Петров кивнул: — Давай, пусть будет приём. Потренируемся на этом менте, чтобы потом в приличном обществе афронты не коллекционировать. И всё-таки, и всё-таки… Николай, давай-ка рассказывай, как так получилось, что из-за тебя помещик разорился. Давай с самого начала и подробно.
Если с самого начала, то нужно начинать с крепостного права. Иванов и начал. Только ехать до Гордино оставалось всего ничего, поэтому получился экспресс-экскурс в политэкономию.
До 1861 года существовала известная система. Помещик в своем имении был властелином определённого количества рук, имел в своем полном распоряжении рабочую силу, которой мог управлять, как хотел. При крепостном праве помещик, устраивал обыкновенно свои отношения с крестьянами так: крестьянам было отведено некоторое количество земли, которая так и называлась "крестьянской землёй". Крестьяне сами распоряжались этой землёй, вели на ней свое хозяйство, и за это выполняли все работы на помещичьих полях, отбывали так называемую "барщину". Зная точно количество рабочих рук и их производительность, будучи полновластным распорядителем этих рук, помещик мог вести свое хозяйство продуктивно и с прибылью. Помещик не был заинтересован, чтобы крестьяне голодали. Поэтому достаточно взвешенно определял долю барщины в рабочем графике крестьянина. Доходы с помещичьей усадьбы позволяли неплохо жить многим поколениям помещичьих отпрысков, помещик, в свою очередь, был обязан заботиться о своих крестьянах.
С уничтожением крепостного права вся эта система обрушилась. Хозяйство страны должно было принять какие-то новые формы. Те, кто задумывал и проводил эту реформу, были люди умные и прогрессивные, знакомые с историей передовых стран того времени, поэтому предполагалось, что помещичьи хозяйства станут со временем некими латифундиями, вокруг которых будет кристаллизоваться новая общественно-хозяйственная форма жизни государства. Капиталистическая форма. Сельскохозяйственное предприятие виделось высоколобым вершителям судеб подобием мануфактуры, где работают на владельца пролетарии, не имеющие за душой ничего, кроме своих цепей. России, встававшей на капиталистический путь развития, требовались миллионы рабочих. Для работы на заводах, на фабриках, на… землях новых сельхозкапиталистов. Необходимо было, сделать так же, как сделали во всей остальной просвещенной Европе. Крестьян ограбить, согнать с земли, законами о бродяжничестве, и шеренгами виселиц вдоль дорог, загнать их в цеха, и на плантации. В результате получились бы крупные сельхозпредприятия в 10-20-30 тысяч десятин (гектар) на которых работают сельскохозяйственные рабочие-пролетарии, живущие в хрущобах, простите, компактно проживающие в многоквартирных домах. Ничего не напоминает? Правильно, получились бы, обычные совхозы.
Так вот, освободить крестьянина без земли не рискнули, и вышел грандиозный ПШИК.
"Рабочий" — звучит гордо! Нас так учили. Но по мне, звучит не "гордее", чем "рабовладелец". Кому как. И как когда. А вот "БАТРАК" всегда на Руси звучало как оскорбление и ругательство. ВСЕГДА. Батрак – не хозяйственный человек, нерадивый хозяин, потерявший или не способный приобрести земельный надел, недоумок, плошак, лентяй. В современном мире есть одно схожее понятие – бомж. Человек без квартиры, то же, что и крестьянин без земли. Вот лично вы, рискнули бы у всех "дар-рагих р-расеян" отобрать квартиры? Вот и у царских вельмож оказалась кишка тонка против Крестьянина. И российский крестьянин остался Хозяином. Большевики потом, через 70 лет, исправили, конечно, ошибку царских сатрапов, но в 1861 году, хотели как лучше, а получилось, как всегда.
Казалось, что все продумали правильно. Крестьяне получат небольшой земельный надел, который притом будет обложен высокой платой, так что землепашец не в состоянии будет с надела прокормиться и уплатить налоги, а потому должен будет наниматься к помещику, и работать на помещичьей земле. Та же барщина, только в профиль, и называется батрачина.
Помещики получат выкуп за "крестьянскую землю", которая станет называться "крестьянским наделом", хозяйство у них останется такое же, как и прежде, с той только разницей, что вместо крепостных крестьян будут работать вольнонаемные батраки. То есть, их же крестьяне, но работающие не из-под помещичьего кнута, а потому, что кушать хочется.
Все это казалось просто, да к тому же думали, что хозяйство будет идти еще лучше, чем шло прежде, при крепостном праве.
