В одной из комнат, примыкающих к большому залу, нашелся бочонок с медом, и поскольку Гримарр не мог возразить, бочонок откупорили, наполнили кружки и рога, пока Харальд говорил. Он кратко рассказал о происшедшем — иного от своего сына Торгрим и не ожидал, но Ночной Волк услышал достаточно, чтобы понять, какая непростая выпала его сыну задача.
— Вот, значит, так нам удалось отвоевать Конандиль у ирландцев, — подвел итог своему повествованию Харальд. — Но должен признаться, она этому не слишком обрадовалась.
— Еще бы! — хмыкнул Торгрим. — Ты забываешь, что она сама ирландка. Возможно, она ждала, когда ее придет и спасет Лоркан, а не ты.
Случалось, парень бывал слишком проницателен, например, когда правильно предположил, что настоящим объектом охоты была Конандиль, но временами до него не доходили даже простые вещи.
Харальд кивнул, соглашаясь с отцом, и отхлебнул эля. Выглядел он озадаченным. И встревоженным. Торгрим догадался, что сын схватился за эту подсказку и сделал логический вывод: он только что лично направил Конандиль в сторону невольничьего рынка в Хедебю.
Мысли Торгрима, как и мысли самого Харальда, как и болтовню моряков, прервал стон, который становился все громче, пока не перерос в рев. Гримарр встал из-за стола, на который повалился ранее.
— В чем дело? — спросил он. — Что все это означает? — Торгрим видел, что Гримарр едва держится на ногах — сильно, видать, Лоркан приложил его по голове.
— Мы празднуем победу, Гримарр! — крикнул Торгрим, поднимая рог с медом.
— Празднуем? — проревел Гримарр. Внутри у него закипала злость. — В моем доме? Пьете мой мед? Ночью?
— Празднуем то, что Харальд вернул тебе эту ирландку, Конандиль! — ответил Торгрим.
— Конандиль? — удивился Гримарр. Было заметно, что он плохо соображает, и Торгриму показалось, что он так и не запомнил имя девушки, хотя Харальд ему не раз его называл. — Та ирландка? Рабыня Фасти? Вернулась? Сюда?
— Да! — подтвердил Торгрим. — Мой сын Харальд вернул ее тебе. Вырвал из лап Лоркана!
Гримарр с глупым видом огляделся. Глаза его загорелись, он уставился на Харальда, когда до него стал доходить смысл слов Торгрима. И тут Гримарр сделал то, чего никто и никогда из присутствующих не видел. Он улыбнулся.
За все время пребывания норвежцев в Вик-Ло на берегу реки раздавался лишь лязг их собственных топоров и инструментов. Это у них визжала пила, стучал деревянный молоток, железо звенело о железо. И только они ссорились, ругались и гордо улыбались, когда заканчивали работу. И больше никто.
Несмотря на удачу и вмешательство Торгрима, корабли датчан все-таки пострадали. Мачты сгорели до основания, и само основание тоже сгорело, пострадала и обшивка, а кое-где была полностью уничтожена. От паруса, балок и такелажа остались одни прокопченные обломки, если вообще остались.
Второй из четырех драккаров, который носил гордое имя «Воздушный Дракон», пострадал больше всех. К несчастью, три маленьких бочонка с сосновой смолой хранились у ахтерштевня. Ирландцы их нашли, разбили, смола растеклась по палубе, и они ее подпалили. Смола и огонь не оставили шансов сухому дереву. Люди Торгрима честно пытались выбросить горящие обломки за борт, они сражались с огнем так же неистово, как пытались бы гасить собственный корабль. Когда прибежали датчане и число борющихся с огнем увеличилось, было уже поздно. Большая часть ахтерштевня сгорела, и на ремонт уйдет несколько месяцев, если вообще есть, что латать.
У остальных трех кораблей повреждения были не столь значительны, и только на следующий день после атаки, после восхода солнца, когда над обгорелыми судами все еще поднимались струйки дыма, на то, что осталось от драккаров, взобрались датские плотники. Датчане всегда вели себя весьма сердечно, и Торгрим даже предположил, что после того, что норвежцы для них сделали, они станут еще более приветливыми. Но он ошибся. Они так же продолжали кивать, проходя мимо с инструментами в руках и дубовыми досками на плечах.
— Неблагодарные сволочи! — пожаловался Торгрим Старри и Орнольфу, когда все трое смотрели вслед датчанам, словно те шли в бой. Гримарр не сказал ни слова с тех пор, как Торгрим и его люди покинули его дом, почти опустошив бочонок меда. — Ведут себя так, как будто мы украли у них женщин, а не спасли их корабли!
