– Акцент, – улыбнулся Кидд.
– Но… я полагал, у меня его нет. В смысле… думал, что говорю, как в Англии.
– Шотландец своего всегда распознает, есть что-то родное в тембре. Откуда вы?
– Абердин.
– Tha mi à Dùn Dèagh27.
– Знаете шотландский? – удивился Нэш.
– Когда-то, да и тогда немного. Cha robh bean agam aig an àm sin28, – ухмыльнулся Кидд, скользнув глазами по супруге. – Is e Ameireaganach a tha innte29. Где ещё бывали в Шотландии?
– Много где, – замялся Нэш. – В Сент-Андрусе в университете… В Эдинбурге, в Гриноке.
– Я порой скучаю по ней, – задумался Кидд. – Ar thaigh30. Почему уехали?
– Я… – Нэш краем глаза посмотрел на Хейдена. – Я должен был здесь кое-что сделать.
– И что же помешало?
– Ну, не так-то это легко и быстро.
Кидд слегка улыбнулся, но не ответил. На мгновение воцарилось молчание, но почти сразу же его прервал решивший напомнить о себе Флетчер.
– Как я уже говорил, мистер Кидд раньше тоже выходил в море, и небезуспешно, – вмешался в разговор губернатор. – А ещё мы как раз недавно думали о возведении на Бродвее новой церкви…
– Храмы строить – дело благородное, – с улыбкой, но искренне согласился Хейден.
– Именно, – продолжал Флетчер. – Нам, конечно, ещё предстоит выкупить землю, в чём городу любезно и помогает Уильям. Но это всё можно решить. Будь я проклят, джентльмены! – внезапно воскликнул он. – Я буквально вижу её шпиль – самый высокий во всей Америке.
– …А стоить он будет нашего золотишка, – закончил за него Хейден. – Давай на чистоту, Бен, сколько нужно?
– Нет, нет, тут дело в другом, – включился мистер Скайлер. – В стройку уже вложился Ван Кортландт, её поддерживают Филипс и Кидд. – Что касается ваших способностей, Роберт, они всё же больше по части мореходства, не так ли?
– Да, мы с Питером хотели обсудить с вами несколько предложений, господа, – поддержал тему Флетчер. – Нынче, как известно, огромный рынок на западе Африки – Гамбия, Бенин, Гвинея… От нашей страны там орудует Королевская Африканская компания, но и не только она… – Губернатор хитро заулыбался.
– Чёрных, значит, возить хочешь? – сразу перешёл к делу Хейден. – Почему именно мы? У тебя там что, других людей нет?
– Наоборот, – втиснулся Скайлер. – Все большие люди нынче думают об Африке – кто уже там, а кто скоро отчалит – Бриджмен, Тью, Уонт. Возможно сегодня эти имена ещё не на слуху, но завтра – завтра они будут богатейшими людьми мира. Эти капитаны – мудрецы, они смотрят в будущее и потому работают с нами.
– Оптимистично, – спокойно произнёс Хейден, по старой привычке не бросаясь в пекло и ни на что не соглашаясь, не выяснив всех деталей.
– Вест-Индия это вчерашний день, – подхватил Флетчер. – Как не больно это признавать, но это правда, и я уверен, что ты, Робин, сам это понимаешь лучше меня. На Карибах стало тесно и бедно, золотые времена теперь история. Морган, Олонэ, Тейт – они своё взяли, поднялись на том, что было, но теперь они в прошлом, а мы – мы должны взять своё в настоящем.
– Неужто ты собственными руками брать будешь, Бен? – улыбнулся Хейден.
– Не будем спешить, джентльмены, – сказал почувствовавший необходимость взять паузу Скайлер, – монеты монетами, а горло всегда требует вина. Прошу к столам…
Таким нехитрым образом переговоры были временно отложены. Вполне вероятно, что Флетчер и Скайлер рассчитывали заключить какое-нибудь соглашение или хотя бы устную договорённость уже сегодня, сразу после того как Хейден прилично напьётся, хотя со стороны губернатора, знающего Роберта не первый день, подобная мысль была бы наивна. Бобби Хейден потому и достиг того, чего достиг, так как имел за душой главный, жизненно необходимый пиратскому капитану навык – он способен был держать рот на замке даже в состоянии, близком к предсмертному. Иные данного правила не придерживались и оттого прожили гораздо меньше.
Что касается Нэша, он, по уже сложившейся традиции, если и пил, то в меру, а сегодня сильно опьянеть и вовсе не успел.
Всё дело в том, что вскоре после вышеизложенного разговора к Нэшу подошёл слуга и передал письмо. На вопрос, от кого оно получено, слуга смог пояснить только, что это был незнакомый человек в тёмном плаще и шляпе. Откланявшись, слуга вернулся к своим обязанностям.
