Да только поможет ли это Черемухе?
Миланка выглядела перепуганной, но Диме некогда было разбираться, его ли полубезумный вид вверг ее в такое состояние или это случилось до его вопроса про Жнеца. Но вот отвечал на этот самый вопрос менеджер Гриша, который, по словам Миланки, «ничего тяжелее мышки не поднимал». Сейчас он очень даже ловко поддерживал Миланку и сверкал очами на Диму.
– Не заказывала она для этого типа ничего! – заявил он. – И вообще отстаньте от девчонки! Она заявление на увольнение писать собралась…
Дальше Дима не слушал. Отношения Миланки и Григория его не интересовали, заявление Миланки на увольнение его интересовало еще меньше; у него заканчивалось время, когда можно было еще хоть что-то сделать для Ленки, а он понятия не имел, где искать сейчас Милосердова; и только Радик махнул рукой куда-то за двери.
– Вышел он минут десять назад. Куда – не знаю, начальство перед нами не отчитывается.
Дима так и застыл возле него как вкопанный, пытаясь сообразить, что делать дальше. Материться было некогда. Проклинать судьбу, ставившую в очередной раз палки в колеса, – тем более. Номера собственного сотового Милосердов Диме не давал, звонить полагалось только на офисный телефон, но сейчас это было совершенно бессмысленным делом. Хоть беги по всем ближайшим ресторанам – так Жнец мог увезти Черемуху и в другой город. Может, врубить охранную сигнализацию, тогда, глядишь, и Николай Борисович мигом вернется, а может, даже и Ленку удастся таким образом вытащить из потных лап Жнеца.
Правда, после этого Диму выпрут из сервиса еще по одной статье, но что ему сейчас терять? А трусость еще ни разу до добра не доводила.
– Дима…
Он вздрогнул и резко обернулся. Он не видел, где Лена зашла, не слышал, как она приблизилась к нему, и уже забыл, когда бы она называла его этим именем, но все это не имело никакого значения, потому что в ее глазах стояли слезы, и это просто выбило у него почву из-под ног.
– Лен, он что?.. – Дима схватил ее за плечи и заглянул в лицо, чувствуя, что сердце пропустило удар. – Он тебя обидел?..
Но Лена только покачала головой и коротко надрывно вздохнула.
– Слава богу, что ты не ушел, Дим! – произнесла она и на мгновение накрыла рукой его пальцы. – Поднимемся ко мне, пожалуйста. Нам надо поговорить.
И он с совершенно пустой головой последовал за ней.
Глава 12
– Почему ты ничего не сказал?
Лену накрывало от жалости и раскаяния, и она совершенно не могла смотреть на разбитое лицо Димки, защищавшего ее после всех своих неприятностей и после той несправедливости, что Лена по отношению к нему проявила. Навесила ярлык, даже не подумав задать такой важный и такой правильный вопрос: за что? А ведь, может, уже тогда получила бы ответ. И не пришлось бы сейчас мучиться угрызениями совести из-за недавнего своего отвратительнейшего поведения.
Впрочем, даже они не перекрывали ощущения безоблачного освобождения в понимании, что Димка не предавал. Лена и не думала, что для нее это так важно. Была уверена, что давно выкинула Корнилова из своего сердца и никогда больше даже не взглянет в его сторону.
Но оказалось, что в юности она влюбилась в совершенно потрясающего парня. И с тех пор не встретила никого лучше.
– Как ты себе это представляешь? Привет, Лен, помнишь, я двенадцать лет назад на тебя поспорил? – устало и немного иронично поинтересовался Дима. Он сидел на потрескавшемся диване, закинув ногу на ногу, а Лена ходила по кабинету, не в силах успокоиться и взять себя в руки. Если бы он просто ответил на ее вопрос, все объяснил, наверное, стало бы гораздо проще. Но это же Димка. С ним невозможно говорить серьезно. – Ты бы запустила мне в голову собственным ноутбуком, а потом еще и чайником добавила.
Именно это она и имела в виду.
– Можно же было сказать, что не хотел! – отчаянно выдохнула Лена. – Что не собирался заставлять меня танцевать этот проклятый стриптиз! Что это Жнечков все подстроил…
– А ты бы поверила? – наконец серьезно поднял глаза Дима, и она отвела взгляд. Он усмехнулся. – То-то и оно. Еще бы и нытиком окрестила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как будто это имело какое-то значение!
