Блестящий послужной список, да и внешность соответствующая, настоящая «белокурая бестия», элитный продукт германской нации.
И все же… Как и его предшественник, распрощавшийся с жизнью из-за своих промахов, порой страдает завышенной самооценкой. Но где взять идеальных исполнителей? Таковых, кажется, i природе не существует.
— Нет, Бруно, вас не отстраняют, — сказал он после затянувшейся паузы. — Мы все здесь учимся. Главное, не допускать решающих ошибок, избегать крупных промахов, способных нанести нашему общему делу непоправимый вред… Могу я знать, почему вы вчера остановились на полпути? У вас ведь имелся запас времени, пусть небольшой, но имелся, не так ли? На вашей стороне были фактор внезапности и превосходство в силах…
— С учетом известных вам обстоятельств я получил по рации четкий и не имеющий двойного толкования приказ от Вотана: немедленно покинуть район ЧП, сменить транспорт, перегруппироваться… В итоге задача по Розановой, с учетом изменений, внесенных Вотаном, была полностью выполнена.
— Я спрашиваю, — раздельно произнес Ланге, — почему вы не вернулись и не довели дело до конца?
Блондин посмотрел на него с изумлением.
— Нарушить приказ? Я… не знаю, что ответить на ваш вопрос. Визитер едва заметно кивнул головой, удовлетворясь реакцией собеседника. «Орднунг мус зайн», во всем должен быть порядок. Окажись на месте Бруно Вальдена, к примеру, русский, тот, скорее всего, действовал бы по ситуации и даже добился бы локального успеха. У русских вообще едва ли не каждый второй «творческая личность», послушать, так талантливее и «душевнее» нет на свете народа. А когда до дела доходит, то выясняется, что нация состоит — сплошь из фантазеров, лентяев и неумех. И еще жуликов и казнокрадов… Русские не живут, а безудержно импровизируют, именно , поэтому у них так популярны выражения «авось пронесет», «про-' рвемся» и «ничего» (последнее словцо подметил еще Бисмарк, указывая, что аналогов ему нет ни в одном из европейских языков). Ничего подобного у дисциплинированных, склонных к педантизму немцев нет и быть не может. «Орднунг мус зайн» — вот основание, на котором во все времена покоилось германское могущество…
Доррст сказал, что они не могут поставить случившееся в вину Бруно Вальдену, тем более что тот вскоре поправил положение. Ибо Вальден, равно как и другие исполнители, обязан действовать Не по ситуации, а строго по приказу, в рамках, регламентированных правилами и инструкциями. Импровизацию оставим на долю Русских, у «посвященных» же имеются детально разработанные Планы, и они будут педантично, пункт за пунктом их выполнять…
— Вам не кажется, Бруно, что мы ведем себя как неучтивые хозяева? Сами зазвали в гости даму, а теперь, получается, заставляем ее скучать…
…Удивляться, собственно, пока было нечему. Когда Розанова стащила повязку и огляделась, она поняла, что находится в помещении, точь-в-точь похожем на камеру. С той лишь разницей, что вместо топчана здесь стоял стул.
На противоположной стене, матово-белой, виднелись два темных человеческих силуэта. Возможно, стена эта служила экраном, на который неизвестным ей техническим способом проецировалось изображение, но не исключено, что она была полупрозрачной и соответствующим образом подсвечивалась, то есть обладатели силуэтов находились напротив нее, но по ту сторону экрана.
В помещении зависла гнетущая тишина. Первой не выдержала напряжения Розанова, голос ее при этом предательски дрогнул:
— К-кто… Кто вы?
Силуэты несколько уменьшились в размерах, хотя и не сразу, но Розанова разобралась, что эти двое тоже уселись на стульях.
— Вам действительно хотелось бы это знать?
Синтезатор речи, или что они там использовали из техники, придавал голосу говорившего неприятный металлический оттенок. Говорили медленно, раздельно и старательно, как будто перед ними ребенок, неспособный воспринимать быструю речь. / Нет ничего ужаснее страха перед неизвестностью. Людям, обосновавшимся по ту сторону экрана, судя по всему, это было прекрасно известно. .
Чтобы унять противную дрожь в руках, она тесно зажала их меж коленок.
— Не нужно нас бояться, Елена Владимировна, — произнес металлический голос. — Мы намерены вам помочь. У вас серьезные неприятности, не так ли? Мы уже помогли вам, выхватив из самого эпицентра событий. Поверьте, если бы не наше своевременное вмешательство… Впрочем, не будем сейчас об этом… Мы поможем вам уехать из этого опасного для вас города. Вам и вашим близким. Вы ведь планируете переезд, верно? Мы сделаем так, что люди, охотящиеся за вами, не смогут вас найти. Пройдет день, неделя, месяц… и вы почувствуете себя прежним человеком, беззаботным, уверенным в своей безопасности. Все в нашем мире сиюминутно, Елена Владимировна, и быстротечно, схлынет и тот нездоровый интерес, что проявляют к вам некие недобрые люди…
— Хотелось бы все же знать, кто вы такие? Чему обязана? И почему, если вы и вправду дружественно настроены, меня держат в одиночной камере?
