После ее ухода Фоллз с удивлением почувствовала, что с нетерпением ждет этого визита. Хотя что еще у нее есть? Ничего.
Открылась дверь, и вошла женщина. У нее были тощая фигура, редкие рыжие волосы и бледное лицо. Женщина протянула руку и сказала:
— Я Эмили.
Фоллз пожала ей руку, которая оказалась липкой и вялой. Если бы она как следует ее сжала, сломались бы все косточки. Сказала:
— Привет, Эмили.
Женщина закрыла дверь, произнесла:
— Ш-ш… ш-ш… ш-ш…
— Ладно, — кивнула Фоллз.
Затем Эмили подошла к окну, выглянула наружу, снова вернулась к Фоллз и прошептала:
— У меня есть для нас сюрприз.
— В самом деле?
Она достала шоколадку и сказала:
— Я с тобой поделюсь.
— Спасибо.
Эмили сосредоточилась, разломила шоколадку на две равные части и протянула одну половинку Фоллз. Сказала:
— Почти так же хорошо, как оргазм.
Фоллз не знала, что на это сказать, — да и кто знает? Эмили некоторое время рассматривала ее, наконец сказала:
— Я никого черного не знаю.
Фоллз перебрала несколько резких ответов, но девушка с ней поделилась, так что…
— Ну, мы, черные, тоже очень любим шоколад, так что теперь ты уже кое-что о нас знаешь.
Эмили улыбнулась, обнажив измазанные шоколадом зубы, и сказала:
— Ты здесь будешь единственной цветной. У нас есть азиатка, но я не думаю, что это одно и то же. Почему ты здесь?
— Дурь.
— Я тоже, еще в магазинах воровала, я это очень люблю.
Фоллз подумала: «Не рассказать ли ей, чем я занимаюсь?», но, решив подождать, спросила:
— Ну и как здесь?
Эмили закатила глаза, затем ответила:
— Им нравится тебя ломать, чтобы ты призналась, что ты никудышная, потом они переделывают тебя с помощью разного позитивного дерьма. Остерегаться надо мужика, которого зовут Элан: он специализируется на ссорах, пытается тебя сломать, заставить плакать, просить прощения. Я его ненавижу. В нем росту пять футов с кепкой, и вид у него такой, будто он солнца в жизни не видел.
Фоллз доела шоколад, почувствовала небольшой прилив бодрости от сахара и заявила:
— Ты еще увидишь, позволю ли я какому-то карлику взять меня за яйца.
Эмили пришла в восторг, хлопнула в ладоши, спросила:
— Ты когда-нибудь пробовала «вайк»?
— «Вайк»?
— Викодин, сильный болеутолитель, он переносит тебя на облако наслаждения. Кажется, что тебе больше никогда не будет больно.
Фоллз почувствовала жалость к этой нелепой женщине с мучнистым лицом и спросила:
— Так ты хочешь избавиться от боли?
Глаза Эмили расширились, она ответила:
— А разве не все этого хотят?
— Но не с помощью викодина, да и те, кто там, снаружи, чаще хотят причинить боль.
Эмили несколько раз кивнула так энергично, будто никогда ничего подобного не слышала. Сказала:
— Ты умная, да?
— Если бы я была умная, не очутилась бы тут и не пыталась получить оргазм от шоколада.
_
Она спросила:
— Он мучился?
Я с минуту подумала, ответила:
— Он испытывал ужас.
— Нет, я хочу знать: ему было больно?
— Не думаю.
— Это плохо.
Мэри-Энн Тайрон Смит.
«Убийство по-американски»Когда Барри Вайсса выпустили, весь участок охватило отчаяние. Полицейские выстроились рядами и молча смотрели, как он уходит. Адвокат Барри оглядел их, сказал ему с испугом:
— Чем скорее мы отсюда уйдем, тем лучше.
Барри, совершенно расслабленный, спросил:
— А пресса собралась?
— Полным-полно. Ты хочешь выйти через черный ход?
Барри посмотрел на него изумленно, сказал:
— Ты рехнулся?
Он улыбнулся полицейскому, который вернул ему его вещи, включая деньги, спросил:
— Надеюсь, все на месте? — Не дождавшись ответа, сказал адвокату: — Пересчитай.
— Что?
— Ты меня слышал.
— Господи, нельзя с этим подождать?
— Пересчитай.
Адвокат, нервничая, начал пересчитывать деньги, сбился со счета, вынужден был начать все сначала. Барри сказал:
— Ты слишком напряжен, тебе надо взбодриться.
Наконец деньги были пересчитаны, и адвокат сказал:
— Давай убираться отсюда к чертям собачьим.
— Не так быстро.
— В смысле?
— Я хочу сказать несколько слов личному составу.
— Господи, ты хочешь, чтобы тебя линчевали? Пошли отсюда.