– Я считала тебя Иудой и двенадцать лет ненавидела, – с горечью призналась Лена и в очередной раз глянула на Димку исподлобья. – Думаешь, это лучше?
Он пожал плечом и отвернулся. Они странно общались, как будто через стену. Или это прошедшие годы стояли между ними? И никто не знал, как сквозь них говорить?
– На самом деле, было за что, Лен, – напомнил Дима, хотя, казалось бы, он должен был воспользоваться Жнечковским великодушием и обелить себя в Лениных глазах окончательно. Но тогда он не было бы Димкой Корниловым. – Я на тебя поспорил. И пообещал Жнецу стриптиз. То, что после меня переторкнуло, никак не снимает с меня изначальной вины. Так что ты так сильно-то не переживай: во всей этой заварухе ты единственная, кому не в чем себя упрекнуть.
Наверное, он был прав, и Лене надлежало согласиться с ним, чтобы избавить и себя, и его от этой трудной и, вероятно, запоздалой исповеди, но Лена зацепилась совсем за другое. Половинка Димкиной фразы словно бы пустила по стене трещину, и Лена не удержалась от соблазна.
Подошла, словно завороженно, и опустилась рядом с Димой на диван. Повернулась вполоборота.
– Почему?
Он заметно напрягся и настороженно уточнил:
– Что «почему»?
Лена наконец сумела выдержать его взгляд. Щеки загорелись.
– Почему переторкнуло? – спросила она.
Дима снова усмехнулся и качнул головой. Потом неожиданно взял Ленину руку и поднес ее к губам.
– Потому что ты оказалась потрясающей девчонкой, Черемуха, – так легко ответил он, что и Лена вздохнула светло и немного растроганно. Тепло от его поцелуя поднялось к самому сердцу, растапливая остатки былого льда и неожиданно напомнив их первый поцелуй.
Они задержались тогда в школе, репетируя вальс, и Димка, несмотря на то, что на улице было совсем светло, заявил, что пойдет провожать Лену до дома. А она почему-то не послала его, посягнувшего на ее самостоятельность, а только передернула плечами, предоставляя ему право поступать по-своему.
– Только я через пруд пойду, – предупреждает Лена, потому что напрямик до ее дома десять минут хода, а через пруд – все полчаса, но Димка лишь улыбается и говорит то, что она совсем не ожидает:
– Отлично!
Лену так и подмывает спросить, что такого отличного он нашел в прогулке вместе с ней, но она, вопреки обычной прямолинейности, не решается задать этот вопрос. Ее еще никогда не провожал парень, даже тот же Перепелкин, которому она из жалости помогает иногда в учебе, не считает нужным облачить свою благодарность хоть в сколько-нибудь материальные вещи. Димка почему-то решил, что должен позаботиться о девчонке, с которой они вместе отбывают повинность. И это… непонятно трогает.
– Давно танцами занимаешься? – едва они выходят с территории школы, спрашивает Димка. Лена передергивает плечами: ей эта тема не слишком приятна, но идти совсем молча кажется глупым, а возможностью самой завести разговор она не воспользовалась.
– С пяти лет, – коротко сообщает она и зачем-то добавляет: – Сейчас уже год как бросила.
Тут же ругает себя за ненужные подробности, потому что Димка логично задает следующий вопрос:
– Почему бросила? У тебя отлично получается.
Лена кидает на него быстрый взгляд, не веря, что слышит похвалу. Во время репетиций Корнилов только что не плевался от несуразности поз и движений в вальсе, и Лена никак не думала, что он заметит ее мастерство.
Впрочем, может, он всего лишь ввернул дежурный комплимент, как любой другой девчонке.
От этой мысли неожиданно портится настроение, и Лена в ответ бурчит:
– Меня бросили, и я бросила!
Темный Димкин взгляд из любопытствующего тут же становится озабоченным, и от этого в груди у Лены что-то замирает.
– Тебя кто-то обидел, Лен? – очень серьезно спрашивает он и сжимает кулаки, а Лена не может отвести от них глаз, вспоминая, что Корнилов, кажется, увлекается боксом, и пряча от него вмиг загоревшиеся щеки. Леной он еще ни разу ее не называл.
