Капитан Гуляев осматривал из бойницы дота как немцы охватывали его заставу. Беспокойства по этому поводу он не испытывал. Бежать с заставы пограничники не собирались, ждать помощи, согласно полученному приказу, раньше ночи нечего. К тому же застава ещё не показала противнику всей своей огневой мощи. Капитан до сих пор не применил ДШК, хотя пулемётчики и смотрели на него умоляющими взглядами. «"Рано ещё"», – неизменно отвечал он, – «"дойдёт и до вас очередь"». Применение ПТРД потрясло своей эффективностью и его. Когда первый номер расчета сержант Рахимов, из казанских татар, с первого же выстрела остановил танк, он не поверил. Но вторым выстрелом был подбит ещё один, одновременно расчёт второй бронебойки из третьего дота остановил третий. Выскакивающих танкистов успокоили снайперы, танки уже горели. Оставшиеся немецкие Т–2 начали бежать. Расчёт третьего дота перебил гусеницу у четвертого танка, а когда тот повернулся, Рахимов всадил ему в борт бронебойнозажигательный, попав в боеукладку. Взрыв танка впечатлил всех, даже самих бронебойщиков. Пехота немцев, увидев столь эффектную расправу, дала драпа даже не подойдя на дальность огня из автоматов. Только снайперы успокоили нескольких.
Пограничники были довольны. Они уже положили фашистов едва ли не больше чем их самих на заставе, не потеряв при этом ни одного человека. И только командиры не спешили радоваться, понимая, что оставить их заставу у себя в тылу немцы не смогут, значит будут наращивать силы пока не возьмут заставу или, что вернее, не сравняют её с землёй подтянув артиллерию. Понимали они и то, что в ближайшее время фашисты активных действий предпринять не смогут, поэтому часть бойцов отправили отдыхать. Прикорнул на кровати в блиндаже и командир, оставив вместо себя политрука Федина. Проснулся он оттого, что его трясли за плечо. «"Началось"», – было первой мыслью. Он побежал по крытым переходам за вестовым в первый дот. Политрук уступил ему место у амбразуры. Метрах в семистах немцы устанавливали на прямую наводку две противотанковые пушки калибром в 37 миллиметров.
– И что они хотят этими пукалками сделать, – пошутил политрук.
– Против наших дотов ничего не смогут, – ответил капитан, – а вот пулемётчики на вышке в опасности. – Он повернулся к расчёту ДШК. – Пришло ваше время, сержант.
Те уже устанавливали свой пулемёт у амбразуры. Без суеты и спешки первый номер сержант Иванов, этот владимирский, выставил прицельную планку, расстояния давно измерены, а некоторые точки даже пристреляны. Немцы начали наводить пушку, но гулко ударила бронебойка и немецкий наводчик отлетел от орудия с развороченной грудью. Командир орудия кинулся на его место, но тут заработал ДШК. Крупнокалиберные пули прошивали орудийный щит, отбрасывая людей назад, вернее то, что остается от человека после попадания такого боеприпаса. Вторая пушка успела сделать один выстрел, но и с ней было покончено совместными усилиями ДШК и бронебоек.
– Вот это да! – восхитился политрук. Капитан только довольно кивнул. Ещё некоторое время они выиграли, пока немцы не подтянут что–нибудь посолиднее. Он глянул на часы – три часа дня. До темноты ещё много, значит по крайней мере ещё одна атака сегодня обязательно будет.
Показательный расстрел орудийных расчетов изумил всех наблюдавших за ним немецких офицеров. А их на наблюдательном пункте за последним уцелевшим танком было уже более десяти. Командир батальона потрясенно смотрел на своих командиров рот и командира дивизии, решившего увидеть уничтожение упрямых русских. Генерал молчал, кажется, впервые за всю свою боевую карьеру он растерялся и не хотел показать это своим подчиненным. «"Да это не Франция"», – думал гауптман, потирая рукой старый шрам на шее, полученный ещё под Варшавой, – «"и даже не Польша"». Польские солдаты храбро сопротивлялись, несмотря на предательство своих генералов, сбежавших подальше от фронта после первых же ударов вермахта, пока ещё надеялись на помощь англичан и французов, но, поняв, что и союзники их предали, сложили оружие. Он, тогда ещё обер–лейтенант, получил ранение осколком польского снаряда за два дня до окончания боев. А во Франции для их полка вообще была прогулка, а не война. За всю французскую компанию его батальон не потерял столько людей, сколько здесь за половину дня, а ведь русскую заставу всё равно придется брать, и брать его батальону. Нужно будет перебросить сюда вторую роту, Вилли один не справится. Краем глаза он наблюдал за командиром дивизии, растерянность у генерала прошла, и он начинал искать виноватого, осматривая стоящих вблизи офицеров. Гауптман тихо вздохнул, виноватым быть только ему, впрочем, нужно признать, что вина действительно есть. Он не принял всерьёз это осиное гнездо с его просто игрушечными домиками, и дурацкой деревянной вышкой. Хотя теперь ясно, что это искусная маскировка. Не оставляло сомнений, что по углам стены оборудованы доты, а наличие у русских крупнокалиберных пулемётов, которые они только что очень эффективно применили, осложняло задачу по взятию заставы. Были, несомненно, и противотанковые ружья «"чудовищного"» калибра, значит лёгкие танки, приданные их дивизии, помочь ничем не смогут, разве что прибавить железных костров перед заставой.
