— Отгони ее, мешает, — напряженным голосом попросила магиня, нацелившись этим жутким предметом мне в спину.
«Тьма, сидеть!» — мысленно приказала я, взглядом указывая на дальний угол лаборатории, где в беспорядке были свалены какие-то тряпки и обрывки бумаги — такое ощущение, что Цвертина в процессе экспериментов кого-то уже убила и присыпала труп всякой ерундой, чтобы не возиться и не прятать его где-нибудь в безлюдном месте. Вонато зашипела еще оскорбленнее, но ослушаться не посмела — перелетела на гору барахла, побалансировала на ней и, нахохлившись, замерла статуей немой укоризны всему миру вообще и жестокосердной хозяйке в частности.
— Ну с богами, — сквозь зубы процедила Цвертина и с размаху ткнула меня страшной штуковиной прямо в левую лопатку. Как я не взвыла и не убежала куда подальше — не знаю, видимо, гордость пересилила даже инстинкт самосохранения. Магиня одобрительно засопела и не глядя извлекла из внушительной горки всевозможных инструментов нечто еще более устрашающее. Я закрыла глаза и отвернулась, дабы хотя бы не видеть всего этого безобразия.
На горе барахла тихо взвизгнула и встревоженно завозилась Тьма. Опомнившись, я постаралась закрыть сознание, дабы не мучить вонато своими страданиями. Но демон шипеть не прекращала, правда теперь не от боли, а от возмущения — Тьму злило, что она не может в полной мере разделить все, пусть даже негативные эмоции хозяйки. Ну уж нет! Хватит того, что я сама едва не визжу от боли. Нечего еще и ей страдать.
Ночевать мне пришлось у Цвертины — встревоженная магиня заявила, что никуда меня в таком виде не отпустит. Я пробовала отнекиваться, но девушка решительно объявила, что очень не хочет поутру разыскивать мое бездыханное тело по всем канавам Каленары, дабы изучить последствия наложенного заклинания. А так, мол, даже если я помру, так труп под руками останется, можно будет в спокойной обстановке досконально изучить все интересующие результаты смелого магического эксперимента, а потом с чистой совестью выбросить останки в упомянутую канаву.
Утром магиня осмотрела мою лопатку, со вздохом сожаления нашла общее состояние весьма удовлетворительным (думаю, в чисто научных целях она предпочла бы мою смерть) и нехотя отпустила на все четыре стороны. Я на всякий случай попрощалась с ней так, будто уезжаю навсегда — кто знает, доведется ли встретиться вновь, работа у меня нервная и опасная — и, привычно усадив на плечо Тьму, двинулась на улицу Кокеток. Называлась она так неспроста. Со дня основания Каленары на этом небольшом проспекте работали дамские магазины, цирюльни и мастерские ювелиров, сапожников, шляпников и портных. Причем портных не простых, а придворных, обшивающих весь высший свет. Естественно, низкими ценами не могло похвалиться ни одно из заведений улицы Кокеток, но щеголихи готовы были заплатить и вдвое, и втрое, лишь бы где-нибудь на пряжке туфель, тулье шляпки или отвороте рукава красовалась крохотная, почти незаметная метка, общая для всех мастеров этого заповедника моды и стиля — лукаво подмигивающее, улыбающееся солнышко с накрашенными ресницами и золотым обручем на верхней половине. Я, разумеется, подобной ерундой не страдала и заказывала обувь у старого мастера с Кленовой улицы, а одежду вообще покупала где придется. Но у меня, как у отлично обученной храны, которой порой приходится выполнять некоторые весьма щекотливые поручения в аристократической среде, всегда должна быть пара-другая платьев, сшитых по последней придворной моде. Поэтому первое, что я сделала по возвращении в Каленару из Вейнанна несколько дней назад, — это зашла в «Кружева и ленты» и заказала себе два новых наряда. Вот они и пригодятся, ведь любовница графа Лорранского-младшего, кою мне придется изображать, просто не может одеваться в вышедшие из моды тряпки. Заодно головной убор какой-нибудь можно будет подобрать, ну и еще всякую ерунду вроде веера, заколок, пояса и тому подобной дребедени, которую обожают накручивать на себя высокоблагородные леди.
