- Наведем тень на забор! - эхом откликнулся Христо Боев.
- На плетень, товарищ Христо, - поправил его Мануильский , одергивая френч. - Да, надо помочь товарищу Темному. Оптимально - организовать диверсию или теракт в прилегающих странах: Австрия, Дания, Чехословакия.
- Чехословакия отпадает, - возразил кто-то из Восточной секции. - Там сейчас много наших - не стоит дразнить собак. Могут последовать репрессии, а там осели многие из шуцбунда после февральских боев .
- А в Дании у нас почти никого нет, - заметил Куусинен. - Датчане вообще весьма инертны...
- Австрия, только Австрия! - хором воскликнули Франц Бергер и Иоганн Дитрих . - Мы готовы хоть сейчас. Там остались верные товарищи, перейти границу из Чехословакии будет несложно...
Димитров посмотрел на Мануильского, потом - на Куусинена, дождался их одобрительных кивков и повернулся к Боеву:
- Очень хорошо. Христо, я думаю, что будет полезно пойти с ними и все подготовить на месте. Сигналом к вашей операции будет акция товарища Темного...
Вторник восемнадцатого сентября в Вене начался как обычный ничем не примечательный день. Яркое и безоблачное небо над столицей Австрии, гудки автомобилей и звонки трамваев, сверкающие витрины магазинов, окутанные облаками вкусных запахов маленькие кафе и столовые... Разве что газетчики кричали громче обычного, но в этом не было ничего удивительного: взрыв в Нюрнберге породил так много вопросов, домыслов и сплетен, что все газеты - от солидной Die Presse до бульварной Kronen Zeitung, буквально наперебой обсуждали подробности и перипетии этого события.
Около десяти часов утра в Видене из трамвая кольцевой линии вышли несколько скромно, но чисто одетых пассажиров и направились в сторону вывески 'Адвокат'. В дверях один из них неловко замешкался, словно бы зацепился легким плащом за какую-то невидимую преграду. Он резко дернул руку, освобождаясь от досадной помехи, а его спутники уже вошли в здание и теперь поднимались на второй этаж. Отставший догнал их на лестнице, но шедший первым недовольно оглянулся и прошипел:
- Останься на лестнице, Франц.
Тот кивнул и остановился. Рука его метнулась под плащ, да так там и осталась. Остальные продолжили свой путь и распахнули обитую кожей дверь. Навстречу им поднялась, было, расфуфыренная секретарша, но первый коротко бросил: 'К господину адвокату', и она молча села на свое место.
Посетители прошли в кабинет, где за большим столом красного дерева восседал импозантный мужчина в полувоенном костюме. Он поднял на вошедших голову, близоруко сощурился:
- Чем могу служить, господа?
- Герр Зейсс-Инкварт ? Господин государственный советник? - несколько иронически поинтересовался один из вошедших. - Мы к вам по делу.
- Именем социал-демократической партии Австрии - произнес другой и выхватил из кармана пиджака пистолет.
Это послужило сигналом для остальных. Они тоже вытащили оружие и в кабинете затрещали выстрелы. Зейсс-Инкварт был буквально изрешечен двумя десятками пуль. На стол перед залитым кровью трупом легла бумага, подписанная 'социал-демократами и всеми честными людьми Австрии'. Этот приговор гласил, что 'палач австрийского пролетариата, эсэсовец и палач Артур Зейсс-Инкварт приговаривается к смерти'
Выстрелы еще не успели замолкнуть, когда насмерть перепуганная, обмочившаяся секретарша бросилась бежать. Ей было очень страшно, он силилась закричать, но лишь беззвучно открывала рот, словно вытащенная из реки форель. Цокая каблучками, словно сорвавшаяся с привязи коза, девушка выскочила на лестницу, и тут же налетела на человека в легком светлом плаще, который стоял, загораживая собой дорогу.
- Там!.. Там!.. - с трудом выдавила из себя секретарша, взмахнув рукой куда-то в пространство.
Но человек в плаще лишь ухмыльнулся:
- Вернитесь на место фройлян. Все в порядке...
Секретарша ахнула, прикрыла рот рукой и тоненько заскулила. В этот момент сверху вышли те, кто только что расправился с Зейсс-Инквартом. И одновременно с ними в двери на первом этаже вошел человек в полувоенной одежде, такой же, как и на покойном адвокате. Увидев на лестнице группу людей, он вскинул руку в нацистском приветствии:
- Привет, товарищи по борьбе!
Человек в плаще выхватил из-под полы пистолет пулемет:
- Сдохни, кровавый засранец!
