из всех ночей… Уже было 7 часов утра, а на востоке только едва брезжило слабое мерцание света. Вдруг дома так сильно покачнулись от подземного толчка, что мы в испуге принуждены были поспешно оставить наш двор, тесный и отовсюду открытый, и решились искать безопасности где-нибудь на просторе, за городом. Толпа встревоженных горожан следует за нами, суетится, давит нас, и всякий думает, по обыкновению одержимого страхом, что должно делать то же, что делают другие. Вот наконец мы и за городской стеной, но далеко еще не у предела приключений и ужасов. Представь себе только то, что колесницу нашу вскидывало кверху и поминутно выбивало из колеи, как ни старались мы держаться в ней… Беглецы, озаряя факелами свой сбивчивый путь, сперва устремились было к морю, в надежде спастись по его волнам, но, увы! оно бушевало и кипело под порывами берегового полноветрия и было решительно недоступно… Море как будто опрокидывалось само на себя и отступало от дрожащих берегов; местами песчаное дно его обнажалось, покрытое там и сям морскими травами. Над морем висела в воздухе черная туча, то прорезываемая временами извилистой линией огня, то рассекаемая во всей своей массе молнией… Положение наше было ужасно: нас густо окидывало золою; дым нагонял по пятам, и страшно теснила толпа; от давки задыхались. Я вздумал было свернуть в сторону с большой дороги, пока еще можно было кое-как распознать местоположение, — но поздно: настал непроницаемый мрак, походивший не на безлунную и беззвездную ночь, а на совершенное отсутствие света в комнате, отовсюду плотно запертой и закрытой. Мужчины, женщины и дети огласили воздух воплями безнадежности, жалобами и плачем. Кто звал отца, кто сына, кто отыскивал затерявшуюся жену; тот оплакивал собственное несчастие, другой трепетал за друзей и родных; нашлись люди, призывавшие на помощь смерть, из опасения умереть! Некоторые молились, некоторые громко кощунствовали, утверждали, что богов уже нет нигде, что настала последняя ночь для вселенной. Самые неблагонамеренные усугубляли общий страх, распуская слухи о разных ужасах своего изобретения… Сверху посыпался пепел, но такой густой, что нам приходилось беспрестанно стряхивать его с себя, иначе нас, конечно, засыпало бы тут же и навсегда. Не скоро начала редеть среда дыма, испарений и золы, и даже когда она мало-помалу рассеялась в пространстве, подобно легким облакам, долго еще солнце казалось тусклым, как будто при затмении…»
Так погибла Помпея. Восемнадцать столетий пролежала она прежде, чем вновь выйти на свет Божий, чтобы поведать нам о том, как жили древние римляне, и, нужно сказать, язык, которым говорят теперешние ее развалины, найденная в них домашняя утварь, предметы роскоши, живопись, скульптура, памятники письменности, вся домашняя обстановка, наконец, и сами печальные останки древних обитателей, — язык этого мертвого города очень красноречив. Помпея знакомит нас со своею былою жизнью не рассказом, а показом.
В Помпею, которая была расположена на возвышении, вело восемь ворот. Войдя в одни из них и поднявшись по древней мостовой, мы чуть ли не через несколько шагов находимся уже в самом сердце Помпеи, на ее форуме, с его пьедесталами, на которых стояли статуи великих людей древности. Вокруг этой площади расположены базилика, храм Венеры, Хальцидикум, храмы Меркурия и Юпитера. Идем дальше по пустынным, вымощенным улицам, с тротуарами и камнями для перехода с одной стороны на другую. Заглядывая по дороге в частные дома, мы знакомимся с домашней жизнью древних, часто с самой интимной ее стороной. Этот торговый, далеко не оригинальный, а потому за свою типичность очень ценный в археологическом отношении город имел множество лавок.
Вот пред нами виноторговля, лавка мыльного фабриканта, булочная… Можно себе представить чувства публики, когда при раскопках из печи были вынуты хлебы, пролежавшие 1800 лет!.. Подобно другим римским городам, Помпея имела свои бани, театры и амфитеатр. Стены их украшены фресками, с еще очень живыми красками, хотя и не в такой степени, как в Геркулануме. Сюжетами этой живописи были летающие и танцующие женские фигуры, иногда в очень неблагопристойных позах, гирлянды цветов, но имеется немало и других сюжетов: исторических, бытовых, религиозных, естественно-исторических, мифологических и фантастических. Обыкновенно фон для этих изображений был красный, желтый или черный. Несмотря на то что Помпея была провинциальным городом и могла пользоваться услугами преимущественно местных живописцев, художественная отделка всех фресок довольно хороша, позы фигур непринужденны, и часто чувствуется вкус, воспитанный на хороших образцах.
В настоящее время помпейскую фресковую живопись изучают с большим интересом не только археологи, но и художники, которые находят здесь много ценного материала. А. Рено, известный знаток помпейских фресок, отзывается о их художественной и технической стороне с большой похвалой.
Познакомимся с общим видом стены, украшенной фресками.
«Середину такой стены, — говорит А. Рено, — занимает собственно картина, по сторонам размещены небольшие отдельные фигуры и группы, и все это заключено как бы в рамку, представляющую собой нечто фантастическое: на длинных тонких колоннах покоится легкий антаблемент (карниз), украшенный гирляндами, фигурами, группами, на колоннах иногда поставлены акротерии (статуи); низ стены занят цоколем, на темном фоне которого находятся различные живописные украшения. Стены помпейских домов выкрашены преимущественно красной и другими яркими красками, общий же тон живописных изображений — бурый или желто-зеленоватый, гармонирующий с общим цветом окраски комнаты.
С обеих сторон главной картины и на цоколе обыкновенно размещены: амуры и гении, карлики, занимающиеся искусствами и ремеслами, ландшафты, виды зданий, сцены из повседневной жизни, плоды, рыбы, раки, дичь.
Рассматривая помпейскую фресковую живопись с технической стороны, — продолжает Рено, — легко можно заметить много уменья и ловкости в исполнении и чрезвычайно удачного пользования немногими красками. Характер же линий и выражений явно указывает на влияние древних школ живописи: афинской, эфесской и коринфской.
Краски, которыми пользовались помпейские живописцы, необычайно прочны, — их фрески в течение столетий находились под слоем наносов, но при открытии краски всегда оказывались свежими и яркими.
Стиль помпейской фресковой живописи почти всегда греческий, что не может казаться странным, если принять во внимание, что множество прекрасных греческих картин находилось повсюду в богатых римских виллах и помпейские живописцы могли свободно снимать копии с этих картин или делать с них наброски на память».
А. Рено обращает также внимание на то, что «некоторые мотивы помпейской фресковой живописи использовали живописцы и скульпторы XVI и XVII столетий, когда создавался стиль Возрождения. Кроме того, надо иметь в виду, что следы помпейской живописи можно найти также и в древнерусской живописи. Как известно, произведения древнерусской живописи являются в то же время и памятниками древнерусской иконописи.
