— Наверное. Я как-то не задумывался, — пожал плечами редактор. — Я привык вначале увидеть, потом поразмыслить. У меня из головы не идет смерть бедняги певчего. Его убийство никого из коллег покойника совершенно не тревожит, а может, просто мне не говорят. Хотя это ведь странно, лорд Пауэрскорт. И, мне кажется, женщины и любовные страсти, главная причина всех бед, здесь не замешаны. В соборе насчет женщин, как в монастыре. Жен нет ни у кого: ни у епископа, ни у декана, ни у регента, ни у покойного канцлера Юстаса. По-моему, и никто из духовных хористов не был женат, с их средствами семейством не обзаведешься. Ну, экономки — это-то конечно, но женушки — исключено.
— Полагаю, высокое англиканство[16] женитьбу не приветствует.
— Высокое, широкое, узкое, мелкое, глубокое, — беспечно махнул рукой Батлер, — комптонцам мало дела до таких религиозных тонкостей. Упомяните тут насчет «высоких англиканцев», местные жители решат, что вы им говорите про высокорослых клириков. А знаете, лорд Пауэрскорт, — вино заметно развязало язык журналиста, — в этом самом соборе лет триста назад случилась потрясающая любовная история.
— Достойная украсить страницы «Графтон Меркюри»? — слегка поддразнивая, спросил детектив.
— Как только будет подходящий момент, найду повод и напечатаю на первой полосе! — решительно заявил редактор. — Вот вы послушайте. Служил здесь в тысяча пятьсот девяносто втором году один хормейстер-органист, который завел бурный роман с женой декана. Приходит он как-то к вечерне, проводит свою вступительную часть обряда, а через несколько минут шмыг через западную дверь и прямиком в дом декана. У него был под рясой нож, он хотел декана прикончить. Только декан, парень проворный, удрал, заперся в спальне наверху. Потерпев неудачу, хормейстер возвращается к органу и, как положено, звучит финальный псалом. Затем преступник скрылся; нашли его позднее в Вустере, он там тоже пристроился хором руководить.
— Надеюсь, — улыбнулся Пауэрскорт, — драма произошла не в четверг, любимый день архидиакона?
Патрик Батлер отрицательно мотнул головой. В зале «Королевской головы» уже никого, кроме них, не осталось. Солнце за окном клонилось к горизонту.
— Могу я, мистер Батлер, попросить вас об одном одолжении?
— Конечно! — кивнул редактор. — И пожалуйста, обращайтесь ко мне просто Патрик. Меня все в городе так называют.
— Благодарю вас, — сказал Пауэрскорт. — Хотелось бы полистать выпуски вашей газеты за последний год. Почувствовать местную атмосферу.
— Конечно! — вновь кивнул редактор и тут же ужаснулся, представив слой мусора на полу, дикие горы бумаг на столах. — Только у нас, лорд Пауэрскорт, понимаете ли, как-то не совсем…
Детектив решил было, что не хватает каких-то номеров, но затем вспомнил свой визит в редакцию одной из лондонских вечерних газет: на полках и столах там творилось нечто неописуемое.
— Если вас, Патрик, смущает не совсем образцовый порядок в вашем офисе, пожалуйста, не беспокойтесь. Мне недавно довелось полгода квартировать в Южной Африке с милейшим, на редкость интеллигентным младшим лейтенантом, истинным гением беспорядка. У него все вещи, включая амуницию, обычно валялись на полу. Сослуживцы именовали его жилища «храмами хаоса».
Патрик Батлер засмеялся.
— Так далеко я не зашел, лорд Пауэрскорт. А можно задать вам вопрос?
— О, разумеется, — улыбнулся детектив, внутренне насторожившись.
— Сейчас, я знаю, вы расследуете смерть хориста. Но вы же приехали раньше, вы ведь присутствовали на похоронах канцлера Юстаса?
«Внимание, осторожно!» — скомандовал себе Пауэрскорт. Патрику Батлеру незачем знать про подозрения относительно кончины Джона Юстаса.
— Да, я был на траурной церемонии. Сестра покойного, миссис Августа Кокборн, попросила приехать, дать ей кое-какие советы насчет завещания. Каверзная штука, эти бумаги о правах наследников.
— Так в самой смерти канцлера ничего подозрительного?
— Ничего, слава Богу, — беззаботно бросил сыщик. — Так когда было бы удобно навестить вас и просмотреть газеты?
— Завтра днем, если вас устроит, лорд Пауэрскорт. А можно упомянуть в новостях, что вы расследуете убийство Артура Рада?
— Вам — можно, — доверительно улыбнувшись, сказал Пауэрскорт. — Хотя я не предполагаю обнаружить в этом деле какую-либо связь с таинственными четвергами архидиакона. Тут все значительно серьезней.
