Она развела руками.
– А что с ней делать, и не знаешь… – усмехнулась она. – Думаешь, мамочка подскажет? Выручит, да? Думаешь, у меня чертежи построения государства российского в лифчике спрятаны? Карты-схемы за голенищем сапога?
Я видел, как Сильвио сжал кулак. Гринева рывком поднялась из кресла; на своих высоченных каблуках она оказалась одного роста с Сильвио.
– Ты думаешь, мне власть нужна? – с пугающим спокойствием спросила она. – Быть мартышкой на троне, как Тихий был? Мразь! Гори он в аду, сучье семя!
Она сплюнула на ковер. Очевидно, ей тоже не очень нравился покойный.
– Ты спрашиваешь, где герои? – Она подалась вперед, Сильвио от неожиданности отпрянул. – Где люди, способные на поступок? Где настоящие мужики? С настоящими яйцами?
Она гадко засмеялась.
– Нету! Вывелись! Тихий всех и вывел… Да, ничтожество, да слизняк! А ведь удалось! Получилось!
Она звонко хлопнула в ладоши.
– Впрочем, никто особо и не сопротивлялся. Каждый урвал себе кусок пожирней, да с ним и в нору – буду тихо сидеть, авось не тронут. Бог не выдаст, свинья не съест! Еще как съест! Страх и глупость – даже не знаю, что гнуснее. Трусость, наверное… Он так всех по одному и передушил, кого здесь, кого там: Гошу Высоковского, Зураба, Макса Гусева, Мишку Лифшица… Господи, господи, сколько же трупов… Вся жизнь, как сказка Гофмана. Я Тихого так и окрестила поначалу – Крошка Цахес.
Она замолчала, потом продолжила тихим мрачным голосом:
– Я тоже поначалу думала: не тронет. За что меня? Какой смысл, какая логика? А потом поняла: не в логике дело. Это процесс, как в сказках: в конкретный день, на конкретную гору приводили одного жителя деревни, прилетал дракон, пожирал жертву и улетал. До следующего раза по расписанию. Все по расписанию: запланированные заклания олигархов, запланированные судилища над врагами Отчизны, запланированные войны-войнушки – все для поддержания патриотического духа.
Она перевела дух и почти крикнула:
– Мы в кольце врагов, победа или смерть, если враг не сдается… У этой инфузории даже лозунги все были ворованные!
Я слушал и рассматривал ковер. Неожиданно орнаментальные лопухи сложились в хищно оскаленную морду.
– Так что я гадину эту раздавила, считай, из трусости. – Она устало опустилась в кресло. – А что касается страны и, прости господи, народа… – Она уныло покачала головой. – Народа… Да и нет никакого народа… Так, людишки разные. Не может существовать государства, идеология которого основана на ненависти. Не может! И не должно.
– Так, значит, не было плана… – не то спросил, не то подтвердил Сильвио. – Не было.
– А что, бунтуют уже? – устало проговорила Гринева, чуть язвительно. – Чернь восстала? Ужель грядет бессмысленный и беспощадный?
– Помилуйте, Анна Кирилловна! Да у вас мания величия! Я вас, безусловно, уважаю, но неужто вы думаете, что из-за вас народ выйдет на улицы? Бунтовать? – Сильвио развел руками. – Увы! И потом, вы меня извините, но в вопросах о тонкостях русской души я все-таки отдаю предпочтение Федору Михайловичу. При всей моей любви к Александру Сергеевичу. Как там…
Сильвио потер подбородок, пытаясь вспомнить.
– Ну как там? – Он повернулся ко мне, прищелкнул пальцами. – Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе… Как там дальше, ты ж помнишь, Незлобин.
Разумеется, я помнил. Я использовал эту цитату в качестве эпиграфа к своему реферату «Анатомия русской смуты: социологический портрет».
– …эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки «передовых», которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что, впрочем, тоже случается.
Я замолчал, Сильвио умильно посмотрел на меня, точно это он собственноручно слепил меня из глины и вдохнул жизнь. Гринева первый раз за все время нашего пребывания в комнате взглянула на меня.
– Если только не состоит из совершенных идиотов, – повторила она с расстановкой. – Именно!
Затренькал телефон, Сильвио вытащил из кармана мобильник.
– Я же сказал! – заорал он в трубку и тут же осекся.
Такого раньше я не видел – за секунду его лицо стало не просто бледным, оно стало белым как мел. Он нажал отбой и медленно спрятал телефон.
