под дождем, иногда до самой темноты. Мы пинали серебристо-серые камешки, хрустевшие под тюремными ботинками, и пыль оседала на наших тюремных робах – старых дедушкиных пиджаках и рыбацких комбинезонах, волочившихся по земле.
Внутри Шоушенка Росс всегда был надзирателем или охранником Блока номер пять, устроенного наверху стопки старых деревянных ящиков, прежде служивших тротуаром в Бумтауне. Он бросал на нас суровые властные взгляды и угрожал запереть в камере навсегда. В то время мы стремительно входили в подростковый возраст, и Шоушенк, полагаю, стал последним тяжким вздохом Зеркальной страны.
– Роузмаунт я помню, хотя и смутно, – говорит Росс и доливает вина. – Вы с Эл провели там лет шесть, когда я встретил вас снова.
Поразительно, как хорошо мне запомнился тот день! Его цвета, запахи. Холодная весна, резкая вонь угольной гари, цветущие бело-розовые сады. Я подпирала колонну Шотландской национальной галереи, скучая в ожидании Эл. Она могла провести в художественной галерее весь день, от открытия до закрытия. Тогда мы уже почти не разговаривали, но я все еще не теряла надежды.
Я увидела Росса на другой стороне Принцесс-стрит – он выходил с сумками из универмага. Даже сейчас сложно передать, что я почувствовала, встретив его снова. К две тысячи четвертому году перспектива покинуть Роузмаунт больше не казалась возможностью – она стала пугающей неотвратимостью. Воспитатели постоянно твердили о возрасте, словно нам было лет по сто пятьдесят, а не ближе к восемнадцати. Еще они рассказывали о наших перспективах – достаточно для того, чтобы мы поняли: двум сиротам мало что светит в будущем. Росс составлял огромную часть нашей первой жизни, давно покинутой и оставленной мертвым. Поэтому, когда я увидела его повзрослевшим и в то же время прежним, первый порыв – радость и предвкушение встречи – сменился во мне чувством утраты и тревогой.
Я не пошевелилась, он заметил меня сам. Сердце трепетало, живот скрутило. Росс бросился ко мне бегом и остановился футах в шести – дыхание вырывается облачком пара, улыбка широкая и радостная.
«Кэт!»
«Привет, Росс!»
Слезы на глаза навернулись сначала у Росса, потом у меня, хотя я не помню, кто из нас заговорил первым. Минуту назад его не было в моей жизни, и вдруг он обнимает меня и прижимает к груди.
«Куда ты пропала? У тебя все хорошо? – Кончик носа у него покраснел, глаза ярко блестели. – Я пытался тебя найти. Искал вас обеих, но…»
«Мне очень жаль, что так вышло».
Дело в том, что мы с Эл прекрасно знали, где он, однако, по условиям сделки, заключенной в заливе Грантон, все, что относилось к нашей первой жизни, должно было остаться в прошлом, как бы сильно мы по нему ни скучали.
Росс снова улыбнулся.
«Неважно! Главное, я тебя нашел!»
И тогда уже я бросилась к нему в объятия. Мне очень захотелось обнять Росса за шею, провести ладонями по широким плечам, прижаться к непривычно, по-взрослому колючей щеке. Я больше не хотела, чтобы Эл вышла из галереи. Я знала, что она все испортит. Увы, тут она и появилась.
Росс сразу отпрянул.
«Эл?»
Если это и был вопрос, сестра на него не ответила. Я боялась, что Росс бросится к ней, обнимет, поцелует. И тогда все вернется на круги своя, мы снова станем играть привычные роли, и эти двое забудут о моем существовании.
Однако этого не случилось. Когда Росс шагнул вперед, Эл отшатнулась, и он замер.
«Эл?»
«Зачем пришел?»
«Я… я просто заметил Кэт и…» – Росс судорожно сглотнул, глядя на нее с обидой и замешательством.