— Вы, очевидно, голодны? — В лязгающем металлом голосе не было ни грана человеческого тепла. — Обед для вас уже накрыт. Может, прервемся на время, пока вы перекусите?
— К чему весь этот маскарад? — Розанова слегка осмелела. — Почему вы так странно себя ведете?
— Маскарад? Неудачное слово. Я бы сказал по-другому — меры предосторожности. Поверьте, так будет лучше для всех нас… Что касается условий содержания, то учтите, что вы находитесь на спецобъекте и по ряду причин мы вынуждены ограничить вашу свободу передвижений. «Одиночка»? Слишком сильно сказано. Согласен, определенные неудобства есть, но, поверьте, они носят временный характер.
— Вы говорите, что в ваших силах помочь мне… Очевидно, услуга будет небескорыстной? Что потребуется взамен?
— Информация, дорогая Елена Владимировна, только и всего.
— Вы ошиблись адресом. Я музейный сотрудник, «только и всего». Какие могут быть у меня секреты?
— А вот здесь вы ошибаетесь. Или лукавите… Речь идет прежде всего о наследии вашего отца, Владимира Розанова. О тех самых тетрадках, которые вы передали Белицкому, изъяв их из тайника в пригородном поселке Дачный в присутствии Сотника и Тягачева…
Розанова побледнела как полотно.
— Ч-что вы такое говорите? Откуда вам это известно?
— Удивлены? Белицкий передал бумаги в наше ведомство, потому что именно мы на протяжении многих лет занимаемся подобной проблематикой. Вот почему мы здесь. И надо сказать, прибыли мы в ваш город очень своевременно…
— Почему бы вам не представиться?
— Вас интересуют наши фамилии и звания? Поверьте, они вам ни о чем не скажут. Вы не глупый человек, вдобавок хорошо информированный, должны понимать, что и мы в данном случае кое-чем рискуем. Полагаю, вы уже догадались, сотрудниками какого ведомства мы являемся. Да-да, того самого, с которым ваш отец имел многолетние контакты. Очень грамотный, кстати, был человек в плане конспирации и создания надежных каналов для обмена информацией. Уж он-то, думаю, нас бы сейчас понял и постарался всячески нам помочь.
Розанова на мгновение напряглась, затем усилием воли заставила себя расслабиться и хотя бы внешне не выказывать нахлынувших на нее эмоций. Потому как разговор с «тенями» принимал все более странный оборот.
Да, ее отец контачил с одной из спецслужб. Если точнее, то с военной разведкой, ГРУ. Делал он это сознательно, руководствуясь как интересами собственного исследования, так и государственными — а разведка тогда работала, пусть даже небезупречно, на государство, а не на узкий круг людей, как это принято нынче. Сотрудничество было взаимовыгодным. Отец через военных имел доступ практически ко всем закрытым архивам, и не только в родном Отечестве. Взамен он, когда требовалось, консультировал разведорганы, опосредованно, через ГРУ, по той проблематике, которой он владел блестяще.
Папа никогда не афишировал свой интерес к определенному кругу вопросов, как это делали другие исследователи, тот же Георг Штейн, к примеру, или Юлиан Семенов, хотя последних двух он глубоко уважал. Розанов был осторожен, потому что, как никто другой, знал, чем может грозить ему повышенный интерес к самым мрачным загадкам двадцатого столетия.
Существовали лишь трое людей в ГРУ, с кем отец держал устойчивые связи, и все они составляли руководящее ядро учреждения. Все трое поочередно бывали в К., отец имел с ними продолжительные беседы. Один из них, генерал-полковник, первый заместитель главы ГРУ, погиб несколько лет назад в странном дорожно-транспортном происшествии, дав накануне смерти интервью одной из центральных газет, что располагает сведениями о тех силах, что мешают раскрыть тайну исчезновения Янтарной комнаты, и что проблема эта гораздо шире, чем судьба известного шедевра… Второй… Спустя короткое время после смерти отца Розанова связалась с ним, полагая, что тот в силу своего высокого служебного положения способен активизировать расследование всех обстоятельств, предшествовавших этой трагедии; многие считали смерть известного янтариста «странным событием», как и в случае с генерал-полковником Г. Но этот человек не только отказался помочь ей, но и заявил, что он не знает никакого Розанова — Елена, кстати, накрывала на стол, когда он гостил у них дома, — и попросил впредь не беспокоить… Что касается третьего, этот тоже был в высоких генеральских чинах, зовут его Виктор Константинович, то его Розанова не смогла отыскать, к тому времени он уже уволился из органов военной разведки. Позже где-то промелькнуло сообщение, что В. К. назначен на пост первого зама секретаря Совета безопасности. Она собиралась написать ему подробное письмо или договориться о личной встрече, но так и не собралась…
