Вот кто был совершенно поражен, так это я, когда услышал эту новость. Я не мог сомневаться, что это была именно та Дама, о какой я так давно тревожился, а когда бы даже у меня и были еще какие-то сомнения, они бы сейчас же рассеялись, поскольку он назвал мне ее по имени. Он добавил к этому, что [142] она была заперта в комнате как раз под его собственной; он пробил там камин, имевший ту же трубу, как и тот, где он сам разводил огонь; он разговаривал с ней через это отверстие, и, наконец, через него же он узнал ее грустную участь. Он покинул меня моментом позже, сказав мне, что время должно быть столь драгоценно для меня после того, что он мне рассказал, что все потерянное из-за него может быть мне невосполнимо; впрочем, он будет заходить ко мне со дня на день и узнавать, что мне удастся сделать; между тем, если у меня появится нужда в нем, то он расположился на Улице Орлеана, в «Золотом Резце», и стоит мне написать крошечную записку, как он тут же явится, мне довольно лишь адресовать записку Месье де Лас Гаригесу, и, хотя это по правде и не настоящее его имя, но под ним он остановился на этом постоялом дворе для соблюдения ему одному известных резонов.
У Месье Ле Телье.
Я его поблагодарил, как полагается, за понесенные им труды, и тут же отправился к Месье Ле Телье, Государственному Секретарю, кого я имел честь знать лично; я ему рассказал так кратко, как мне было возможно, дело Дамы, дабы он оказал мне услугу. Он мне это пообещал, добавив, что, так как не он отправлял Королевский указ, он немедленно осведомится у других Государственных Секретарей о том, кто его выдал; итак, мне пришлось не только перечислить имя и титулы Дамы в письменном виде, но еще и составить три памятные записки, совершенно подобные одна другой, дабы он отослал их трем Государственным Секретарям, сколько их всего и было, не считая его. Я был в восторге от его обещаний, и прямо от него зашел к одному из первых его служителей, по имени Буатель, кто принадлежал к моим друзьям; я попросил его дать мне три листа бумаги вместе с пером и чернилами. Это было вскоре выполнено, и чтобы мои записки были теперь же отосланы, я в тот же час понес их к Месье Ле Телье, но на том же месте я его больше не застал. Месье Кардинал вызвал его для какого-то дела; я явился [143] к Министру не для того, чтобы там говорить с Секретарем, но просто занять там пост, и когда он выйдет, сопроводить его к нему домой; я прождал там более двух часов, а он все не показывался. Наконец он заметил меня в прихожей, когда выходил от этого Министра, и, подав мне знак приблизиться к нему, он меня весьма учтиво спросил, готовы ли мои памятные записки; я ему ответил, что готовы, но когда он сказал мне передать их ему, дабы он как можно скорее мог дать мне на них ответ, я не пожелал этого сделать под предлогом, что гораздо любезнее с моей стороны будет вручить их ему у него в кабинете, чем передавать их вот так, на ходу. Но, по правде, я боялся, если их ему отдам, как бы он не сунул их себе в карман и не забыл о них и думать через один момент. Огромные дела, какими он был уже обременен тогда, и еще более завален после, давали мне повод опасаться такой забывчивости. Но он мне сказал, что все эти формальности ни к чему между нами, чтобы я их отдал ему без церемоний, поскольку он тотчас же пошлет их своим собратьям.
Так как я увидел его в таких добрых намерениях, я повиновался ему беспрекословно. Он действительно отдал их одному из своих лакеев с приказом отнести их камердинерам трех других Государственных Секретарей. Он велел ему также сказать каждому из них, что эти записки не только исходили от его имени, но пусть они еще заверят их Мэтров в его глубокой благодарности, если как можно раньше будет разобрано это дело.
Лакей тут же направился туда, куда указал ему его мэтр, и он пунктуально справился со своим поручением; по крайней мере, я нашел у Месье Ле Телье возвращенными все три записки вместе с тремя ответами, совершенно подобными один другому; в них говорилось, что упомянутой Дамы не оказалось в Пьер Ансиз; были перелистаны все регистры Государственных пленников, арестованных за год, и после тщательного изучения было найдено, что она в них не значилась. Едва Месье Ле Телье [144] показал мне эти ответы, как не забавляясь написанием записок Месье де Лас Гаригесу, как он мне рекомендовал, я сам отправился на его поиски. Я его нашел, по счастью, и когда я ему передал, какой мне был дан ответ, он мне сказал, что здесь явно какая-то неразбериха, ведь он же говорил мне только правду, когда поведал о заточении моей подруги, и так как он не может постигнуть, что бы это все значило, наилучший совет, какой он может мне дать, раз уж у меня есть такие влиятельные друзья, осведомиться у них об имени Дамы, посаженной в Пьер Ансиз точно в то время, какое он мне указал; это неизбежно будет та, о ком я так тревожусь; я должен быть тем более в этом уверен, что он рассказал мне всю историю не с чьих-то слов, но так, как услышал ее от нее самой.
