Но обиды рыцарь не таил: в обычаях эльфов скрывать важное о Светлом Лесе. Значит, смерть Тирдалла Тавеллана оказалась связана с делами государственной значимости. Иначе Миррин, который не понаслышке знал о дружбе отца с великим лордом Северных земель, всё бы рассказал.
Эйсгейр не раз думал, что же случилось тогда в Светлом Лесу. Ведь и другие короли — тогда ещё короли — тоже столкнулись с подобным. Все посольства уехали в Светлый Лес на праздник, и несколько месяцев от них не было никаких известий. А потом как минимум половину послов заменили. Ещё в трёх случаях, кроме Тирдалла, причиной стала внезапная смерть, а в остальных даже никаких разъяснений не дали. «Так надо», и всё.
— Садись, Миррин, — кивнул другу рыцарь, — поужинай со мной.
Высокий и стройный, словно берёза, сын Леса прошёл к столу. По пути он успел легонько шлёпнуть водяным щупальцем Ярла Мурмярла, без которого не обходился ни один приём пищи во дворце. Белоснежная шерсть сразу же намокла, и кот, обиженно засопев, начал приводить себя в порядок.
Эйсгейр усмехнулся. При виде пушистого ярла полномочный посол благороднейших эльфийских кровей шестисот лет от роду превращался в пятилетнего проказника. Судя по всему, Миррин был в отличном настроении. Поняв это, рыцарь вздохнул — сейчас он будет это самое настроение портить.
— До меня дошли слухи, будто король безумен, — как бы невзначай бросил Эйсгейр посреди разговора и еды и поставил круг тишины.
Рыцарь не стал говорить, какой именно король, желая увидеть реакцию Миррина.
Тот поперхнулся. На лице его мелькнули тревога и удивление, но он быстро справился с ними, притворившись, что вытирает рот салфеткой.
«Океан-отец, неужели правда?» — подумал рыцарь, сам чуть не поперхнувшись.
— Сегодняшнее жаркое великолепно, передай твоему повару, — сказал Миррин и продолжил орудовать вилкой как ни в чём не бывало. — Какой король?
— Который правит Лесом, — ответил Эйсгейр, чуть помедлив.
Миррин застыл, глаза его сузились. Рыцарь смотрел на посла. Тот молчал, но глядел куда-то в сторону его пушистости.
— Кракен сожри твои уши, Миррин! Мне ты можешь сказать?!
— О чём?
Рыцарь фыркнул. Ох уж эта эльфийская скрытность!
— Милихэн безумен?
Вместо ответа Миррин начал ставить круг тишины, хотя точно знал: Эйсгейр это уже сделал. Посол не обошёл вниманием даже самую маленькую вилочку. Цыплёнок — и тот удостоился защиты. Рыцарь терпеливо ждал, думая, что круг тишины у Миррина никогда не бывает кругом. И даже сферой.
— Допустим, я отвечу утвердительно, — сказал, наконец, посол. — И что же, теоретически, это нам даёт?
Эйсгейр закатил глаза. На его памяти Миррин всегда говорил о делах Леса «теоретически». Как и его отец.
— Допустим, я слышал, как некие люди говорили об убийстве эльфийского короля, — ответил рыцарь и, помолчав, добавил: — Теоретически.
Миррин не отвечал и, кажется, совсем забыл о еде.
— Кракен тебя сожри... Можем мы поговорить не теоретически? Я сам слышал это. Некто утверждает, будто король Светлого Леса безумен. Они говорили, что имеют доступ во дворец и у них есть шпионы в Лесу.
— Те, кто говорили, или те, о ком говорили? — уточнил Миррин.
— Те, о ком говорили.
— А кто говорил?
— Я не видел лиц, — ответил Эйсгейр, и совесть в нём всплеснулась.
Но он заранее решил не упоминать о герцоге Мирара. Эльфы вполне могли устроить закулисную резню и устранить всех, хоть на каплю причастных. Даже тех, кто просто мимо проходил. А Эйсгейру меньше всего хотелось, чтобы все эти люди умерли прежде, чем ему удастся узнать хоть что-нибудь. И вообще, он действительно не видел лиц.
— То есть, ты слышал, как некие люди во дворце людского короля говорили о том, будто кто-то хочет убить эльфийского короля, располагает шпионами в Лесу и может проникнуть во дворец в Тал-Гилас. Я правильно понял?
Рыцарь кивнул. Миррин в задумчивости откинулся на спинку резного стула, взяв в руки бокал с вином. Внезапно спокойствие оставило его. Посол выругался.
