протянул его Павке.
— Вот видишь и на письме у Оксаны тот же номер. Значит, все верно. Ох, Алешка, ну что ты молчишь — действовать надо, ехать нужно к отцу.
— Что ты, Павка, а мать?
— Что мать, думаешь, мать не обрадуется, когда узнает, что к отцу ты поехал. — Павка стал рисовать перед Алешей заманчивые перспективы их поездки. — До района мы доедем на попутной. Нет, — Павка тут же отверг свой план, — пойдем пешком, причем лесом, чтобы нас не могли заметить и вернуть, а в районе, на вокзале возьмем билет и поминай как звали, а что касается денег, — тараторил Павка, — так у меня есть 30 рублей, на лыжи собирал.
— И у меня есть, — сказал Алеша, увлеченный блестящим Павкиным планом. Лицо его худенькое и бледное, покрылось румянцем, серые задумчивые не по годам глаза блестели. Вся его фигура выражала полную готовность действовать и как можно скорей.
— Ну вот и отлично, — просиял Павка, — я быстро соберусь и к тебе, а ты будь готов, — только тайна, полнейшая тайна, — и, вскочив на подоконник, он скрылся за окном.
Алексей заметался по комнате, схватил белую рубашку, которую он надевал только на пионерский сбор, и черные в полоску штаны. Он стал одеваться. Когда недолгие сборы были окончены, он вспомнил, что вчера мать говорила о дне рождения отца и хотела послать ему телеграмму с поздравлением. «Будет еще лучше — сам приеду. Но ведь подарок неужели нужен обязательно», — подумал Алеша и, что-то решив, выдвинул из-под кровати ящик, в который он складывал разные рамки, полочки, фигурки, которые он вот уже два года выпиливал, приготавливал к приезду отца.
Последняя работа его была танк, в открытом люке которого стоял танкист. Вот это подарок будет настоящий, мужской, не чета тому, какой подарила ему двоюродная сестра Люся в день рождения — платочек с вышитыми васильками. Правда, это тоже красиво, но все же не мужской подарок, и самое главное, как говорила мать, что подарок сделан своими руками. Алеша бережно завернул свой танк в бумагу и, взяв деньги, которые он копил на лыжи, задумался: все же нехорошо, что он уезжает, не сказав матери, волноваться будет. И так почему-то в последнее время она стала какая-то задумчивая. Однажды Алексей застал ее с заплаканными глазами и на вопрос: «Ты чего плакала?» — она сердито ответила: «Тоже выдумаешь — плакала. Чего мне теперь плакать? Пыль в глаза попала…».
Вбежавший Павка застал Алешу задумчиво стоявшим у стола.
— Ты что задумался, или решил не ехать? — обеспокоенно спросил он, боясь, что так здорово задуманный план сейчас рухнет.
Не прошло и несколько минут, как наши друзья, выскользнув из хаты, по закоулкам направились к лесу.
Было уже за полдень, когда ребята добрались до района. Там они думали сесть на поезд, который идет в областной центр.
— Ты, Алеша, сядь вот здесь, — весело командовал Павка, — а я мигом все узнаю.
Но через несколько минут он вернулся не таким уже веселым.
— Знаешь, Алеша, нам немножко не повезло. Местный поезд пойдет только вечером, а на прямой билет не выдают, — но увидев сразу потускневшие глаза своего друга, он затараторил: — Да ты не унывай, мы проводника упросим, нас посадят. Только ты не кисни. Пошли, сейчас подойдет поезд, я уже узнал.
Действительно, не успели они прошмыгнуть на перрон, как по радио объявили о прибытии поезда, а вскоре подошел и состав. Павка и Алеша начали уговаривать проводников посадить их, но все мольбы оказались напрасными, и когда остался последний вагон, они уже потеряли надежду, что их посадят.
Проводница, высокая, полная женщина, с черными сросшимися бровями, так пронзительно на них посмотрела, что у Алеши сразу засосало под ложечкой.
— Что еще тут болтаетесь под ногами, куда это я вас буду сажать? — говорила она густым басом.
Но Павка с таким жаром стал ей все рассказывать, а Алеша так умоляюще на нее глядел, что сердце ее не выдержало и мягкая улыбка осветила лицо.
— Вот что, ребята: посадить я вас посажу, но с уговором, чтоб были тише воды, ниже травы, а иначе высажу на первой остановке, — и, не став выслушивать благодарности мальчиков, впустила их в тамбур.
Через несколько минут паровоз дал гудок, и поезд медленно стал набирать скорость.
Проводница провела их в купе и, закрыв за собой дверь, сказала:
— Вот, друзья, теперь можно и окончательно познакомиться. Тебя, я знаю, зовут Алеша, ты едешь к отцу, а ты? — и, как показалось Павке, пронзила его таким взглядом, что он на какое-то мгновенье потерял дар речи.
Но тут вдруг осмелев, Алеша ответил за Павку:
— Это, тетенька, мы вдвоем едем к моему отцу, мне одному и не суметь добраться, а Павка, он смелый, он все может.
— Все, говоришь, может, а за себя ответить не сумел, тоже смелый.
Павка хотел что-то сказать в свое оправдание, но проводница опять перебила его.
— Зовут, ребята, меня Анна Никитична, сейчас чай будем пить, а за чаем поближе познакомимся, — и вышла в коридор.
Павка моментально повернулся к Алеше:
— Ну что, говорил посадят, посадили. Это кажется, что она сердится, а так, наверно, добрая. Все равно как бабка Анфиса, которая на пасеке закричит всегда, заругается, а уж без меда никогда не отпустит.
Вошедшая Анна Никитична прервала Павкины рассуждения.
— Давайте, мальчики, рассаживаться и будем пить чай. Ты, Алеша, вот здесь садись у окна, а ты, Павел, с другой стороны. Вот чай и бутерброды.
Алеша и Павка переглянулись и нерешительно стали садиться. Отказываться они не посмели: во-первых, Анна Никитична могла обидеться, во-вторых, они только сейчас почувствовали, как голодны.
Через некоторое время Павке и Алеше казалось, что они давным давно знают Анну Никитичну, и Алеша с неприсущей ему откровенностью стал рассказывать о себе, о матери и об отце. Анна Никитична обладала редким умением слушать, она поддакивала, кивала головой, вздыхала, а один раз даже пальцем слезинку смахнула с глаз. Когда Алеша закончил свой немудреный рассказ, она тяжело вздохнула.
— Да, хлопчик, вам с матерью нелегко было: и в неволе жили, и весточки нельзя было получить об отце, а теперь не едет долго, да там, может, еще работы много, хоть и окончилась воина 3 года тому назад. Вот через два часа будет Богданово — встретишься с отцом и наладится ваша жизнь. Вы тут сидите тихонько, а мне надо за работу приниматься.
Только закрылась дверь за Анной Никитичной, как ребята прильнули к окну.
— Смотри, Павка, все поля, поля, как у нас, а вот и лесок небольшой. Сейчас мать,