– Моя дочь… – Он точно поперхнулся. – Мою дочь украли… Жанну украли…
32
Шаблонность трагедии и голливудская затасканность сюжета делали происходящее еще страшнее, поскольку ты видел, читал и слышал подобное так много раз, что даже, сам не желая того, мог предвидеть все последующие события шаг за шагом: звонок похитителей, фото жертвы с сегодняшней газетой в руках, еще звонок, угрозы, отрезанный мизинец в конверте, передача денег на каком-нибудь мосту или на вокзале в час пик.
Все произошло в школе: шел третий урок, география, Жанна подняла руку, попросилась выйти. Охранник по этажу видел, как она зашла в уборную. Через десять минут прогремел звонок, началась перемена. Девочки в уборной не оказалось. Одно из окон было распахнуто настежь, рядом с окном к стене крепилась пожарная лестница. Похититель наверняка был отменным атлетом или цирковым гимнастом, он преодолел почти полтора метра по узкому карнизу, дотянулся до лестницы и спустился с третьего этажа. И все это он проделал с заложницей под мышкой.
Через час появилась надежда: удалось запеленговать сигнал ее маяка – обе сестры носили на запястье браслеты с микрочипом.
– Садовое кольцо. Район планетария. – Генерал-майор МВД толстым пальцем елозил по экрану монитора. – Цель движется в сторону…
– Какая на хер цель! – перебил его Сильвио. – Это моя дочь!
– Простите, Глеб Глебыч, – испуганно вытянулся генерал. – Э-э… движется в сторону площади Восстания.
– Кто руководит операцией? Где Григорян? – Сильвио нервно стукнул кулаком в стол. – Где Григорян?
– Вы же сами его… – нерешительно сказал генерал.
– Черт!
– В районе четыре группы, на подходе вертолет с пятой группой…
– Никаких вертолетов! Вы еще танки пошлите! Действовать тихо, на цыпочках!
– Есть на цыпочках, есть никаких вертолетов! – Генерал повернулся, крикнул кому-то: – Отменить «вертушку»!
Сильвио приблизил лицо к экрану, не отрывая взгляда от пульсирующей зеленой точки, что ползла по крупномасштабной карте. Судя по скорости, это был автомобиль. Точка задержалась на углу у сквера перед высоткой на Восстания и неожиданно стремительным рывком пересекла площадь по диагонали.
– Что за черт… – пробормотал генерал, схватил микрофон, щелкнул выключателем. – Все мониторы наружки! Квадрат пятьдесят семь, пятьдесят девять! Всем! Повторяю пятьдесят семь, пятьдесят девять!
Из генеральского кабинета мы бегом спустились этажом ниже. В просторном помещении, похожем на спортзал, в четыре ряда стояли столы с мониторами, за каждым сидел оператор в наушниках, думаю, людей было не меньше сотни. От треска клавиш стоял гул, точно кто-то неутомимо пересыпал речную гальку. На дальней стене висел огромный экран, разделенный на квадраты. На центральном мониторе светилась карта с изумрудным огоньком. Теперь он двигался в сторону Смоленской. Комната, оборудование, операторы – все это напоминало космический центр управления.
– Вывести наружку на центральный! – приказал генерал в микрофон.
По бокам главного монитора включились экраны поменьше, я узнал площадь Восстания, Садовое кольцо. Машины ползли неспешным плотным потоком. Вспыхнул красный свет, машины остановились. На других экранах появился угол какого-то роскошного магазина, стоянка такси с дюжиной скучающих легковушек.
– Вон! – крикнул кто-то. – Белый мини-вэн!
Я увидел его в потоке машин; мини-вэн дополз до края экрана и пропал.
– Вести! Вести его! – заорал генерал. – Где следующая камера?
Включился другой монитор. Там тоже появился белый мини-вэн, обычный, ничего примечательного, у нас на таких ездят сантехники или развозят по магазинам булки из пекарни.
– Перекрыть движение! Включить «красный» на Смоленке! – отрывисто приказал генерал.
– Где ваши люди? – сипло спросил Сильвио. – Дайте мне командира!
– С Карцевым соедините! Немедленно! – Генерал поправил дужку микрофона. – Карцев! Ты где? Карцев?
Сильвио выругался, бесцеремонно стянул наушники с головы генерала.
– Карцев! Это Сильвестров! – Он запнулся, быстро вытер лицо ладонью, продолжил глухим голосом: – Слушай, брат, там моя девчонка, моя дочь… Постарайся, а? Я тебя очень прошу. Очень.
