Этому противоречат слова Философа о том, что «интеллигенция имеет дело с неделимым, в котором нет ничего ложного»[144]. Но познание таких вещей принадлежит уму. Следовательно, интеллигенция есть та же сила, что и ум.
Отвечаю: «интеллигенция» в собственном смысле слова обозначает познавательный акт ума. Однако в некоторых работах, переведенных с арабского, отделенные субстанции, которые мы называем ангелами, названы «интеллигенциями» по той, возможно, причине, что такие субстанции всегда актуально мыслят. А вот в работах, переведенных с греческого, они называются «умами» или «разумами». Таким образом, интеллигенция отличается от ума не как сила от силы, а как акт от силы. Подобное разделение признается и некоторыми философами. В самом деле, они различают четыре вида ума, а именно «активный», «пассивный», «хабитуальный»[145] и «актуальный». Из этих четырех различными силами являются активный и пассивный ум (ведь и во всем прочем активная сила отличается от пассивной). Три же последних отличаются друг от друга как три состояния пассивного ума, который иногда находится только в возможности, и тогда его называют пассивным; иногда он находится в первом акте, т. е. в познании, и тогда его называют хабитуальным; а иногда он находится во втором акте, т. е. в обдумывании, и тогда его называют умом в акте, или актуальным умом.
Ответ на возражение 1. Если [вообще] принимать к рассмотрению столь неавторитетную [книгу], то в данном случае под интеллигенцией следует понимать акт ума. Таким образом, она отличается от ума как акт от силы.
Ответ на возражение 2. Боэций использует слово «интеллигенция» в значении акта ума, трансцендентного акту разума. В самом деле, далее он говорит, что если разум принадлежит только человеческому роду, то интеллигенция принадлежит одному только Богу, поскольку один только Бог постигает все без какого-либо изучения.
Ответ на возражение 3. Все перечисленные Дамаскином акты относятся к одной силе, а именно силе умственной. Эта сила, прежде всего, производит акт схватывания, и этот акт называется «интеллигенцией». Во-вторых, она направляет схваченное на познание чего-то еще или на осуществление некоторой деятельности, и это называется «осмыслением». А когда она исследует осмысленное, то это называется «обдумыванием». Если же кто-либо изучает обнаруженное в его соотнесении с уже достоверно известным, то о таком говорят как о знающем, или мудром, и это действие относится к «phronesis», или «мудрости» (ведь, как сказал Философ, «выносить суждение подобает мудрому»[146]). И, наконец, как только нечто, будучи всесторонне изучено, становится с несомненностью познанным, появляется необходимость донести это знание до других, из чего рождается «внутренняя речь», из которой проистекает «речь внешняя». Однако многоразличие актов не изменяет силы: о различии сил можно говорить только тогда, когда эти силы не сводятся к общему началу о чем уже было сказано (78, 4).
Раздел 11. Является ли созерцательный и практический ум различными силами?
С одиннадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что созерцательный и практический ум – это разные силы. В самом деле, способности схватывания и движения являются разными видами сил, что очевидно из сказанного во второй книге «О душе»[147]. Но созерцательный ум – это непосредственно сила схватывания, тогда как практический ум – это движущая сила. Следовательно, они являются различными силами.
Возражение 2. Далее, силы различаются согласно различию природы своих объектов. Но объектом созерцательного ума является «истина», в то время как объектом практического [ума] – «благо», а их природа различна. Следовательно, созерцательный и практический ум – это различные силы.
Возражение 3. Далее, практический ум соотносится с созерцательным [умом] в умственной части [души] как оценивающая способность с воображением в чувственной части. Но отличие оценивающей способности от воображения есть отличие силы от силы, о чем уже было сказано (78, 4). Следовательно, таким же образом отличаются созерцательный и практический ум.
Этому противоречит следующее: созерцательный ум, направляясь [на цель], становится практическим[148]. Но при этом не происходит замещения одной силы другой. Следовательно, созерцательный и практический ум не являются различными силами.
