на пианиста, который разминает руки перед игрой. И вдруг ринулся на клавиши.
«Глубокоуважаемый Ипполит Карлович! Я бы не решился Вас побеспокоить, если бы не чрезвычайные обстоятельства».
«Нет, что-то не то», – Иосиф откинулся в кресле. Он внезапно застеснялся того, что собирался сделать. Повернулся к компьютеру вполоборота, покосился на текст одним глазом и напечатал одним пальцем: «Мне стала известна информация, скрывать которую я считаю низостью».
Подумал: «Что-то от девятнадцатого века в этой фразе… Да ладно. Нормально». И застучал по клавишам одним пальцем, все еще продолжая немного стесняться того, что писал: «Режиссер Сильвестр Андреев за время Вашего отсутствия довел вверенный ему государством, Богом и Вами театр до полного морального разложения».