'Штейер-Солотурн' пропел короткую песнь смерти.
- Это - Глобочник . Я узнал его! - крикнул стрелявший, не переставая нажимать на спуск. - Я видел его тогда, во Флоридсдорфе!
- Уходим! - скомандовал высокий человек в тирольской шляпе. - Заричняк , Гупманы - задержитесь!
Двое братьев Гупманов - Эрих и Йозеф , оба широкоплечие и хмурые остановились как вкопанные. Третий - Заричняк, дернулся:
- Послушай, товарищ Корпф, это - не дело. Здесь сейчас полиции будет - не продохнуть...
Хлопнула дверь, обозначив, что последний из основной группы ушел. Тот, кого назвали Корпфом, повернулся к Заричняку:
- Конечно, - он жестко улыбнулся. - Ты ведь предупредил своих дружков из СС?
- Ты сошел с ума? - Заричняк побледнел. - Каких дружков? О чем ты говоришь?
- Ты знаешь, о чем я говорю - Корпф сделал знак, и Гупманы разом схватили Заричняка за плечи.
- Я думаю, что Глобочник пришел сюда не случайно. Ты ведь сообщил о наших намерениях, только указал неверное время - на три часа позже. Поэтому-то эта нацистская свинья и приняла нас за своих... - с этими словами Корпф сунул руку под пиджак убитого Глобочника и вытащил пистолет.
Он дважды выстрелил в Заричняка, безвольно обвисшего в руках Гупманов, затем вытащил из кармана какую-то книжечку и сунул ее в карман убитого.
- Теперь пошли, - скомандовал Корпф.
В этот момент с улицы простучали выстрелы. Террористы выбежали из здания и увидели автомобиль, за рулем которого безвольно обмяк убитый здоровяк со шрамом на лице.
- Это инженер Скорцени, - сообщил обладатель пистолета-пулемета. - Тоже эсэсовец...
О взрыве на партийном съезде Сталину сообщили буквально через несколько часов после происшествия по дипломатическим каналам. Весь мир бурлил, обсуждая невиданное дело - одномоментную гибель всей правящей верхушки одной и весьма сильной страны, а Сталин лишь хмурился не в силах побороть чувство глубокой тревоги за жизнь этого странного мальчишки. Да, он говорит, что ему больше шестидесяти, и ведёт он себя как взрослый. Ну, как правило...
Иосиф Виссарионович неожиданно усмехнулся, вспомнив всегда неожиданные шалости Белова. Но здесь в этом мире, он всё равно мальчишка. И нет у него того опыта, который есть у старших товарищей. А это важно.
- Это очень важно, - произнёс Сталин вслух, и сжимая в левой руке давно погасшую трубку, встал из-за стола, прошёлся по кабинету, и остановился у окра выходившего на Кремлевский двор.
И ведь как сговорились все. Боев этот только что в рот мальчишке не смотрит. Димитров, старый подпольщик, прошедший такое, что хватит на пять биографий, предоставил в распоряжение Сашки своих лучших людей, и носился по всему Союзу, выполняя заказы на взрывное оборудование. Ну ладно, Дмитров. Он сразу почувствовал в парне опытного варнака, и быстро спелся, но вот китаец, или как там его... тибетец. Ну ведь в годах уже человек. Лет шестьдесят точно есть. И умный, и знающий, а туда же...
В тот же день Сталин отправил телеграмму с соболезнованиями в МИД Германии, а на следующий переговорил с недавно назначенным послом графом фон дер Шуленбургом о судьбе немецкого государства, немецких коммунистов и лично Эрнста Тельмана.
Шуленбург не мог сказать ничего определенного относительно будущего своей Родины, но пообещал, что так или иначе примет участие в судьбе арестованных членов компартии и лично Тельмана.
- Ни для кого не секрет, господин Сталин, что коммунисты здесь ни при чём, - заметил посол, имея в виду взрыв в Нюрнберге. - Гитлер пересажал всех коммунистов и что? Сейчас германское общество все больше и больше склоняется к тому, что этот прискорбный инцидент - дело рук иностранных разведок.
- Вот как? - Сталин был совершенно спокоен. Казалось, он даже скучал, - И кого же подозревает германское общество, господин посол? Не считают ли депутаты Рейхстага, что виновниками могут быть те, кто больше всего боялся реваншистских лозунгов покойного рейхсканцлера?
Присутствовавший на встрече Нарком индел Чичерин глубоко вздохнул, поражаясь такому лихому нарушению протокола, но Шуленбург не обратил на это никакого внимания. Твердо глядя прямо в глаза Сталину, он отчеканил:
