В зале остались патрульные и застрявший между ними Емеля. Он слабо трепыхался, как древнегреческая галера, зажатая между Сциллой и Харибдой. Попович усадил его одной рукой на бочонок, другой перевернул опрокинутый стол.
– Рассказывай, браконьер, как чудо-щуку ловил! И про главное не забудь: где, чем, когда и с кем? – Задов вытащил из кармана замусоленный блокнот и огрызок химического карандаша. Он всем своим видом изображал официальное лицо и грозно хмурил брови.
Попович сел напротив них и, выдернув кинжал из стола, начал вырезать на столешнице зубастую акулу с высоким плавником.
– Вы из налоговой инспекции? – заискивающе спросил Емеля. Он судорожно сжимал в кулаке красную тряпку. В суматохе ему оторвали рукав рубахи.– Бить будете?
– Хуже! – рявкнул Задов и оторвал ему второй рукав. Получилась майка в спортивно-революционном стиле. Лева во всем любил симметрию.
Алеша, услышав треск рвущейся ткани, отвлекся от резьбы. Богатырь перегнулся через стол и одним движением разорвал на груди Емели рубаху. Майка превратилась в игривую блузу с вырезом до пупа.
– Мы – стилисты! – продолжил Задов.– Щас мы тебя красавчиком делать будем.– Он оборвал фразу и начал игриво наматывать свой роскошный чуб на мизинец.
Алеша подыграл товарищу и послал Емеле воздушный поцелуй. Для верности глумливо подмигнул пару раз.
В Лукоморье о стилистах шла дурная слава. Хуже не придумаешь. После воздушного поцелуя Емеля сразу «раскололся» до самого бочонка, на котором нервно ерзал. Он заканючил, размазывая слезы по щекам:
– Не трогайте меня дяденьки! Я еще к этому не готов… Все расскажу-у-у!
– У-у-у! Чух-чух! – передразнил Задов, одновременно изображая паровоз.– Ту-ту-у-у!
Емеля воспринял эту какофонию, как прелюдию перед глумлением страшных незнакомцев. Он стыдливо запахнул на груди остатки рубахи и частой скороговоркой начал исповедоваться во всем:
– Не ловил я никакую щуку. К Заповедному озеру даже близко не подходил. Нет никакого щучьего веления и моего хотения! Ее вообще поймать никому не под силу. Наврал я с три короба, чтобы налог на азартные игры не платить. А деньги у Ивана-дурака в карты выиграл. Ему на днях очередное полцарство обломилось. Не то он кого-то спас, не то избавил. Я толком не разобрал. Короче, подвиг совершил в тридевятом королевстве. Местный королек его золотом и осыпал. Сначала играли на интерес, потом – по маленькой. Мне сразу масть пошла, а он только ставки повышал, чтобы отыграться. Продулся в пух и прах. Сами, наверное, знаете, как бывает…
– Знаю не понаслышке. Цыган сына бил не за то, что в карты играл, а за то, что отыгрывался.– Леву передернуло от неприятных воспоминаний. Последний раз он пытался отыграться в казино у Кощея этой ночью. Хорошо хоть браунинг смог вернуть.– Во что играли? В очко?
– Ну, что вы? Как могли такое подумать? Мы ж приличные люди! В подкидного.– Емеля отодвинулся с бочонком подальше от Левы, вплотную к стене.
– Получается, никакой щуки нет? – Задов спрятал блокнот в карман. Задание оказалось пустышкой. «Так и доложим командиру, а по дороге в отряд можно будет заскочить в казино „На острие иглы“. Отыграться, ну хоть чуточку…»
– Почему же нет? Еще как есть! – встрепенулся Емеля.– За горячими ключами находится Заповедное озеро. В нем и живет Царь-рыба. Только дураков туда ходить нету! Даже Ивану не под силу.
– Почему озеро Заповедное? – вяло поинтересовался Лева.
– Старики заповедовали туда нос совать. Ни один ходок оттуда еще не возвращался. Всяких тварей богопротивных в тех лесах хватает. Тайга густая – ни пройти, ни проехать. Местные жители из кочующего племени Волков-без-имени рассказывали, как она выглядит.– Емеля ткнул пальцем в очередное художество богатыря, вырезавшего акулу.– Похожа. Только плавник поболе будет. Как парус. А вот тут Медные горы.
Попович немедленно вырезал рядом с акулой несколько горных пиков.
– Тута горячие ключи.– Емеля сдвинул палец немного в сторону.
Алеша несколькими точными штрихами лезвия нанес на дерево бьющие из-под земли фонтаны.
– Ключи, а не гейзеры! Здесь – лес и болота.
Вокруг изображения морской хищницы появились новые картинки. Особенно Поповичу удались три дуба, обозначающие лес.