Барри повернулся к шеренге полицейских и сказал:
— Ребята, мне вас будет не хватать. Несмотря на обстоятельства, связанные с моим пребыванием здесь — и я отдаю себе отчет, что и вам пришлось нелегко, — я хочу сказать, что зла я не затаил. Я не из тех, кто долго помнит обиду… — Здесь он позволил себе слегка хихикнуть, и шеренга копов зашевелилась. — Так что когда я подам в суд на ваши жалкие задницы, я хочу, чтобы вы знали — в этом не будет ничего личного. Я не один из тех…
Адвокат схватил его за руку и резко дернул. Барри сказал:
— Эй, я еще не закончил.
— Нет, закончил, — сказал адвокат. И потащил Барри к выходу.
Через стеклянные двери им была видна толпа собравшихся репортеров.
На пороге стояли Брант и Портер. Барри сказал:
— Еще увидимся, чуваки.
Брант посмотрел на него и улыбнулся. Барри сказал:
— Чему ты улыбаешься, мудозвон? Ты все просрал.
Брант подмигнул, и адвокат вывел Барри на улицу. Толпа двинулась вперед, протягивая к ним микрофоны и засыпая их вопросами. Один мужчина прорвался вперед и крикнул:
— Барри, я Гарольд Данфи из «Таблоида». Мы хотим заключить с вами договор на эксклюзивную статью, поселить вас в гостинице, хорошо вас вознаградить.
Барри улыбнулся и взглянул на своего адвоката, который пожал плечами. Данфи, воспользовавшись моментом, продолжил:
— Мы приготовили для вас машину, она ждет. Зачем отдавать все даром этим…
Барри перебил его:
— Договорились.
Данфи махнул рукой, вперед выступили два здоровяка и расчистили путь к машине. Представители прессы возмутились, закричали:
— Одно заявление, Барри.
— Ты убил этих полицейских?
Барри остановился у машины, повернулся к ним лицом, усмехнулся, сказал:
— Без комментариев.
_
Фоллз готовилась к сеансу терапии. Эмили выглядела возбужденной, она сказала:
— Элан собирается разделаться с тобой.
— Спасибо, что предупредила.
— Он сделает это во время занятий в твоей первой группе. Он хочет, чтобы ты знала с самого начала, что прогнулась. Он заставляет людей плакать, унижает любым способом. Он называет это приведением к одному уровню.
— Эмили, не беспокойся, все будет в порядке.
Но Эмили явно сомневалась, и было похоже, что она вот-вот расплачется.
— Я не хочу, чтобы он унижал тебя, — проговорила она, — я знаю, это плохо.
— Плохо?
— Потому что ты хорошенькая. Надеюсь, ты не сердишься, что я так говорю, но это правда. А он прямо буйствует, если женщина приятной внешности, — он таких вроде как за это наказывает. В мой первый раз он не очень старался, только поунижал немного. Это оттого, что я несимпатичная… Не надо, ничего не говори, я привыкла.
Фоллз протянула к ней руку, сказала:
— У тебя красивые глаза.
Они засмеялись и отправились на терапию.
Группа уже собралась, кресла поставили в круг. Два места не были заняты. Эмили прошла к одному. Фоллз осталась стоять, пока группа ее разглядывала. Она сразу же заметила Элана. Его кресло стояло немного дальше, чем другие. Кресло рядом с ним было свободно. Он просматривал бумаги, головы не поднял, распорядился:
— Садись.
Тон был резкий и подразумевал: «Не вздумай выпендриваться».
Фоллз села рядом, и ее тут же окатил запах его лосьона после бритья. Запах был такой приторный, что ее едва не стошнило.
Элан все еще не смотрел на нее. На нем была форма расслабленного терапевта: камуфляжные штаны, толстовка и кеды; в мочке левого уха блестела сережка на винте. В комнате стояла абсолютная тишина. Группа была ровно поделена по половому признаку, возраст — от двадцати до после шестидесяти. Общим у них всех был только подавленный вид. Элан откашлялся, спросил:
— Все в ажуре, люди?
— Все в ажуре, Элан, — хором ответили люди.
Их единодушие удивило Фоллз. Элан выдержал паузу, затем спросил:
— Есть нарушения?
Поднялась рука, он кивнул, и мужчина среднего возраста сказал:
— Я Том, я алкоголик, наркоман и развратник Я хочу доложить о нарушении, допущенном Эмили.
Эмили резко подняла голову, щеки ее покраснели. Том продолжил:
— Она подкупила повариху, чтобы та принесла ей шоколадку.
Глаза Элана просияли, он сказал:
— Спасибо, Том. Эмили, что ты можешь сказать в свое оправдание? — Эмили не ответила, и он крикнул: — Признавайся, кусок дерьма!
