Тьма тревожно завозилась на плече, не осмеливаясь даже мыслями тревожить меня, но и не в силах игнорировать происходящее. Я открыла глаза, вскинула голову и осмотрелась. Жрецы, несмотря на мое подчеркнуто спокойное и мирное поведение, сбились в стайку неподалеку и ожесточенным шепотом переругивались между собой, временами возмущенно косясь в мою сторону. Что, вернее, кто послужил первопричиной свары, уточнять необходимости не было. И так ясно, что божьи служители не в восторге от присутствия в храме вооруженной девицы и ее демона и расходятся во мнениях лишь насчет своих последующих действий: одним хочется поскорее вышвырнуть меня отсюда, а другие надеются, что я мирно уйду сама, не вступая в склоку и, возможно, драку в святом месте. Нарываться на конфликт у меня и впрямь не было ни малейшего желания, так что я поднялась с колен, надменно вздернула нос повыше и высокомерно прошествовала на выход, походя бросив в чашку для подаяний полновесную серебряную монету. Задерживать меня, к счастью, никто и не подумал.
На ступенях храма сидела еще нестарая, болезненно толстая нищенка. Обычно я не подаю милостыню уличным побирушкам, считая, что эти деньги вряд ли пойдут на благое дело, скорее — на выпивку или дурман вроде широко распространенной травы «сладких сновидений», но тут отчего-то притормозила и полезла за кошельком. Женщина подняла голову, протянула руку, попутно произнося благодарственную молитву всем двенадцати богам, да заодно и мне, и тут я поняла, что она не толстая, просто прижимает к себе завернутого в ее платье грудного ребенка. Меня будто под дых ударили — тут же вспомнилась молитва-просьба Хендрика: «…мужа доброго, детей хороших…» Внезапно до боли, до слез стало жаль саму себя. Я бросила нищенке пару монет, круто развернулась на каблуках и вновь рванулась в благовонную полутьму храма. Свалилась на колени перед диптихом Хоорты (тать, видимо, сочтя свой долг полностью отработанным, уже ушел, и перед изображением богини теперь била поклоны какая-то нарядная барышня, явно выпрашивающая у покровительницы богатого жениха) и взмолилась горячо, как никогда в жизни. В самом деле, чем я хуже? Дом у меня уже свой есть, так почему бы не быть мужу, детям?! Неужели я обречена провести всю свою наверняка недолгую жизнь в одиночестве?
А что? Вот свожу графеныша Торина в Меритаун, получу за это немало денег и выйду замуж или рожу ребенка. На пару лет безбедной жизни моих накоплений хватит, а там можно будет нанять няньку и вновь браться за заказы…
Внезапно на мое плечо легла тяжелая, холодная ладонь. Тьма недовольно зашипела. Она и так была не в восторге от моих мыслей и просьб, возносимых Хоорте, а тут вконец обозлилась, поняв, что к хозяйке пытаются цепляться. Жрец дрогнул, слегка побледнел, но руку не убрал и с выражением смиренной кротости и всепрощения вопросил:
— Чего тебе надобно, божье чадо?
— Благословения, — отозвалась я, решив не вступать в открытую конфронтацию.
— Боги не оставят тебя, — торопливо произнес жрец, вздымая тонкий посох в локоть длиной — Святой Луч — и осеняя меня знаком отпущения всех грехов. — Шло бы ты, дитя божье, своей дорогой, не смущало народ в храме, не пугало прихожан демоном да не опоганивало собою святые полы…
Последний довод едва не убил меня наповал, я раскрыла рот и бестолково щелкнула языком, не зная, что сказать. Зато Тьма знала: она развернула крылья и зашипела с таким жутким присвистом, что божий служитель побледнел еще больше, охнул и торопливо отдернул бесцеремонную ручонку, явно опасаясь, что взъяренная вонато сейчас начисто ее отхватит. Цеховая солидарность — страшное дело: увидев, как их представитель терпит поражение, на помощь незадачливому парламентеру поспешила вся жреческая братия. Я впервые обратила внимание, что Святые Лучи в руках служителей, используемые в ритуальных целях для благословения паствы, сделаны из какого-то темного, явно тяжелого металла. При желании и должном умении такой штучкой можно засветить так, что мало не покажется. А опыт применения Святых Лучей несколько нетрадиционным способом у жрецов явно был. Отбиться-то я от них, разумеется, отобьюсь, но потом скандала не оберусь, да и весьма серьезные проблемы могут начаться, если кто-то прослышит, что храна посмела поднять руку на представителей религиозного культа. И не то это место — храм, чтобы сословные счеты сводить.
В общем, я поняла, что, если сейчас же не пройду на выход, меня вышвырнут из божьего дома насильно. Вернее, попытаются вышвырнуть, да еще анафеме предадут, дабы неповадно было со жрецами спорить. Ну не драку же затевать в святом месте? Я оглянулась, словно ища поддержки (все присутствующие в храме мужчины тут же сделали вид, что глубоко погружены в молитвы и не замечают ничего вокруг), тряхнула головой и взмахнула руками. Волна чистой, не оформленной в заклинание энергии с диким грохотом ударила в двери, створки распахнулись с такой силой, что ударились снаружи о стены храма и со страшной скоростью понеслись обратно, грозя жуткими увечьями вздумавшим попасться под удар. Впрочем, дураков не нашлось: прихожане благоразумно решили не встревать в дела священнослужителей и хранов, а жрецы сообразили не подставлять головы под удар. Я вновь вскинула руки, и створки, как послушные демоны, несущиеся к своему хозяину и получившие команду «сидеть», тут же остановили свое движение и замерли, оставив между собой небольшую щель. В нее тут же с любопытством заглянуло уже побагровевшее закатное солнце, пробежало торопливыми лучами-следочками по горному мрамору полов, бросило смущенный косой взгляд на диптихи и, как бы не решаясь двигаться дальше, замерло на подступах к столу со святыми книгами. Жрецы раскрыли рты. Подумать только, какое святотатство — творить волшбу в святом месте! Да кто — какая-то храна, наемница, убийца, не постеснявшаяся припереться в божий дом с клинками за спиной и демоном на плече!
— На кол ее, подлую! — прозвенел высокий, как у кастрата, нервный голос, срывающийся от злости и едва ли не плюющийся ядом от справедливого негодования. Я покосилась на толпу жрецов, уже перехватывающих Святые Лучи посередине, как короткие боевые посохи, потом на прихожан, испуганно разбегающихся по углам, и вздохнула. Ну вот, еще не хватало драку в божьем доме устраивать!
Я почла за лучшее не вступать в открытую конфронтацию и отступить, оставив поле несостоявшейся битвы за жрецами.
«Вот видишь!» — укоризненно обратилась ко мне Тьма, расправляя крылья и потягиваясь. Я в ответ потрепала ее за ушами и тяжело вздохнула. Вижу, милая, вижу. И почему мы с тобой ухитряемся находить приключения на свою голову и прочие части тела за каждым углом? Нищенки, послужившей первопричиной конфликта со жрецами, уже и след простыл, я торопливо сбежала по широким, истертым подошвами многих поколений прихожан ступеням на мостовую и, не оглядываясь, двинулась побыстрее от храма, опасаясь, как бы священнослужители не настропалили прихожан броситься за мной в погоню. Ишь ты, на кол! Может, мне самой голову на плаху положить или веревку на шее скользящим узлом затянуть?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