Патрик Батлер покидал ресторан, ликуя и торжествуя. Приезд едва ли не лучшего британского детектива в Комптон — какой материал! «Лондонская ищейка берет след комптонского киллера»… Пожалуй, такая удача перекроет досадную немоту о деталях смерти хориста. Патрик взглянул на часы: без нескольких минут четыре. Если заставить себя шагать медленно (ох, тяжкая задача для его натуры!), то на чай к Энн Герберт заявишься как раз с боем колокольных курантов.
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт ланчем остался очень доволен. Удалось добиться своего: в новостях «Графтон Меркюри» мелькнет, что он занимается убийством певчего. Надо надеяться, убийца это прочтет. Пауэрскорт почувствовал себя этаким матадором-пикадором на корриде в Испании. Сейчас мы раззадорим быка. Вот сэр Фраэнсис выезжает на жаркую арену Мадрида или Барселоны всадником в коротком алом плаще. Под ногами чистый песок — скоро его зальет кровь испустившего последний вздох животного, а может — самого тореадора. С трибун несется хриплый рев. Пикадор Пауэрскорт дразнит могучего быка, ловко уклоняясь от огромных рогов, пронзающих знойный воздух. Бык атакует. В решающий момент появляется матадор… Детектив, правда, не герой корриды, но у него та же задача: расшевелить, вывести на себя противника. Пусть только комптонский убийца начнет действовать, а там, быть может, это чудовище ошибется.
Леди Люси ждала мужа у главного входа в собор. Высокий фронтон по праву слыл одним из величайших средневековых скульптурных ансамблей. Когда-то фигурами, изваянными из местного известняка, были заполнены сотни и сотни ниш. Теперь — после эпохи Реформации и долгой гражданской войны, когда во имя пуританских принципов идолы католиков нещадно крушились солдатами армии Оливера Кромвеля, — статуй осталось меньше половины. Фронтон развернулся зримым монументальным словарем христианского вероучения. Над входом двенадцать апостолов с особо выделенной группой четырех евангелистов. Направо от входной арки сцены Ветхого Завета, налево — Нового. Выше, по чину соответственно заслугам перед верой, ряды святых и епископов. Еще выше композиция «Воскресения», чтобы взирающие снизу паломники могли наглядно ощутить путь сквозь пространство и время, от земного к вечному. И небеса над венчающей фронтон фигурой возносящегося Христа, как райское блаженство за пределами каменной тверди.
Скользящий по скульптурному фронтону взгляд Пауэрскорта вдруг замер. Что, если опустевшие ниши нынче «украшают» останки двух без вести пропавших комптонских певчих? Обмазали тела в сутанах мелом или алебастром, после чего установили вместо поверженных святых? Впрочем, от этой смелой догадки все-таки пришлось отказаться ввиду технической сложности подобной операции и невозможности провести ее незаметно.
— Люси, — сказал Пауэрскорт, взяв жену за руку, — у меня был прекрасный ланч, но, согрешив чревоугодием, необходимо омыть душу умилением святой вечерни.
Войдя, они пошли по правому боковому нефу. Со стен смотрели изображения старинных епископов. Под плитами покоились местные феодалы. Пауэрскорт остановился в капелле щедрого дарителя Роберта, лорда Уолбека, лежащего на каменном саркофаге с огромным каменным мечом. Этот лорд, как рассказывал декан, выстроил здесь в свое время специальный приют для монахов, коим завещалось вечно служить мессы за упокой его души. Здание приюта стоит до сих пор. Детективу представилось, как бы все было, не случись переворота Реформации. Наверное, и в 1901 году монахи ежедневно дружной вереницей тянулись бы через церковный двор в эту соборную капеллу помолиться за лорда-благодетеля. Или уже закончились бы денежки? Сколько надо было оставить, дабы заупокойные мессы продолжались по сей день? Держал ли лорд в уме точную дату Второго пришествия, рассчитав сумму, достаточную до рокового срока, но не более?
Леди Люси потянула мужа присесть на скамью в глубине хоров. Внизу из паствы находились лишь две согбенные престарелые дамы, которым трудновато было подняться наверх.
«Смири сердце свое, обнажи душу и откройся Господу, владыке милостивому и милосердному…»Со словами зазвучавшего псалма у Пауэрскорта мелькнуло видение огня, сжигавшего тело Артура Рада. Службу вел еще незнакомый Пауэрскорту молодой каноник, говоривший с легким валлийским акцентом. Декан начальственно наблюдал. Кресло епископа пустовало. Хор продолжал петь. Детектив заметил, что его место отмечено старинной памятной табличкой, запечатлевшей прозаическое имя «Билтон». Люси, как подобает, досталось нечто более романтичное: на спинке ее сиденья значилось «Алтарный Брат Меньшой». Пауэрскорт огляделся, ища, где же «Алтарный Брат Старшой», но это имя вслед за половиной статуй на фасаде исчезло.
