— Очень может быть, — ответил Хватьзазад с небывалой дерзостью, которую хороший писатель назвал бы не иначе как безрассудством. — Очень может быть. Тем не менее полицейским я был, полицейским и остался.
— А вот они, — сказал, хитро прищурившись, навелосипед, — вот эти вот (жест), они что, тоже полицейские?
— Вы мне не поверите. Но они совершенно безобидны.
— Как-то все это не по-божески, — сказал говорящий навелосипед.
Второй навелосипед ограничился гримасами. Страшными.
— Тем не менее я уже ходил к первому причастию, — ответил Хватьзазад.
— О! Полицейский так никогда бы не ответил, — воскликнул говорящий навелосипед. — Сдается мне, что ты штудируешь эти возмутительные статьи, в которых прославляется несуществующее единство полиции и духовенства. Слышите вы меня? (Он обращался теперь уже ко всем присутствующим.) У полиции эта церковь вот где сидит (жест)!
Все это действо было воспринято присутствующими весьма сдержанно, только Турандот подобострастно захихикал. Габриель демонстративно пожал плечами.
— Эй, ты, — обратился к нему говорящий навелосипед. — От тебя воняет (пауза). Майораном.
— Майораном! — Габриель посмотрел на него с жалостью. — Это «Тайный Агент» от Кристиана Фиора.
— А! — сказал навелосипед недоверчиво. — Сейчас посмотрим.
Он подошел к Габриелю и начал обнюхивать его пиджак.
— Вообще-то... — сказал он, уже явно склоняясь в пользу Фиора. — Посмотрите-ка! — добавил он, обращаясь к своему коллеге.
Последний, в свою очередь, принялся обнюхивать пиджак Габриеля. Покачал головой.
— Непонятно вообще, что эти ублюдки в этом понимают, — зевая, сказала Зази.
— Однако! — сказал говорящий навелосипед. — Вы слышали, сержант? Это где-то напоминает оскорбление.
— Не где-то, а в заднице, — вяло отозвалась Зази. Габриель и Подшаффэ расхохотались. Тогда она добавила специально для того, чтобы уважить их до конца:
— Эту шуточку я почерпнула все там же, в мемуарах генерала Шарля Вермо.
— А! Дело в том, что эта девчонка издевается над нами так же, как этот, со своим майораном, — сказал навелосипед.
— Никакой это не майоран, — сказал Габриель. — Повторяю: это «Тайный Агент» от Кристиана Фиора.
Вдова Авот'я, в свою очередь, подошла к нему и принюхалась.
— И в самом деле, — сказала она навелосипедам.
— А вас не спрашивают, — обратился к ней неговорящий навелосипед.
— Чистая правда, — пробормотала Зази. — Я ей сама только что то же самое сказала.
— Повежливее с дамой! — сказал Хватьзазад.
— Знаешь что, — сказал говорящий навелосипед. — Ты бы поменьше высовывался.
— Повежливее! Повежливее! — повторил Хватьзазад.
Вдова Авот'я была тронута его мужеством.
— А тебе давно уже пора спать.
— Ах! Ах! — сказала Зази.
— Ну-ка покажи документы, — сказал Хватьзазаду говорящий навелосипед.
— Это умунепостижимо! — сказала вдова Авот'я.
— А ты, старуха, заткнись! — сказал неговорящий навелосипед.
— Ах! Ах! — сказала Зази.
— Повежливее с дамой! — сказал Хватьзазад. Его поведение стало просто безрассудным.
— Так полицейский тоже никогда бы не сказал, — сказал говорящий навелосипед. — Документы! И поживее! — заорал он.
— Вот умора! — сказала Зази.
— Это все-таки чересчур, — сказал Хватьзазад. — Почему-то документы требуют именно у меня, а у этих вот (жест) ничего не требуют.
— Нехорошо так говорить, — сказал Габриель. — Совсем нехорошо.
— Ну и сволочь же он, — сказал Подшаффэ. Но навелосипеды твердо стояли на своем.
— Давай документы! — орал говорящий навелосипед.
— Давай документы! — орал неговорящий навелосипед.
— Нарушение тишины в ночное время, — переорали их вновь прибывшие полицейские с полицейским фургоном в придачу. — Лунный галдеж, соноразрушительный ор, полуночный гвалт, а это, сами понимаете...
Обладая безошибочным чутьем, они сразу унюхали, кто здесь нарушители и забрали Хватьзазада и обоих навелосипедов. Через минуту все стихло.
— Все-таки есть на свете справедливость, — сказал Габриель.
Но вдова Авот'я была безутешна.
— Не надо плакать, — сказал ей Габриель. — Ваш хахель вообще-то лицемер порядочный. И потом уже надоело, что он все время за нами шпионит. Поешьте с нами лукового супа. Луковый суп и утешит и успокоит.