Под девичьим именем.
Я нашел его резоны убедительными; итак, вернувшись к Месье Ле Телье, я ему сказал по секрету, как узнал, что Дама, чье имя упоминалось в моих памятных записках, наверняка была в Пьер Ансиз, дабы он не счел меня неблагодарным из-за моего настойчивого возвращения к нему после трудов, уже возложенных им на себя. Я сделал ему это признание, тем не менее, со всеми возможными для меня предосторожностями, чтобы не навредить тому, от кого я получил все эти сведения. Я ему сказал, что это не только было естественно для несчастного пытаться помочь другому несчастному, но еще он был бы достоин Божьей кары, если бы не оказал такой помощи со всем усердием; такого сорта поступки совсем не противоречили интересам службы Короля, особенно когда к ним приступали справедливыми и разумными путями, какими и были те, что давали знать о невиновности обвиняемого. Месье Ле Телье ответил мне со своим обычным достоинством, что вовсе не было никакой необходимости для меня принимать столько трудов, оправдывая поступок того, кто доставил мне это известие; довольно было бы моей заинтересованности в этом деле, дабы побудить его к исполнению своего долга; я получу ответ [145] на то, о чем просил его в настоящее время, точно так же и с той же быстротой, как получил его на мои памятные записки; его собратья не откажут ему в этом, особенно когда узнают, что он принимает в деле такое же участие, как если бы это было ради него самого. Я его поблагодарил, как и должен был сделать, за столь великую честность, и, проведя в ожидании ответа всего лишь двадцать четыре часа, узнал в конце концов, что Дама, кого я искал, была арестована под именем ее собственного семейства, а не под тем, какое носил ее муж. Это была уловка ее сына, чтобы еще больше сбить меня с пути и помещать мне узнать, что с ней стало.
Самое первое, что я сделал, получив такой ответ, это попытался узнать о причине ее заточения. Распорядился ее арестовать Месье Граф де Бриенн, Государственный Секретарь по Иностранным Делам, но так как он обладал довольно сложным и довольно странным характером, да еще в настоящий момент находился в ссоре с Месье Ле Телье из-за какого-то дела, касавшегося их должностей, и в каком они оба почитали себя заинтересованными, мой покровитель попросил меня поискать кого-нибудь другого для оказания услуги, какая мне потребовалась теперь от этого человека. Когда дело на этом остановилось, я обратился за помощью непосредственно к Месье Кардиналу. Так как именно он посоветовал мне поначалу добиться любви этой Дамы, я позаботился осведомить его обо всех милостях, каких я добился от нее. Ему было известно также о горе, какое меня постигло, когда я увидел крах моего дела из-за несчастного случая, приключившегося с ней. Он мне сказал даже, что, должно быть, меня преследует какой-то дурной рок, поскольку не в первый раз он видел меня накануне выгодной женитьбы, и в конце концов я оставался ни с чем.
Дурное настроение Месье де Бриенна.
Как бы там ни было, этот Министр не мог найти ничего нехорошего в том, что я говорил с ним об особе, с какой он сам же меня свел, и потому я рассказал ему о том, где она сейчас находится, и о моей [146] нужде в его помощи, чтобы ее оттуда вытащить. Этот Министр был настолько рад оказать услугу всем на свете, когда она ему ничего не стоила, что милостиво принял мою мольбу. Он мне сказал подать ему памятную записку об этом деле, а он уже направит ее Графу де Бриенну. Я написал ее в четверть часа, а когда принес ему, он ее не принял; вместо этого он сказал мне представить ее самому, от его имени, этому подчиненному Министру. Я так и сделал, но либо он не поверил, что я явился из такого высокого места, или же он был в своем неучтивом настроении, как случалось с ним довольно частенько; Месье де Бриенн ответил мне, что ему уже все уши прожужжали об этом деле, но оно так дурно пахло, что он просто удивляется, как это честные люди хотели еще в него вмешиваться. Он передал мне это все лишь через посредство своего служителя, кто считал себя обязанным поддерживать свое творение из страха, как бы не обнаружилось, что за пять сотен пистолей, полученных им от моего так называемого пасынка, именно он провернул подобное мошенничество. Но так как я всего этого не знал, меня охватил испуг от такого сорта разговоров, и, если бы не шла речь о моем собственном интересе, не знаю, может быть, я бы скорее все это бросил, чем рискнул ввязываться в такое настолько некстати. Я сказал себе, так как я узнал, что эта Дама достаточно горда и мстительна, что, очень возможно, она затевала что-то против Министра. Резон к подозрению у меня имелся; у нее был дядя, кото Его Преосвященство еще и в настоящее время держал в изгнании, и я слышал, как она порой оплакивала его участь.