Эл ужасно рассердилась. Конечно, я была не права, но тут же закусила удила, потому что плевать хотела на ее распоряжения. Мы с ней – равные, и мы – разные люди, а не один человек. Сестра мне не начальник!
Все трое стояли и не знали, что сказать. Наконец Эл смягчилась настолько, что поцеловала Росса в щеку.
«Извини, нам пора».
«Куда вы?» – Росс посмотрел сначала на меня, потом на нее.
«В интернат Роузмаунт, – ответила я, игнорируя яростный взгляд Эл. – Это в Гринсайде. Можешь нас как-нибудь навестить».
«Пошли, – поторопила Эл, беря меня за локоть, и потащила по ступенькам. – Нам пора!»
«Не обращай внимания! – воскликнула я, ликуя и в то же время стыдясь. – Она ведет себя так со всеми!»
Эл молчала почти всю дорогу и повернулась ко мне лишь на полпути к дому, уже сидя в автобусе. Лицо у нее было красное и разгневанное.
«Мы же договорились! Это наша новая жизнь, и нам в ней никто не нужен!»
Я не понимала, почему она так расстроилась, и чувствовала себя скверно. Такого всплеска эмоций я не видела у сестры уже несколько лет.
«Это же Росс!»
Лицо ее окаменело, в глазах появились слезы.
«Неважно! Мы с тобой договорились, а ты нарушила слово!»
– Так странно вспоминать все это теперь, – говорю я Россу. Тут я вступаю на зыбкую почву, знаю, однако вино и фраза из дневника Эл толкают меня к безрассудным поступкам. – Я про причину своего отъезда.
Свеча мигает, наши взгляды встречаются.
– Пожалуй, некоторые вещи лучше не вспоминать.
– Наверное, ты прав.
И вдруг мне становится так больно, что невмоготу. Именно этот образ мыслей и заставил меня в свое время бежать в Америку.
– Я подумываю о том, чтобы нанять специалиста по расследованию морских происшествий, – сообщает Росс, смотрит на меня и добавляет: – Вижу, ты считаешь это плохой идеей.
Я глотаю вино, неожиданно рассердившись из-за смены темы.
– Почему Эл пользовалась именно этим портом?
– Ты имеешь в виду, почему она швартовалась в Грантоне?
– Да.
Росс пожимает плечами.
– Это ближайший порт и, насколько мне известно, единственный. В доках Лейта яхт-клубов нет. А что?
– Просто интересно. Сама не знаю. – Я тру виски. – Похоже, ты и вправду считаешь, что с ней произошел несчастный случай, и не рассматриваешь версии с нападением, суицидом или бегством.
Он смотрит на меня в упор.
– Кэт, это вопросы или утверждения?
Я сжимаю губы, чтобы не проговориться.
– Хотелось бы знать, кто посылал открытки Эл, а теперь и тебе. Впрочем, вряд ли этот человек причинил ей вред. Я просто боюсь… Боюсь, что стресс, возникший в результате этого чертова преследования, толкнул ее на какую-нибудь глупость… – Росс склоняется ко мне. – Я вовсе не имею в виду суицид. Да, Эл переживала глубокий кризис, характер у нее был несносный, однако к суициду она совершенно не склонна! Я же говорил тебе… – Росс спохватывается, смотрит по сторонам и понижает голос: – Эл здорово изменилась. Она стала другой – отстраненной, рассеянной… – Он вздыхает. – Поэтому я действительно думаю, что она вышла в море на своей чертовой лодке и потерпела крушение.
Под глазами у Росса темные круги, лицо тревожно нахмурено.
– Ты и правда считаешь, что она погибла?
Он даже не мигает.
– Да. Я уверен, что Эл мертва.
– Как вам закуски? – спрашивает Мишель. Улыбка замирает у него на губах, и мы отшатываемся друг от друга.
– Чудно, великолепно, –