XVII
Слеза упала на раскаленный гренок и тут же испарилась.
— Ну хватит, хватит, — сказал Габриель вдове Авот'е. — Придите же в себя наконец! Не он первый, не он последний. У вас такой замшелый вид, что вы без труда подцепите еще какого-нибудь прохвоста.
Одолеваемая сомнениями, вдова вздохнула. Раскаленный гренок проскользнул в ложку, и она закинула его себе в пищевод. Обожглась.
— Позовите пожарных, — сказал ей Габриель и снова наполнил ее стакан. Каждое Авот'йное глотание поливалось таким образом отменным мюскаде.
Зази, как и Зеленуду, одолела сонница. Подшаффэ и Турандот молча сражались с длинными волокнами тертого сыра.
— Отличный луковый суп, — обратился к ним Габриель. — Можно подумать, что ты (жест) положил туда пару подметок, а ты (жест) залил их помоями. Но именно это мне в нем и нравится. Естественный вкус — это когда все по-простому, без затей. Чисто, без примесей, одним словом.
Все молча согласились.
— А ты, Зази, что, суп не будешь?
— Пусть себе спит, — сказала вдова Авот'я измученным голосом. — Пусть отдохнет.
Зази открыла один глаз.
— Надо же, — ответила она, — эта старая галоша все еще здесь.
— Относись с состраданием к страждущим, — сказал Габриель.
— Вы очень добры ко мне, — сказала вдова Авот'я. — Не то что она (жест). Да, дети действительно бессердечны.
Она опустошила свой стакан и подала Габриелю знак, что хотела бы выпить еще.
— Совсем с цепи сорвалась, — прошептала слабеющим голосом Зази.
— Гм! — сказал Габриель. — Какое это все имеет значение? Правда, старая перечница? — добавил он, обращаясь к заинтересованной стороне.
— Ах! как вы добры ко мне! — ответила последняя. — Не то что она. Да, действительно, дети бессердечны.
— Долго она еще будет нам надоедать? — спросил Турандот у Габриеля, удачно заглотнув очередную порцию пищи.
— Как вы все-таки жестоки, — сказал Габриель. — Эта старая развалина как-никак расстроена.
— Спасибо, — с чувством сказала вдова Авот'я.
— Не за что, — ответил Габриель. — Кстати, о луковом супе: надо сказать, это в высшей степени выдающееся изобретение.
— Вот этот вот? — спросил Подшаффэ, энергично доскребая со дна тарелки прилипшее сырное волокно. — Конкретно этот суп или луковый суп вообще?
— Луковый суп вообще, — решительно ответил Габриель, — когда я что-либо говорю, я всегда обобщаю... Я не люблю полумеры.
— Ты прав, — сказал Турандот, который тоже покончил со своей похлебкой. — Не надо усложнять, когда все и так ясно, к примеру, мюскаде почти не осталось, старуха все выдула.
— Потому, что вино хорошее, — сказала вдова с блаженной улыбкой. — Я тоже умею обобщить, когда надо.
— Болтай, болтай... — сказал Зеленуда, который внезапно пробудился от никому и в частности ему не известных причин.
— Хватит с меня, — сказала Зази, отталкивая свою порцию.
— Подожди, — сказал Габриель, придвигая к себе ее тарелку. — Я доем. И принесите нам еще две бутылки мюскаде и бутылку гранатового сиропа, — обратился он к проходящему мимо официанту. — О нем (жест), кстати, мы совсем забыли. Может, он тоже хочет перекусить.
— Эй, Зеленуда, — воскликнул Турандот. — Есть хочешь?
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен, — сказал Зеленуда.
— Значит, хочет, — сказал Подшаффэ.
— Не тебе мне объяснять, что он имел в виду, — высокомерно сказал Турандот.
— Я бы никогда и не посмел, — сказал Подшаффэ.
— Тем не менее он это сделал, — сказала вдова.
— А вы не усугубляйте, — сказал Габриель.
— Понимаешь, — обратился Турандот к Подшаффэ, — я не хуже тебя понимаю все то, что понимаешь ты. Не такой уж я дурак.
— Если ты действительно понимаешь не меньше моего, — сказал Подшаффэ, — значит, ты действительно не такой дурак, как может показаться.
— Это уж точно, — сказала вдова. — Выглядит он полным дураком.
— Ну нахалка, — сказал Турандот. — Совсем меня затиранила.
— Вот что бывает, когда человек в обществе не котируется, — отметил Подшаффэ. — Первая попавшаяся свинья может плюнуть ему в морду. Со мной бы она не посмела.
— Все дураки, — неожиданно энергично выпалила вдова Авот'я. — Вы — тоже, — добавила она, обращаясь к Подшаффэ.
И тут же получила по голове.
И тут же нанесла ответный удар.
В активе Подшаффэ был еще один удар, который был тут же нанесен в Авот'ийную рожу.
