— Все из-за вашей пахты! — кричал директор мне в трубку. — Кому вы там перешли дорогу?
— У вас есть факс? — спросила меня бухгалтер. — Я пошлю вам цифры. Мы несем огромные убытки!
Я огляделась. У меня была кровать, тумбочка и на ней телевизор. Факса не было.
— Выпишите меня, пожалуйста, — попросила я доктора, стараясь сделать максимально здоровое выражение лица.
— Пожалуйста, — согласился доктор, — месяца через два. А три недели лежать не вставая. Вы представляете, откуда мы вас вытащили?
Я пролежала, не вставая, еще неделю. Размеренная больничная жизнь действовала на мою психику благотворно. Самое большое потрясение, которое здесь могло случиться, — таракан в туалете.
День начинался с таблеток и ими же заканчивался. Больные радостно встречали посетителей, заглядывая в сумки с продуктами, звонили домой, сидя в коридоре на удобных кожаных креслах, и никуда не спешили.
Больше всего мне хотелось скорее уйти оттуда. Мне казалось, что жизнь проходит мимо.
Каждый день мне звонила бухгалтер. Многие перестали выходить на работу. Я попросила бухгалтера звонить реже. Прогрессия или, точнее, регрессия в цифрах была стабильной, и нехитрые математические расчеты я могла производить сама.
Приехала Лена.
Я сразу предложила ей стул, помня, как мне было неудобно стоять у постели водителя.
Жениха она бросила.
— Я, наверное, какая-то невезучая, — грустно сказала она, старательно отводя глаза от банки с анализом по Нечипоренко. — Попросила своего прибавить мне денег — подорожало же все с этим евро, а он сказал, что у него сейчас сложности. — Она вздохнула. — У него сложности, зато у нее нет. Вероника видела Van Cliff, который он ей на Новый год подарил. А мне — ручку от Bvlgari. Что, он думает, я с ней должна делать?
— Зато он тебе дом оставил, — я выступила в защиту бывшего Лениного мужа.
— Не желаю, конечно, никому зла, но пожил бы он сам на две тысячи долларов, которые мне дает, — мстительно произнесла она. — Гад. Была бы я мужиком, вообще бы ему ничего не дала.
Я рассмеялась.
— Даже если бы ты сама его бросила?
— Конечно. — Она убежденно кивнула. — А сколько бы он мне крови попортил до того, как я его бросила?
— Ты несправедлива, — вздохнула я.
— Ну да, я знаю. Просто мне денег не хватает.
Мама привезла Машу. Она смотрела на меня во все глаза и готова была остаться со мной в этой больнице.
— У тебя ничего не болит? — трогательно спросила она
— Нет. Просто лежу.
— Твоя филиппинка, — жаловалась мама, — требует такие продукты, которые только в «Стокмане» продаются.
— Ну, научи ее готовить пельмени.
— Я ее борщ научила готовить. Со сметаной. Она попробовала, так у нее расстройство желудка было три дня. Такие все нежные…
Потом приехала Катя.
Она заканчивала курс лечения от бесплодия.
— Каждый день на уколы езжу! Надоело страшно! — возмущалась она.
— Лишь бы результат был, — сказала я.
— Я к тебе ненадолго: в милицию еду, паспорт менять. Знаешь, новые эти паспорта?
— Ага. — Я кивнула. — У меня девочка одна договорилась в паспортном столе, ей год рождения поменяли.
— Да? — У Кати заблестели глаза. — Я бы тоже поменяла. Лет на пять меньше. А сколько надо дать?
— Не знаю. Дай сто долларов.
— Я и двести дам за такое дело!
Я ела жидкий бульончик, соответствующий моей диете, когда позвонила мама моего водителя. Я не сразу поняла, кто это. Первую минуту в трубке раздавались всхлипы, завывания и те звуки, которые издает умирающий, когда у него забирают кислородную подушку.
Предчувствие беды поселилось где-то в поджелудочной, как раковая клетка.
Этой ночью взорвали их машину. Ее обгоревший труп стоит около подъезда.
Водитель дал показания в пятницу. В понедельник был готов ордер на арест. Но Вова Крыса до сих пор не арестован — с места постоянного проживания он скрылся.
— Нам угрожали по телефону! — всхлипывала его мама. — Сказали, что каждый день мне будут ломать по пальцу, пока мы не заберем заявление!
Она была так напугана, что это чувство передалось и мне. Я сжалась в своей кровати и чувствовала себя такой беззащитной, что хотелось залезть под одеяло.
— Уговори его! — рыдала она в трубку.
— Кого? — испугалась я, не представляя, как я могу уговорить Вову Крысу.
— Сына! Он не хочет теперь заявление забирать!