Вначале, было сделано много попыток завести чисто батрацкое хозяйство, с безземельными батраками, которые постоянно жили в помещичьем хозяйстве, но все эти попытки не привели к желаемому результату. Количество обезземеленных крестьян, бросивших хозяйство, было слишком мало для того, чтобы поставлять постоянный контингент батраков для помещичьих хозяйств, и к тому же непрерывно поглощалось фабриками, заводами, городами, в которых бушует промышленная революция.
На выручку помещичьим хозяйствам пришло – но только временно – то обстоятельство, что крестьяне получили малое количество земли и, главное, должны были слишком много платить за нее. Земли у мужика мало, податься некуда, нет выгонов, нет лесу, мало лугов. Всем этим нужно "раздобываться" у помещика. Нужно платить подати, оброки, следовательно, нужно достать денег.
На этой нужде и основалась российская система помещичьего хозяйства. Помещики стали вести хозяйство, сдавая земли на обработку крестьянам с их орудиями и лошадьми, сдельно, за известную плату деньгами, выгонами, лесом, покосами и т. п. Но обрабатывающие таким образом земли в помещичьих хозяйствах крестьяне, сами хозяева, сами ведут хозяйство, и нанимаются на обработку помещичьей земли только по нужде. Человек, который сам хозяин, сам ведет хозяйство и только по нужде нанимается временно на работу, — это уже не батрак, и на таких основаниях ничего прочного создать в хозяйстве нельзя. Есть нужда – берет работу, и дешево берет, нет нужды – не берет и задорого. Чтобы иметь рабочих на страдное время, нужно закабалить их с зимы, потому что, раз поспел хлеб, уже никто не пойдет в чужую работу: у каждого поспевает свой хлеб. Все помышления мужика-хозяина клонятся к тому, как бы, не закабалиться в работу, быть свободным летом, в страду, он все претерпевает, лишь бы сохранить свободу для своего хозяйства. Вся система нынешнего помещичьего хозяйства держится, собственно говоря, на кабале крестьянина-хозяина. Есть при имении хорошие выгоны, покосы, или возможность иным, чем затеснить крестьян, "ввести их в оглобли", "надеть хомут", крестьяне берут помещичью землю в обработку, нельзя затеснить – не берут. Дошло до того, что даже ценность имения определяют не внутренним достоинством земли, а тем, как она расположена по отношению к крестьянским наделам и насколько затесняет их, знаменитые "отрезки", над ними рыдает вся Россия. Нет хлеба, нет зимних заработков – берут у помещика работу, закабаляются с зимы, уродился хлеб, подошли хорошие заработки – никто не нанимается. Какое же тут может быть правильное хозяйство? Мужик постоянно стремится освободиться от кабалы, он работает в помещичьих хозяйствах только временно, случайно, закабаляясь по нужде.
Одолевает или не одолевает мужик, а все-таки, в конце концов, подрывается помещичье хозяйство. Одолел мужик – он сам увеличивает хозяйство, не одолел – он уничтожает хозяйство, бросает землю и уходит в город. И в том, и в другом случае помещик остается ни с чем. Поэтому-то помещичьи хозяйства год от году начали сокращаться, уничтожаться, и землевладельцы переходят к сдаче земель в аренду на выпашку. Если же которые хозяйства и держатся – на два, на три хозяйства в уезде батраков хватает, — то это чистая случайность, ничего прочного в них нет, и будущности они не имеют. Без чистого батрака не может быть правильного, прочного хозяйства.
Представьте себе завод, каждый рабочий которого дома имеет свой собственный персональный станок, и работает в основном на нем. Если не нашёл заказ на свой, домашний станок, то тогда идет на завод, работать на станке в цеху. Много ли наработал бы такой завод? Вот так и помещик.
Положим, что помещик – хозяин толковый, все науки знает, поля свои по всяким умным "Агрономиям" наладил, хлеба у него буйные, травы шелковистые, скоты по полям ходят тучные, но все это великолепие выстроено на песке. Вот у крестьян урожай. И не пришел крестьянин хомут на шею надевать. И пошло всё хозяйство у помещика-умницы прахом. Некому работать.
Мужик-то сам хочет быть хозяином, а батраком быть не хочет. Но у крестьян нищенский, кошачий надел. Крестьяне не могут жить "наделом", работа на стороне, и на полях бывшего помещика для них неизбежна, к ней они тяготеют не как вольно договаривающиеся, а как невольно принуждаемые. Кто же, имея свое хозяйство, свою ниву, свои хлеба, добровольно оставит свой хлеб осыпаться и пойдет убирать чужой хлеб? Ведь время страды – всего две недели. А ведь в этом идея и смысл реформы 1861 года. Этакое перетягивание каната.