— Проклятые датчане! А чего еще ожидать от этих сукиных детей! — воскликнул Орнольф, стараясь говорить так, чтобы его не слышали проходящие мимо датчане. — Я лично убил шестерых собак-ирландцев, когда сражался за их корабли!
— Вот именно! Спасли — в этом все дело! — сказал Старри. — Ни один настоящий воин не желает, чтобы его спасали. Спасают женщин. Настоящий мужчина негодует, когда его спасают.
Торгрим кивнул. Старри был прав. Но Торгриму не нужна была их благодарность, пока он продолжал получать помощь, чтобы отремонтировать свой корабль и опять отправиться в море. В этом Гримарр не обманул, и «Скиталец» был почти готов к тому, чтобы вновь спуститься на воду, чтобы ему на борт погрузили припасы, снасти, награбленное и груз, готов к тому, чтобы длинные весла вновь унесли его вслед за восточным ветром.
Не все в команде хотели вернуться в Норвегию, хотя Торгрим ясно дал понять, что не изменит свои намерения. Пока большая часть команды ждала возвращения домой, некоторые, как ему было известно, надеялись по дороге еще немного поживиться. Таковы уж они были, эти скитальцы, любители моря.
Старри отправился с ним потому, что был предан лично Торгриму, хотя причины такой преданности Торгрим не совсем понимал. Харальд после того, что произошло в Дуб-Линне, признал правоту отца и, казалось, тоже решил все время быть рядом с Торгримом. У Торгрима иногда складывалось впечатление, что парнишка считает себя кем-то вроде отцовского защитника. И такое отношение крайне раздражало Торгрима. Все это Торгрим понимал, но не обращал на это внимания, по крайней мере, пока это касалось команды «Скитальца». Он никогда их не обманывал, никого не заманивал на борт подложным предлогом. У него была одна цель — вернуться в Вик, и никакой другой. Он совершенно ясно дал всем это понять. И, несмотря на все перешептывания о сокровищах Ферны, которые он слышал (как всегда, среди моряков слухи распространялись быстро), на все разговоры, затихавшие при его приближении, Торгрим не собирался за ними охотиться.
Поврежденную обшивку заменили, шесть человек наносили свежий слой смолы и лака на борт корабля. Новые деревянные латки, без шва прилаженные к старым доскам, были совершенно незаметны под липким черным слоем. Торгрим нисколько не волновался, тщательно ли выполнен ремонт. Знал, что все сделано на совесть. Он больше доверял этим кускам обшивки, соединенным вполунахлест, чем прочим доскам корабля, потому что он лично обтесывал эти куски и помнил, с какой заботой их рубили и прикрепляли.
Торгрим стоял и наблюдал за работой; с одной стороны, он восхищался своим драккаром, а с другой, размышлял, стоит ли еще усилить степс мачты. Поэтому он не заметил, как к нему подошел Берси сын Йорунда. Он уже был в метре от Торгрима, когда тот его наконец увидел.
— Твой корабль выглядит как новенький, — сказал Берси, кивая в сторону «Скитальца». — Ты и твои ребята потрудились на славу.
— Спасибо. Мы спустим его на воду, как только высохнет смола. Если не будет дождя, уже завтра. Хотя, наверное, я слишком многого ожидаю от этой богом забытой страны, если надеюсь, что два дня кряду не будет дождя.
Берси засмеялся. Потом посерьезнел, и Торгрим догадался, что тот пришел не просто так.
— Харальд здесь? — спросил он. — У ворот стоит какой-то человек. От Лоркана. Или нам так кажется. Нам нужно, чтобы Харальд перевел его слова.
— Конечно, — ответил Торгрим.
Харальд вместе с другими моряками проверял бегучий такелаж «Скитальца». Торгрим позвал сына. Он сказал парню, зачем пришел Берси, и потом сам Торгрим, Берси и Харальд направились вверх по деревянному настилу. К ним присоединился Орнольф, которого официально никто полномочиями не наделял, но сам ярл чувствовал, что должен присутствовать везде, где происходит что-то важное.
Когда они пришли к усадьбе Гримарра, посланца Лоркана уже впустили через ворота и усадили на скамью у стола. Его окружили неплотным кольцом вооруженные люди — Торгриму эти предосторожности показались излишними, но Лоркану с его дружиной, похоже, удалось поселить в душах датчан страх.
Гримарр встретил Торгрима с компанией у двери и радостно их поприветствовал. И хотя он так и не поблагодарил Торгрима за то, что тот помог спасти его флот, и даже не упоминал об этом, сейчас Гримарр вел себя как человек, преисполненный благодарности, — такое поведение несколько насторожило Торгрима.
— Входите, входите, — пригласил он, потом крикнул куда-то вглубь зала: — Несите сюда мед!
