вместе с ней и воспоминания, которые она породила. Он наклонил голову вперед и подождал, пока на бетонной мостовой станут видны очертания его ботинок.
— Что ты здесь делаешь?
Марк медленно поднял голову и увидел перед собой сестру, вернее, тот фантасмагорический образ, который создала его память: она была одета так же, как в день отъезда, маленькая холщовая сумка перекинута через плечо.
— Я искал тебя, — сказал он, механически отвечая этому образу.
— Ты какой-то странный.
— А ты как настоящая.
— Да что с тобой, это я, Мабель!
Марк на несколько секунд замолчал, чтобы дать образу время исчезнуть, но ничего подобного не случилось. Мабель захлопнула дверь дома, из которого только что вышла. Марк закрыл глаза и снова открыл их, понимая, что выдуманный образ ничего подобного не сделал бы.
— Значит, это и правда ты, — сказал он.
— А ты как думал?
— Мне казалось, что я сплю.
Мабель дотронулась до его руки:
— А так?
Марк улыбнулся. Он прочитал надпись на табличке, прикрепленной к двери: «Пансион Брок».
— Так вот где ты живешь!
— Пока не найду чего-нибудь получше.
— Я волновался.
— Прости, что ничего не сообщала о себе.
Марк поднял глаза на гирлянду.
— Мы оставили твою веревку висеть на виадуке.
Мейбл грустно улыбнулась.
— Как дела дома?
— Пойдем пройдемся, я тебе расскажу.
— Не сегодня, я получила работу в баре на углу улиц Джойс-Принсипаль и Джойс-восемь, в «Адмирале».
Марк нахмурился.
— Не нравится мне это, — сказал он.
— Это просто работа.
— Ты виделась с папой?
Мейбл нервно поправила сумку.
— Мне нужно идти, иначе я опоздаю.
Марк не настаивал.
— Когда мы сможем увидеться?
— Приходи в воскресенье утром, посидим поговорим.
— Может, сделаешь сюрприз Люку и Матье? Приходи на виадук... Они скучают по тебе.
— Попозже, сначала нам с тобой надо поговорить.
— Как хочешь.
— Увидимся в воскресенье, — сказала Мабель.
Она поцеловала брата в щеку. Он смотрел, как она уходит, поворачивает за угол и исчезает. Он снова услышал шорох вымпелов и почувствовал себя ужасно одиноким.
Марк дошел до Джойс-Принсипаль; у него было ощущение, что он пересек многолюдную пустыню, прежде чем понял, что и сам — пустыня, которая сожжет любого. Он медленно прошел перед «Адмиралом», увидел силуэт Мабель через окно, но отца не заметил. Он сопротивлялся желанию открыть дверь. Его бы не пустили, он был еще недостаточно взрослым.
Он свернул на Джойс-Принсипаль и направился по улице в сторону дамбы. Он вышел из города, когда солнце уже садилось. Наступала осень. Марк вспомнил, как бабушка говорила, что листья желтеют, потому что накапливают свет, который затем выплевывают обратно в небо, чтобы следующей весной окрасить новые листья, что времена года — это не что иное, как неизменный цикл света. Добравшись до виадука, Марк пролез под аркой и посмотрел на веревку Мабель, жесткую, как стальной трос, несмотря на ветерок, который, казалось, не хотел ее качать. У него закружилась голова. Это было странное ощущение — ведь он стоял на твердой земле; он смотрел на веревку, он забыл, откуда она тут появилась, не видел ее конца, и ему показалось, что у веревки и нет конца и что сам он — лишь песчинка в мироздании. Он обнаружил, как сложно бороться с тем, чего не знаешь, с тем, что он пока что может назвать «отсутствием». Он считал, что сверху мир кажется гораздо красивее, а головокружение на высоте более приемлемо, чем на земле.
Но сейчас, в этот момент, головокружение действовало наоборот, как когда человек стоит у ствола огромного дерева. Какой смысл испытывать головокружение в обратном направлении, не опасаясь смертельного падения? Какой смысл пугаться такого падения? Какой смысл не смотреть в лицо своему страху?
«Адмирал» опустел в полночь — время комендантского часа. Дабл и Снейк остались сидеть на своих местах. Мартин и Гоббо прошли мимо. Моряк посмотрел на них. Дабл спросил его, почему он так смотрит. Гоббо лишь прищурился и продолжил свой путь, ничего не ответив. Открыв дверь, Мартин взглянул на дочь. Она протирала тряпкой прилавок, потом подняла руку и провела по лбу предплечьем. Белая ткань развевалась в воздухе, как один из импровизированных флагов, объявляющих о перемирии. Затем Мабель продолжила полировать стойку. Она не видела, как ушел отец, и подняла глаза, как только закрылась дверь. Оказавшись снаружи, Гоббо спросил Мартина, не хочет ли он подождать.
— Чего?
— Господи, Мартин, мне кажется, лучше, когда ты пьян.
С этими словами Гоббо пошел по одному переулку, а Мартин — по другому.
Снейк кивнул Роби, который тут же отправился поговорить с Мабель, после чего девушка бросила короткий взгляд на двух мужчин за столом и продолжила свою работу. Видя, что она не подчиняется, Роби крепко схватил ее за локоть и потащил к столу, несмотря на сопротивление.
— Садись, — сказал Снейк.
— Я закончила смену, я устала.
— На пару минут.
Дабл наклонился, придвинул стул. Роби толкнул Мабель. Она опустилась на сиденье и положила руки на платье. Роби вернулся за прилавок.
— Тебе нравится эта работа? — спросил Снейк.
— На жизнь хватает.
— Я не об этом тебя спрашиваю.
Мейбл с вызовом посмотрела на карлика, но ничего не сказала.
— Полагаю, ты знаешь, на кого мы работаем?
— Все на него работают.
— Мы как его правая рука... и левая, — добавил с ухмылкой Снейк.
Мабель разглядывала свои руки.
— Джойс считает, что тебе здесь не место.
— Роби не жалуется на мою работу.
— Не прикидывайся дурочкой, дело не в этом.
Мабель старалась не показывать, что ей все больше становится не по себе.
— Я могу идти? — спросила она, вставая.
Дабл протянул руку и положил свою большую ладонь на плечо девушки, которая тут же села обратно.
— У тебя может быть жизнь полегче, — сказал он, убрав руку.
Мабель задрожала от отвращения.
— Вы предлагаете мне стать шлюхой? — бросила она.
— Сразу же — громкие слова. Маленький Иисус так избаловал тебя, что было бы стыдно не воспользоваться этим. О чем еще может просить такая девушка, как ты?
Мабель вскочила на ноги, опрокинула стул и стала пробираться между столами. Мужчины с изумлением наблюдали, как она быстро, как порыв ветра, покинула бар. Дабл среагировал первым и попытался