— Ты что-нибудь делаешь? — спросил он, чуть подавшись вперёд и впившись взглядом на рыцаря.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Конечно. Слежу за важными рыбками.
— За кем?
— Миррин, объясни хоть немного... — сказал рыцарь, уклоняясь от ответа.
— Во дворце в Тал-Гилас случилось нечто. Не могу рассказать подробностей, да и, если честно, этого не должен говорить. Но что-то там произошло. Через неделю после того приёма в Эвенрате, на котором ты был. Потому я и задержался в Лесу.
— Нечто?
— Нечто.
Миррин замолчал, на лице его вздулись желваки.
— Милихэн... Жив? — спросил Эйсгейр.
— Жив, иначе я бы не вернулся так быстро. Если бы вообще вернулся.
— В каком он состоянии?
Миррин бросил на рыцаря странный взгляд.
— Знать не знаю.
— Ты безумец! Как я могу помочь, если ты не даёшь мне ничего понять!
— Безумец! — Миррин вдруг усмехнулся. — Каков король, таков народ...
Более прямого подтверждения и ждать нельзя было.
Все беседы с Миррином о Лесе оказывались до ужаса путанными и туманными. Посол никогда не врал, но либо не отвечал вовсе, либо говорил такими загадками и экивоками, что Эйсгейру хотелось утопиться. Потому-то он редко затевал подобные беседы, зная об их бесполезности. Выцедить хоть капельку сведений было невероятным успехом.
— Эйс, я столько раз обсуждал с Первым советником вопрос о тебе... Совет против. Два голоса против одного и подавляющее большинство голосов в Младшем совете. Эмиэль ничего не может сделать с этим. Мы часто в меньшинстве.
Рыцарь замер, глядя на друга. Чтобы Миррин вот так сказал о результатах голосования в эльфийском совете? Тот вздохнул, а потом взял вилку и продолжил есть. Точнее, делать вид. Эйсгейру стало ясно: больше ничего, касающегося Светлого Леса посол не скажет.
Потянулось молчание. Миррин с отстранённым видом ковырялся в тарелке, а рыцарь думал.
Выходило, Милихэн действительно безумен. Что это за безумие и каковы его причины, наверное, не так важно. Но он недееспособен. Это можно утверждать наверняка: иначе эльфийский совет не обсуждал бы вмешательство Снежной Длани в дела Светлого Леса. Да подобного вопроса даже не стояло бы!
Значит, проблемы у эльфов серьёзные. Очень.
«А наследники? — подумал рыцарь. — Должны же быть у Милихэна наследники...»
Когда около ста тридцати лет назад Эйсгейр был в Светлом Лесу, он видел монаршую семью. Сам король ему запомнился, а вот его жена и дети... Словно стёрлись из памяти.
Кроме короля, Эйсгейр помнил и членов Старшего совета. Может, тоже не так хорошо, как хотелось бы, но он знал, что всего их четверо с бесхитростно простыми титулами — Первый советник, Второй, Третий... Они считались равными, а порядок счёта — всего лишь древняя традиция. Так объяснял Тирдалл.
Почему же Миррин сказал «два голоса против одного», если в Старшем совете — четверо? Куда делся один из них? И который?
Рыцарь напряжённо думал. Миррин свои слова не объяснит, на это даже надеяться не стоило. Он и так сказал много. Например, упомянув Эмиэля, назвал его и Первым советником, и по имени. Зачем, если Эйсгейру и так известно, что Эмиэль занял место своего отца в Старшем совете? Миррин хотел подчеркнуть, что Первый никуда не делся?
Рыцарю вспомнился Эмиэль. Высокий, ещё выше Миррина, он был таким же черноволосым, но зеленоглазым. Эмиэль много смеялся и шутил, чем, наверное, привёл бы в полнейшее недоумение маститых учёных из людей — разве такой легкомысленный весельчак может быть светилом науки? А Эмиэля считали именно таким, и в придачу малость нахальным.
Эта репутация ещё больше утвердилась, когда около ста тридцати лет назад Эмиэль, решив отмежеваться от семьи, выбрал для своего нового дома острова около побережья Светлого Леса. Вне Леса! Притом, что никто из эльфов не может жить далеко от силы короля слишком долго. Планы Эмиэля вызвали множество обсуждений и слухов, но он не обращал на это ни капельки внимания. Скорее, даже радовался этому. Удалось ли ему осуществить задуманное?