Томас нашёл в шумном зале укромное местечко, скрывшись таким образом от Хейдена и других любопытных глаз – нужно сказать, Хейден к его действиям не проявлял никакого интереса, и даже само вручение письма Нэшу осталось им практически незамеченным.
Сломав печать, Нэш вытащил записку, текста на которой оказалось меньше, чем можно было ожидать от формата:
«Птичка опять чуть было не угодила в клетку, а? Всякий раз удивляюсь твоей неосмотрительности.
Ладно, я тебя вытащу, только не суетись.
Ключик в предпоследнем доме у частокола, с восточной стороны. Иди по Уильям-стрит до стены, потом направо и до двухэтажной лачуги.
Никому не говори ни про письмо, ни про дом – никому не доверяй, вокруг тебя полно ушей и языков.
Приходи только один.
Да… и не заставляй меня ждать. Сделай это сразу же, как получишь письмо.
Если пожить ещё хочешь».
Закончив читать, Нэш украдкой посмотрел на Хейдена – тот весело беседовал с Флетчером и некоторой другой знатью, активно запивая разговор голландским бренди, которого у губернатора было в достатке.
Нэш не находил ответа на вопрос почему это произойдёт, но точно знал, что это произойдёт – он подчинится записке. Том вдруг отчётливо вспомнил нелегального пассажира в трюме «Кокетки», загадочные смерти Мейсона и Джонни Пирса, окровавленный туз пик, принадлежавший Льюису, затем уже его труп, Баккера, кровь, преследующие его видения с картами…
Всё это неким образом сложилось в определённую последовательность, сути и деталей которой Нэш не понимал, но точно знал, где она продолжится.
По характеру он, конечно, был авантюрист. Лгать об этом или пытаться его как-либо оправдывать более не имеет смысла. Человек без подобных качеств равным образом не взялся бы за миссию, порученную герцогом Бофортом, не связался бы с пиратской командой, с которой теперь уже имел слишком много общего, и в конце концов не оказался бы в том положении, в котором теперь находился.
Том Нэш сам к этому шёл, целенаправленно или бессознательно, и теперь готов был бросить вызов фатуму.
Он сложил записку, незаметно проскользнул к гардеробу и, накинув плащ, незримо вышмыгнул на улицу.
На дворе был поздний вечер, а в условиях нью-йоркского освещения того времени – скорее глухая ночь. Лёгкий морозец неприятно щекотал лицо и нервы, которые у Нэша и без того были накалены до предела.
Он быстро убрался с Квин-стрит, свернув на улицу Уильям – именно она ему и требовалась, после чего быстрым шагом пошёл по дороге вверх. Его целью было дойти до частокола, обрамляющего город с севера, того самого, в честь которого и появилась знаменитая сегодня Уолл-стрит – как видим, американцы тех лет были весьма изобретательны на названия.
Хотя «яблоко» в те времена было не в пример нынешнему и не занимало и половины Манхэттена, располагаясь только на южном его берегу, не говоря уже о других островах, чтобы пересечь город, всё же требовалось некоторое время.
Тем временем по дороге Нэша ждал ещё один сюрприз. Перейдя Бивер-стрит, он неожиданно услышал детский смех.
Навострив уши, Том медленно приближался и вскоре понял, что голос был не один – детей было двое, и находились они совсем рядом.
Наконец, он увидел: напротив калитки, перед фасадом одного из частных домов по левой стороне улицы, сидело две слабо различимых фигуры.
Одна из них, весьма субтильного телосложения, резко поднялась. Из кромешной тьмы донёсся женский голос:
– Эй, кто это?..
Нэш его сразу узнал. Смело подойдя ближе, он увидел усыпанное веснушками юное личико. Это существо было не ребёнком, но и на зрелую женщину никак не тянуло.
– Нэш?! – вскрикнула Бекки. – Ты какого дьявола здесь делаешь?..
Томас в ответ улыбнулся, а краем глаза приметил сидящего позади, аккуратно стриженного мальчика – этот уже действительно был ребёнком, на глаз не старше пяти лет.
– Не ругайся при детях, Бек, – с шуточным упрёком отозвался Нэш. – Кто это? И что ты здесь делаешь?
– Познакомься, это Руперт Элрингтон, сын мистера Джеймса Элрингтона.
Мальчик поднялся с земли и вежливо протянул Нэшу маленькую ручонку.
– Привет, – у него был щебечущий голосок. – Я Руперт.
Нэша вся эта сцена сразу как-то растрогала, его нервное и решительное на подвиги настроение улетучилось. На смену ему пришли мягкость и нахлынувшие воспоминания о прежней цивилизованной жизни в Лондоне – он вспомнил Пикадилли, маленьких попрошаек, вечно снующих по Чаринг-Кросс, блистательную Стрэнд, элегантные камзолы и платья, вышитые по последней моде, изысканные клубы…