Отвечаю: созерцательный и практический ум не являются различными силами. И так это потому что, как было сказано выше (77, 3), акцидентное природе объекта не привносит изменения в силу; в самом деле, то, что окрашенная вещь оказывается человеком, большой или маленькой – является акцидентным, поэтому все подобные вещи равно схватываются силой зрения. Далее, для вещи, схваченной умом, то, будет ли ум направлен на деятельность или нет, является акцидентным, а ведь именно это и отличает созерцательный ум от практического. В самом деле, созерцательный ум направляет схваченное им не к деятельности, а к рассмотрению истины, в то время как практический ум направляет схваченное им к деятельности. Именно это имел в виду Философ, когда сказал, что «созерцательный ум отличается от практического своею целью»[149]. В конце концов, и сами их названия происходят от названия их целей: один – созерцательный, другой – практический, то есть деятельный.
Ответ на возражение 1. Практический ум является движущей силой не как осуществляющий движение, а как направляющий к нему каковое свойство принадлежит ему в соответствии с модусом его схватывания.
Ответ на возражение 2. Истина заключает в себе благо, а благо – истину: ведь и истина – это нечто благое, в противном случае она не была бы желанна, и благо – это нечто истинное, в противном случае оно не было бы интеллигибельным. Поэтому коль скоро объект желания может быть чем-то истинным через наличие аспекта блага, например, когда кто-либо желает познать истину, то точно так же и объект практического ума является благом, направленным к деятельности под аспектом истины. Ибо и практический ум, подобно созерцательному, познает истину, но при этом направляет познанную истину к деятельности.
Ответ на возражение 3. Как уже было неоднократно говорено, многое из того, что порождает различия в чувственных силах, отнюдь не порождает их в умственных силах.
Раздел 12. Является ли синдересис особой, отличной от других силой души?
С двенадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что синдересис – это особая, отличная от других сила. В самом деле, вещи, подпадающие под одно разделение, подпадают и под один род. Но в глоссе Иеронима на книгу Иезекииля говорится, что синдересис может относиться к раздражительности, пожеланию и разумности, а все перечисленное суть силы. Следовательно, синдересис – это сила.
Возражение 2. Далее, противоположности принадлежат к одному и тому же роду Но, похоже, что синдересис и чувственность противоположны друг другу, поскольку синдересис всегда побуждает к благому, тогда как чувственность всегда побуждает к злому, по каковой причине, по мнению Августина, она представлена в образе змея[150]. Таким образом, синдересис, как и чувственность, является силой.
Возражение 3. Далее, Августин говорит, что природной способности суждения присущи некие «правила и семена добродетели, истинные и неизменные»[151]. Но именно это мы и называем «синдересис». Таким образом, коль скоро неизменные правила, направляющие наши суждения, присущи, как говорит Августин, высшей части разума[152], то, похоже, синдересис – это и есть разум, т. е. он – сила.
Напротив, согласно Философу, «силы, сообразующиеся с разумом, суть начала для противоположных действий»[153]. Однако синдересис не имеет дела с противоположностями, напротив, он побуждает исключительно к добру Следовательно, синдересис – это не сила, поскольку если бы он был силой, то был бы разумной силой, так как у животных его нет.
Отвечаю: синдересис – это не сила, а навык, хотя иные и утверждают, что он является превосходящей разум силой, другие же говорят, что он – суть тот же разум, но не в смысле разумности, а в смысле природы. Дабы это стало понятным, надлежит вспомнить, что, как уже было сказано выше (8), акт человеческого рассуждения – это своего рода движение, проистекающее из мышления некоторых вещей, – а именно тех, которые познаются естественным образом без какого-либо исследования со стороны разума, – как от неких неподвижных начал и целевых причин мышления, поскольку посредством таких естественным образом познаваемых начал мы выносим суждения о тех вещах, которые обнаруживаем в результате рассуждения. Далее, очевидно, что как созерцательный разум судит о вещах умопостигаемых, так практический разум судит о вещах практических. Поэтому по природе нам должны быть присущи не только начала созерцания, но также и практические начала. Но дарованные нам по природе первые начала созерцания относятся не к особой силе, а, как разъяснил Философ, к особому навыку, который называется «мышлением начал»[154]. И точно так же дарованные нам по природе первые практические начала относятся не к особой силе, а к особому природному навыку, который мы называем «синдересис». В самом деле, [термином] «синдересис» мы обозначаем то, что побуждает нас избегать зла и стремиться к добру, ибо через посредство первых начал мы побуждаемся к обнаружению и к суждению об обнаруженном. Отсюда понятно, что синдересис – это не сила, а природный навык.
