— Лорд Утред… — начал он, и, похоже, не знал, что к этому добавить.
— В молодости меня никогда не беспокоил дождь, — продолжил я, — но с годами... Ты слишком юн, чтобы это понять, — последние слова я адресовал отцу Стефану, молодому священнику, сопровождавшего Брунульфа, когда внезапно мирное пастбище превратилось в поле битвы. — Наверное, — продолжил я в его сторону, — вы ехали сообщить мне, что отказываетесь платить таможенные подати королю Сигтрюгру?
Отец Стефан взглянул на Брайса, который поднялся на ноги. Кровь струилась по его голове, окрашивая алым впалые щеки и седую бороду. Раны в голову всегда обильно кровоточат. Стефан перекрестился и кивнул мне.
— Именно так, господин.
— Я и не ожидал, что ты мне заплатишь, — я обернулся к Брунульфу. — Так что тебе стоит меня поблагодарить.
— Я знаю, господин, я знаю.
Брунульф был бледен: он только начал понимать, как близко сегодня разминулся со смертью. Он посмотрел мне за спину, и я повернулся в седле и увидел, что отец Херефрит топает в нашу сторону. Рот священника превратился в мешанину из крови и плоти.
— Кому ты служишь? — спросил я Брунульфа.
— Королю Эдуарду, — ответил он, поглядев на отца Херефрита.
— И тебя послал Эдуард?
— Он... — начал Брунульф, но похоже, не знал, что сказать.
— На меня смотри! — рявкнул я, уставившись на него. — Тебя послал король Эдуард?
— Да, господин.
— Он послал тебя, чтобы начать войну?
— Он велел нам делать то, что прикажет олдермен Этельхельм.
— Он сам тебе это сказал?
Брунульф покачал головой.
— Приказ привезли из Винтанкестера.
— Кто? Отец Херефрит? — догадался я.
— Да, господин.
— Это был письменный приказ?
Он кивнул.
— Он еще у тебя?
— Отец Херефрит... — начал он.
— Его уничтожил? — предположил я.
Брунульф глянул на отца Стефана в поисках помощи, но тот не ответил.
— Не знаю, господин. Он показал приказ мне, а потом... — он пожал плечами.
— А потом уничтожил, — закончил я. — А вчера Херефрит, Брайс и их люди уехали на юг. Что они тебе сказали?
— Что едут за подкреплением, господин.
— Но велели верить мне, что я не нападу? Велели встретиться у камня?
— Да, господин, но они сказали, как только ты услышишь, что мы не отступим, так тут же осадишь форт, и потому они поедут на юг за подкреплением.
Сейчас на пастбище находилось по меньшей мере две сотни воинов Брунульфа, большинство верхом, и все озадаченные. Они толпились за спиной Брунульфа, кто-то пялился на брошенные щиты с красными топорами, другие признали мою эмблему — волчью голову. Мы были врагами, и я слышал ропот саксов. Я вынудил их заткнуться.
— Вас прислали сюда, — крикнул я, — на убой! Кому-то понадобился предлог для начала войны, и вы стали этим предлогом! Эти люди вас предали, — я показал на Брайса и отца Херефрита. — Он правда священник? — спросил я отца Стефана.
— Да, господин.
— Их прислали, чтобы убить вашего предводителя! Убить его и многих саксов, если получится! А потом обвинить в этом меня! Но... — я прервался, оглядел встревоженные лица и понял, что многие из них наверняка когда-либо дрались под моим командованием. — Но, — продолжил я, — Нортумбрия и Мерсия заключили мир, и ваш король Эдуард не желает его нарушать. Вы не сделали ничего плохого! Вас просто привели сюда и обманули. В прошлом кое-кто из вас сражался вместе со мной, и вы знаете, что я вам не лгу!
Это не было правдой, потому что мы всегда лжем воинам перед битвой, обещаем, что их ждет победа, даже когда боимся поражения, но сказав им, что мне можно доверять, я говорил воинам Брунульфа то, что они хотели услышать, и раздался одобрительный гул. Один воин даже прокричал, что охотно будет драться вместе со мной снова.
— И теперь, — продолжил я, — вы вернетесь на юг. На вас никто не нападет. Вы заберете свое оружие и уйдете с миром! И сегодня же!
Я взглянул на Брунульфа, и тот кивнул, я
отвел его в сторонку.
— Скажи своим людям, что они поедут на юг, в Геваск, и проведут там три дня. Знаешь, где это?
— Знаю, господин.
Я подумывал забрать у них лошадей, чтобы замедлить их передвижение, но их было в три раза больше нас, и если кто-нибудь решил бы оказать сопротивление, я бы проиграл последующий спор.
— Ты пойдешь со мной, — сказал я Брунульфу и увидел, что он уже готов возмутиться. — Ты обязан мне жизнью, — резко бросил я, — так что можешь подарить мне три или четыре дня этой жизни в знак благодарности. И отец Стефан тоже.
Брунульф криво улыбнулся, неохотно выразив согласие.
— Как скажешь, господин.
— А кто второй по старшинству?
— Хедда, — он кивнул в сторону воина постарше.
— Он будет отвечать за пленников, — я указал на остатки войска Брайса, — и поедет в Геваск. Скажи, что мы присоединимся к нему где-то через неделю.
— Почему Геваск?
— Потому что это далеко от Ледекестра, — сказал я, — а я не хочу, чтобы лорд Этельхельм узнал о том, что здесь произошло. Пока я сам ему не скажу.
— Думаешь, лорд Этельхельм в Ледекестре? — его голос звучал встревоженно.
— Я слышал, что король Сигтрюгр встречается с леди Этельфлед с Ледекестре. Этельхельм наверняка где-то рядом. Он захочет удостовериться, что их переговоры провалились.
Значит, мы поскачем в Ледекестр.
А потом я отправлюсь домой.
В Беббанбург.
Хедда повёл побеждённых воинов на юг, а мы поскакали на восток, к Линдкольну, где я по-быстрому поговорил с дочерью.
— Можешь возвращаться в Эофервик, — сказал я ей, — войны не будет. В этом году не будет.
— Правда? А что ты сделал?
— Прикончил парочку западных саксов, — ответил я, а потом объяснил, что случилось, пока она не успела разорвать меня в клочья. — Так что в этом году они не нападут, — закончил я.
— Значит, в следующем? — спросила Стиорра.
— Возможно, — мрачно ответил я.
Мы стояли на высокой террасе римской постройки, глядя на грозовые тучи, надвигающиеся с северной стороны. Вдалеке над полями виднелись широкие серые полосы, там уже лил дождь.
— Мне надо идти, — сказал я дочери, — я должен добраться до Этельхельма раньше, чем он нанесёт ответный удар.
— А что ты станешь делать в случае войны? — спросила Стиорра, подразумевая — как мне удастся примирить любовь к ней с присягой Этельфлед.
— Драться, — коротко сказал я, — я надеюсь поселиться во Фризии и еще долго прожить.
— Во Фризии?
— Беббанбург для меня потерян, — ответил я. Не знаю, поверила ли она мне, но если и Стиорра станет распространять эту сплетню, вреда это не причинит.