– Кто командир роты, которой поставлена задача взять заставу. – Решился всё–таки генерал. Вилли отрапортовал:
– Обер–лейтенант Енеке, господин генерал.
– К закату взять и доложить, обер–лейтенант. – Жестко заявил генерал, посмотрел на горящие танки и тела солдат лежащих перед русскими дотами и добавил. – Пленных можете не брать.
– Что–то не видно желающих сдаваться. – Проворчал Вилли. На его беду генерал его услышал, вздрогнул как от удара, медленно повернулся к нему. Лицо побелело от бешенства.
– Что вы себе позволяете, обер–лейтенант. – Взъярился командир дивизии. – Офицерские погоны мешают. Приказываю лично возглавить атаку. Если не возьмёте русскую заставу к вечеру, можете спарывать офицерские нашивки.
Генерал развернулся и пошел к своей машине, за ним поспешили сопровождающие, оставив командира батальона с ротными решать поставленную задачу.
– Зря ты так, Вилли, – сказал гауптман.
– Извините, господин гауптман, не выдержал, готов понести наказание.
– Наказание ты уже получил. Как думаешь задачу выполнять?
– Если меня поддержат орудиями, то нанесу удар с противоположной стороны, пока вы будете обрабатывать эту, отвлекая русских. Не может быть, чтобы и с той стороны у них столько же стволов было. Только надо не только обстрелять, но и атаку имитировать, поэтому мне помощь нужна, хотя бы одним взводом.
Командир батальона согласно кивнул, вряд ли в такой патовой ситуации можно придумать что–либо ещё. К тому же Енеке был хорошим командиром, не раз показывал и ум и храбрость. Он отдал приказ о перегруппировке двух взводов второй роты к заставе, предназначенные им для проверки окрестных селений – деревни русских никуда не денутся. Спустя ещё минут сорок подошла батарея 75-миллиметровых пушек, которые он разместил подальше от русских дотов, резонно полагая, что пусть лучше пострадает меткость, чем потерять ещё несколько расчётов. Расстрелянные русскими пушки сиротливо стояли на позициях, желающих вытащить их оттуда не находилось. Не было там и раненых, от таких пуль чаще всего умирают сразу, если не повезло получить её в грудь или живот. Да и оторванные руки и ноги не продляют жизнь, поэтому не стоило терять людей в попытке выносить погибших.
Обер–лейтенант собрал своих солдат с обратной стороны заставы, распределил их по двум атакующим группам, выделил группу огневой поддержки и внимательно осматривал заставу, пытаясь определить огневые точки русских. Стена казалась монолитной, теплилась робкая надежда, что доты русские оборудовали только со стороны шоссе, но проверить это можно было только атакой. В ожидании артподготовки он отдал приказ снайперам прощупать пулеметную вышку заставы. Трассеры, как он видел в бинокль, впивались в доски ограждения, но что с ними происходило дальше, видно не было. То ли они пробивали их насквозь, то ли застревали в них. Русские пулемётчики признаков жизни не подавали, то ли действительно были убиты в предыдущих атаках, то ли ждали, когда его солдаты поднимутся. Наконец ударили пушки, и первые разрывы поднялись за противоположной от него стеной. Второй залп лег точнее, вверх полетели осколки кирпича, взлетели и опали железные листы крыши. Третий залп поднял в воздух казарму заставы.
Обер–лейтенант снял фуражку, заменив её на каску, и оттянул затвор автомата. Атаки он не боялся, генерал решил его наказать тем, что ему приходилось делать по собственной воле и не один раз. Вилли Енеке свои кресты, первый в Польше, а второй во Франции, заработал не задницей в штабе. Пусть командир дивизии своих штабных крыс пугает атаками, а не боевого офицера, прошедшего всю Европу.