Даже воздух в моей крошечной палате стал свежее. Я была не одна. Где-то там, окруженный лекарствами и какими-нибудь анализами, так же как и я, был человек, который одинаково со мной думал. И, наверняка не догадываясь об этом, поддержал меня именно тогда, когда я больше всего в этом нуждалась. Это был мой водитель.
Я вспомнила, как однажды он разозлился на зарвавшегося парковщика в казино. Чуть не избил. Я рассказывала друзьям эту историю, снисходительно посмеиваясь. Как рассказывают про ребенка, который любит чокаться с гостями водой.
Сейчас я ясно представляла себе, как сжимаются его кулаки, лицо становится пунцовым и он говорит матери: «Нет. По его не будет». Или что-нибудь в этом роде.
— Успокойтесь, — сказала я в трубку, — и никуда не выходите из дома. Пока вы там, вы в безопасности.
Я попросила к телефону ее сына
— Алле, — сказал он спокойно.
— Усилить охрану? — спросила я.
— Не надо. Домой не сунутся. У нас один человек в квартире, другой — снаружи. И раз в день проверяющий приезжает.
Я кивнула. Хотя он, конечно, этого не мог видеть.
— Я что-нибудь придумаю! — пообещала я.
— Я знаю, — улыбнулся он.
Я встала и медленно, очень осторожно пошла. Страх перед болью сгибал мою спину пополам.
— Куда? — грубо удивилась в коридоре медсестра.
За окном был февраль. Где моя одежда, я не знала.
Я прислонилась к стене и сползла по ней на пол, как капля малинового варенья по стеклянной банке. Только я не оставляла следов. Меня подхватили под руки и вернули в кровать.
Зазвонил телефон. Каждый его звонок, настойчивый и сверлящий, вызывал в моем воображении одну картину хуже другой. Пылающие автомобили; открытая дверь лифта и грохот выстрелов; перекошенное лицо пожилой женщины, которой ломают пальцы… Я взяла трубку, чтобы прекратить этот кошмар.
Звонила бухгалтер. Много раз извинившись, она сообщила, что банк прислал уже два письма. Давно просрочен очередной платеж, и они могут начать принимать меры по закладным. Хочу ли я, чтобы она привезла эти письма мне?
— Нет. — Я вежливо поблагодарила. Есть ли у меня еще вопросы? Есть.
— Как настроение коллектива?
— Все вас ждут, — уклончиво ответила она. И спросила, может ли она выдать персоналу зарплату.
— Конечно. — Я совсем забыла, к чему обязывает седьмое число каждого месяца: людям нужно дать деньги, чтобы они отнесли их в свои семьи, купили еду и теплые вещи. И что-нибудь из предметов роскоши — настоящие сковородки «Тефаль», например.
— А что получается в этом месяце у сдельщиков? — забеспокоилась я. — Они же не работали. Может, выдайте им какую-нибудь сумму в счет будущих заслуг?
Она замялась.
— Сдельщики почти все уволились. Им деньги нужно зарабатывать. А производство стоит. Руководства никого нет. И Сергей, когда уходил, сказал…
— Неважно, — перебила ее я. — Вы только пока не уходите, хорошо?
Она уверила меня в этом - без особого, впрочем, оптимизма.
Казалось, что мир просто выплюнул меня на помойку.
В понедельник я уже ходила. Пытаясь держать спину. Ходить мне не рекомендовалось.
Я выписалась под расписку. Вероника приехала забирать меня.
— Тебе нужен водитель, — уверенно сказала она.
Одна ее приятельница открыла агентство женщин-телохранителей "Никита". Можно подобрать такую, у которой есть права.
— А зачем мне женщина? — поинтересовалась я.
— Ну, не будет вонять в твоей машине. И можно подыскать некурящую.
Я задумалась.
Вероника позвонила подруге и сказала, что сейчас привезет клиента.
В хозяйке "Никиты" чувствовался стиль. Мне показалось, что она лесбиянка.
— Всем надоели тупые водители, — объясняла она свою бизнес-идею. — Если у мужика есть мозги, то у него у самого водители, а с женщиной — другое. Она училась, потом рожала, потом растила, потом разводилась, и вот ей уже тридцатник или около того. Она умна, но кто может оценить ее ум? Где найти ему применение?
Я заверила ее, что создам моей водительнице все условия для применения ее умственных способностей.
Мне показали фотографии.
— Вообще-то мы стараемся фотографий не показывать, — объяснила она, видя мое озадаченное лицо, — их обаяние не во внешности…
Я поддалась уговорам и согласилась взять на испытательный срок некую Александру.
— Купи ей костюм от Готье, — предложила Вероника, когда мы сели в машину. — Я видела в «Италмоде» — жеваная рубашка с галстуком и широкие штаны.
