- Звучит, согласитесь, странно. Власть Горбачева в 1987 году была почти абсолютной, и ему совершенно не нужно было устраивать такие многоходовки, он мог просто снять министра - вряд ли кто-то бы возразил. Да и у вас, кажется, нет ничего, кроме косвенных признаков.
- Косвенный признак, да. Но косвенных признаков спланированности достаточно. Летчик-любитель - я сам был любителем, два года в аэроклубе учился. Помню себя летчиком тех времен. Если бы мне поставили задачу сесть в Лондоне, - конечно, мне нужно было помочь на самом высоком уровне. Самостоятельно такую задачу решить невозможно. Даже профессионал-спортсмен без помощи не обойдется. А информацией о радиолокационной помощи располагали только спецслужбы.
Ну, и результат, конечно. Организаторы этой акции находились в беспроигрышной ситуации. Что последовало за успешной посадкой в Москве, мы знаем: отставки в министерстве обороны, разрушение армии и так далее. Но если представить, что случилось бы, если бы войска ПВО пресекли полет, то есть если бы Руста сбили? Весь мир в один голос завопил бы о зверином лице Советского Союза, империи зла и прочем. Как же - подбили заблудившегося мальчишку, летчика-любителя. Кто за это понес бы ответственность? Горбачев? Как он умел нести ответственность, все знают. Отвечали бы те же генералы и маршалы, которых сняли за посадку Руста, то есть результат был бы тем же.
- Возможно, но все-таки - почему Руст долетел до Москвы?
- Вряд ли я скажу вам что-то принципиально новое, но сказать больше и в самом деле нечего. Во-первых, самая на тот момент мощная в мире система ПВО - советская - была рассчитана на борьбу с массированными авиаударами агрессора по объектам и войскам на нашей территории, а не на борьбу со спортивными самолетами. Во-вторых, после случая с корейским «Боингом» СССР подписал дополнение к конвенции о международной гражданской авиации, которое запрещает сбивать гражданские самолеты в принципе, то есть вне зависимости от того, куда и по какой причине такой самолет залетел. После подписания этого дополнения министр обороны СССР подписал приказ, запрещающий открывать огонь по пассажирским, транспортным и легкомоторным самолетам. Об этом почему-то никто не вспоминал и до сих пор не вспоминает.
Ну, и самое, наверное, главное. РЛС наблюдает все летательные аппараты, но только те самолеты, на которых установлен ответчик опознавания «свой-чужой», могут быть опознаны по государственной или даже ведомственной принадлежности. Вся малая авиация - то есть и легкомоторные, и спортивные, и сельскохозяйственные самолеты - ответчиков не имеет, а таких самолетов в зоне ответственности одной дивизии ПВО за стуки появляется не один десяток. Самолет Руста для РЛС ничем от остальных не отличался и поэтому был классифицирован не как нарушитель государственной границы (таких сведений от пограничников мы не получали), а как нарушитель режима полетов. Обнаружили его 28 мая в 14 часов 10 минут близ эстонского поселка Локса, то есть уже над нашей территорией. В 14.18 окончательно удалось установить, что советских гражданских самолетов в этом районе нет. Командир 14-й дивизии ПВО принял решение классифицировать самолет как иностранный самолет-нарушитель, пошли доклады наверх - на командный пункт 60-й армии ПВО в Ленинград. Объявили готовность номер один всем дежурным силам. В воздух была поднята пара истребителей, но в 14.30 цель была потеряна, потому что сплошное радиолокационное поле на сто метров было только в узкой полосе вдоль границы, дальше шли мертвые зоны, и Руст почему-то выбирал для полета именно их.
В 15.30, когда обнаружить самолет так и не удалось, командующий 60-й армией доложил в Москву, что цель 8255 - плотная стая птиц. Руст в это время был в районе железнодорожной станции Дно, но обнаружить его смогли только в 18.30 над Ходынским полем. В 18.55 он приземлился.
- За инцидент с Рустом Горбачев наказал практически все руководство министерства обороны и ПВО. Не пострадали, кажется, только вы. Почему вас не сняли?
- Снимать меня было не за что, спасибо Верховному Совету Эстонии: меня не было на месте, я не принимал участия в боевом управлении. Госкомиссия во главе с генералом Лыковым решила, что меня не за что увольнять. Ну, и нельзя было всех сразу снимать, какая-то преемственность должна быть. Вот решили Главный штаб оставить нетронутым. Хотя наложили взыскания - и партийное, и служебное.
- Дальнейшая ваша карьера - «после Руста» - чем-то отличалась от того, что было до 28 мая 1987 года?