Только зайдя в «Кружева и ленты», я поняла, что зря поперлась сюда на своих двоих, теперь непонятно, как домой двинусь — придворные наряды, громоздкие, тяжелые, с длинными шлейфами и кринолинами не предназначены для переноски в руках. Будь со мной Бабочка, можно было бы нагрузить новые одежки на седло и вести ее за поводья, но моя кобыла осталась в конюшне. Придется, видно, нанимать извозчика — ну не идти же домой за лошадью, а потом верхом возвращаться сюда?! Тем более что хозяин салона, мастер Гертиан, уже заметил меня и, поручив клиентку, которой занимался, помощнику, поспешил навстречу, старательно навесив на лицо самую любезную из богатого арсенала своих улыбок.
— Тэмм Тень, как я рад вашему визиту! За платьицами пожаловали? Добро, все уже готово, вас дожидается! Примерить не желаете ли? — зачастил худой как жердь, высокий мужик. По повадкам он больше напоминал мелкого служку — помощника адвоката или писца при судье, а не хозяина одного из самых знаменитых в городе салонов по пошиву дамской одежды. Да и внешним видом не тянул он на преуспевающего портного и модельера — одет в какие-то засаленные, давно не стиранные тряпки, на голове воронье гнездо, под ногтями картошку сажать можно. И не скажешь, что этот жутковатый неряха порой создает такие шедевры портновского искусства, что весь королевский Двор потом долго бьется в экстатических конвульсиях, а графини и герцогини осаждают его мастерскую с требованиями сшить им нечто подобное.
— Примерить желаю, — отозвалась я, заходя за ширму и начиная раздеваться. Гертиан засуетился, порываясь мне помочь и одновременно руководить помощниками и подмастерьями. Самый обычный процесс стаскивания штанов и рубашки он ухитрился превратить в такую несусветную толкотню, что под конец я уже с трудом удерживалась от искушения запустить в него сапогом.
— Вот так, осторожненько, здесь крючочки! Аккуратненько, ради богов, не упадите, так-то на одной ножке стоя! Нет, плечики еще не пройдут, растягивайте шнуровочку поглубже, — причитал хозяин надо мной, одновременно ухитряясь покрикивать на своих помощников: — А вы чего стали, ротозеи?! Несите платья скорее, тэмм Тень наверняка торопится! Ну что вы, не видели, как благородная госпожа раздевается?
Как благородная раздевается, они-то, может, и видели, чай, не первый день здесь работают, да вот только меня в категорию господ можно было отнести лишь сослепу да спьяну. А вот разоблачение храны не каждый день удастся посмотреть, поэтому поднявшийся нездоровый ажиотаж вполне понятен. Если подмастерья надеялись обнаружить под моими одежками неземную красоту, то они оказались жестоко разочарованы — уж чем-чем, а идеальной кожей я похвастаться не могла, тело почти сплошняком покрывала тонкая вязь шрамов, синяков и ссадин. Какие-то из них уже почти зажили и напоминалиосебе лишь белыми следами, какие-то были на полпути к исчезновению и покрывались бурой коркой спекшейся крови, а некоторые еще радовали глаз своей свежестью и новизной. В общем, жуть. При виде задравшейся до ребер нижней рубашки и пары синяков на животе, оставшихся мне на память от прошлого заказа, а также улыбчивого оскала охраняющей хозяйкину честь Тьмы подмастерья и помощники быстренько решили, что ничего более интригующего им видеть не хочется, вспомнили об уйме дел и шустренько разбежались в разные стороны. Правда, двоим, тащившим болванки с заказанными мною нарядами, потом пришлось вернуться, но они задерживаться не стали — торопливо установили манекены в примерочной, поправили какие-то складочки-вытачки и шустро порскнули в разные стороны, предоставив хозяину сомнительную честь обслуживать такую опасную клиентку. Тот начал разливаться соловьем, стаскивая с болванок первое платье — изящный утренний туалет по последней моде. Как и все придворные наряды, это платье было предназначено для богатой особы, у которой имеется не одна служанка для помощи в нелегком деле облачения снятия роскошных одежд, и потому вызывало у меня приступы здорового скептицизма и недоверия. Ну не приводит меня в восторг наряд, который весит чуть ли не половину меня, путается в ногах и безжалостно сдавливает живот! При моей профессии любое секундное промедление может стоить жизни, а на каблуках и с длинным шлейфом не очень-то пошевелишься. Впрочем, мастер Гертиан знал о специфике моего ремесла и потому расстарался на славу. Платье почти не сковывало движений и состояло из уймы складочек, вытачек и кармашков, в которых очень удобно будет прятать оружие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