– Подходы к озеру стерегут хранители: трое братьев. Не люди и не звери, чудь непонятная. Про них геологи рассказывали. Они на вертолете к озеру прилетели. И так же быстро улетели. Те твари им машину из обрезов раскурочили. Пришлось на вынужденную посадку садиться в тайге. На их счастье, пилотам попалась поляна, где древний курган с каменной бабой наверху. Рядом с курганом племя стойбищем стоит. Курган – святилище. Геологи им про трех незнакомцев вредителей и Царь-рыбу рассказали. Так байка дальше пошла.
Алеша тщательно вырезал рассказ на столе. Не забыл он изобразить и курган с каменной бабой. У него она получилась как живая, притягивала взгляд, вызывая душевный трепет и неясное томление. У Задова глаза подернулись поволокой. В голове зашевелилась мысль: «Давно я к Василисе не захаживал. Надо навестить, а то обидится».
Деревянная карта получилась просто замечательная. Можно прямо сейчас – в раму и на стену повесить. Только кому она нужна в кабаке? Осталось определиться со сторонами света: где север, а где юг. С этой задачкой пусть начальство голову ломает или те, кого в командировку отправят. А так любой топограф обзавидуется. У них на картах – убогие значочки и закорючки непонятные. А здесь настоящее произведение народного богатырского промысла. Любой столяр-краснодеревщик от зависти лопнет.
– Щука – это что! Мы ее не видели, только слухи про нее идут. А в нашей речке завелся крокодил! Да-да, весь такой из себя зеленый-презеленый! – Емеля разволновался, боясь, что ему не поверят.– Наша речка из Заповедного озера вытекает. Слухи о таинственной зверюге давно ходили, но в нашей деревеньке мы слухам не верим. Прошлой осенью мой кум купался в речке около колхозного утятника, колхоз «Виктория», слыхали, может? Кум услышал, как утки зашумели, да и поплыл назад. Недалеко от берега кто-то схватил кума за ногу и потащил вниз. Чудом ему удалось вырваться, а нога оказалась у него прокушенной до кости. И были на ней отпечатки зубов, вроде собачьих, только гораздо больше. Мой крестник играл на берегу с собакой, кидал ей палку в воду и смотрел, как псина тащит ее на берег. Был там и мой кум. Вместе с крестником они видели, как из воды появилось зеленое бревно с зубами, схватило собаку и утянуло на дно. А потом на поверхности реки кровь показалась. Нашего барбоса мы больше не видели. Работницы утятника, которым мы об этом рассказали, сказывают, что у них часто пропадают утки. А потом на воде – следы крови да перья утиные. Иногда птицы начинают вроде бы беспричинно крякать и выскакивать на берег, словно в воде за ними кто-то гонится. Соседский мальчик Дима Мамонтовский, нырнув в речку, увидел под водой такое, что чуть не утонул от страха, а потом начал заикаться. Нашим рассказам о крокодиле никто в деревне не поверил, а зря: вскоре тварь утащила на дно еще двух собак и одного инвалида. Наверное, сильно отожрался крокодил на колхозных утках-то. Что дальше было, не знаю. Я подался в город на заработки.– Емеля громко шмыгнул носом. Плакать он перестал и теперь выжидательно смотрел на Задова.
– Ты с кумом хоть закусывал? Знаю я эти посиделки на пленэре. Водка рекой течет, свежий воздух голову кружит,– вяло уточнил Задов. Командир про крокодила ничего не говорил. Этот представитель местной фауны Леву мало волновал.
– Огурчик малосольный был,– повинился Емеля.– Правда, один, но большой и в пупырышках.
– Ничего больше не хочешь сказать в свое оправдание? – Задов окончательно утратил интерес к лжерыбаку и спрашивал скорее для проформы. Сейчас его терзал другой вопрос: какой дорогой возвращаться в отряд? Мимо казино или через дом Василисы? Победила великая сила искусства, и Лева мысленно проложил маршрут через терем премудрой красавицы.
– Все, все рассказал! Ничего не забыл! Как на духу! – Емеля проникновенно прижимал руки к груди.
– Запомни на будущее: врать нехорошо,– расщедрился на совет Лева.– Но если надо, то можно. Алеша, двинули! Карту не забудь.
Богатырь убрал кинжал за голенище сапога и ухватился руками за столешницу. Один рывок – и деревянная карта перекочевала витязю под мышку. Патрульные двинулись на выход, пинками раскидывая стулья-бочонки.
Тритон громко пробулькал из-за стойки:
– У осетров тоже есть свой «царь». Его жилище убрано самоцветами и жемчугом и находится в глубоком омуте на самом дне реки. Там он живет со своей женой-русалкой. В ясные лунные ночи она выходит на берег, садится на камень и чешет золотым гребнем свои зеленые, как тина, волосы. Царь-осетр плещется возле нее и трется о ее белую ногу. Если кто-нибудь увидит ночью эту картину, то ни одного осетра ему больше не поймать.