- Случай с Рустом убрал последний барьер, после которого начались необратимые процессы в армии. Сняли министра, сняли других руководителей - и буквально обвальный процесс начался. Приостановили строительство красноярской РЛС и систем предупреждения о ракетном нападении - эта дыра над Тихим океаном так до сих пор и остается. Да что говорить, все разрушили. Постоянно на объекты приезжали комиссии по разоружению, которые, по-моему, дня не могли прожить без того, чтобы что-нибудь не расформировать, сократить, разрушить. Я очень с ними сильно ругался, и их заслуга в том, что я пошел в депутаты, тоже была.
А из штаба я ушел в августе девяносто первого. До самого последнего дня исполнял обязанности, а 22 августа привезли нового главкома Прудникова, а меня вывели в распоряжение министра обороны Шапошникова, и несколько месяцев просидел без дела. Приходишь на службу и читаешь газеты. Потом ко мне пришли друзья из министерства радиопромышленности (это было профильное министерство, самое близкое к ПВО) и спрашивают: а что вы цепляетесь за штаб? Все уже закончилось, вы никогда не будете востребованы, государству вы не нужны. Уходите, мы найдем вам место.
- Нашли?
- Да, взяли меня замом гендиректора в одно акционерное общество авиационной радиопромышленности. Ну, и до 1993 года был в парламенте, вплоть до самого расстрела. Тогда же начал часто бывать в Ираке как частное лицо по приглашению иракской стороны.
- Чем занимались?
- Ну, было понятно, что рано или поздно там начнется война, регион Америке нужен, и нападение - не более чем вопрос времени. Поэтому иракскому командованию понадобился наш опыт, да и мы с коллегами были рады помочь, тем более что большинство офицеров были выпускниками наших училищ, неплохо объяснялись по-русски, особенно в профессиональной терминологии. И до самой войны, до самого 2003 года мы с коллегами помогали иракской стороне советами: лекции читали, давали консультации. Последний приезд был за неделю до войны.
- Платили вам за это хорошо?
- Я много слышал про ордена, которые нам давали в Ираке, про деньги. Это чепуха. Нам не платили. Только перед самой войной, в последний приезд, министр обороны подарил нам коробочки - в каждой позолоченная авторучка и заколка для галстука, не знаю, то ли золотая, то ли позолоченная. А так - именно за идею работали. Знаете, инерция сопротивления американизму. Тем более что войска ПВО как никакие другие имели огромный боевой опыт - Вьетнам, Египет и так далее, и иракцы очень этим опытом интересовались.
- Чему вы их учили?
- Не уверен, что могу сейчас об этом говорить, но если в общих чертах- руководство Ирака понимало, что в войне страна не выстоит. С самого начала задача стояла - подготовиться к будущему подпольному сопротивлению, максимально долгому и эффективному.
- Разве в партизанской войне полезен опыт начальника штаба ПВО?
- Вы забыли о ПЗРК, которыми сейчас пользуются иракские партизаны. При достаточном рассредоточении, имея подготовленные расчеты по всей стране, с их помощью можно наносить существенные уколы авиации противника. Что они сейчас и делают. Надеюсь, вспоминают, благодарят.
* СВЯЩЕНСТВО *
Иерей Александр Шалимов
Исцеление врачей
17 мая произошло объединение двух православных церквей
После визита в Москву в ноябре 2003 года делегации Русской православной зарубежной церкви во главе со светлым и благодушным архиепископом Марком Берлинским и Германским случилось чудо. Некогда непримиримые противники, Русская православная церковь и РПЦЗ захотели молиться друг о друге и причащаться из одной Чаши, ибо только это может привести к исцелению многочисленных ран. Вспомнили, наконец, о том, что две части русской церкви вышли из одного материнского лона.
Пока в 1917 году анархисты рвали бомбы в рюмочных, страна сотрясалась от хлебных бунтов, а эсдеки требовали справедливого распределения «общественного продукта», рядом со всем этим вершилась судьба русской церкви. Всероссийский поместный собор впервые за 200 лет избирал Патриарха.
Собор заседал долго, больше года. Патриархом стал митрополит Тихон. Его избрание было неожиданным. О трех кандидатах в патриархи говорили как о трех богатырях: самый умный - архиепископ Антоний, самый строгий - архиепископ Арсений, самый добрый - митрополит Тихон. Жребий в самое лютое время указал на самого доброго. Хотя вначале внушительный перевес был на стороне другого митрополита - Антония (Храповицкого). Впоследствии митрополит Антоний писал, что Господь избрал лучшего, так как он сам, ввязавшись в политическую борьбу на стороне белых, не смог бы должным образом отстаивать интересы церкви.
