— Чортпобери! Чортпобери! — заорал Турандот.
И принялся прыгать между столиками, пытаясь хотя бы отдаленно изобразить Габриэллу в номере «Умирающий лебедь».
Зази снова погрузилась в сон. Зеленуда, движимый, по всей видимости, жаждой мести, пытался выбросить из клетки свежий экскремент.
Интенсивный обмен пощечинами между Подшаффэ и Авот'ей продолжался. Габриель хохотал, глядя на то, как Турандот пытается исполнить фуэте.
Все это, однако, сильно не пришлось по вкусу официантам из «Никтолопов».
Двое из них — вышибалы известные — мигом схватили Турандота с двух сторон под руки и, подняв в воздух, выбросили из бара прямо на асфальт, на мостовую, прервав тем самым холостой пробег нескольких такси, вяло передвигавшихся в прохладной серой предрассветной мгле.
— Нет уж! — воскликнул Габриель. — Только не это.
Он вскочил, схватил обоих официантов, которые с чувством выполненного долга возвращались к своим хозяйственным делам, и столкнул их головами с такой силой и так удачно, что бахвалы рухнули наземь, причем головы их сплющились воедино.
— Браво! — воскликнули хором Подшаффэ и вдова Авот'я. Как будто сговорившись, они прекратили обмен корреспонденцией.
Какой-то третий официант — известный драчун — решил одержать молниеносную победу над противником. Схватив сифон, он поставил себе целью проломить его массой череп Габриеля. Но Подшаффэ был готов к контратаке. Другой, не менее объемистый сифон, запущенный им в официанта, в конце своей траектории нанес весьма ощутимый материальный ущерб головенке хитреца.
— Чортпобери! — заорал Турандот, принявший наконец на мостовой вертикальное положение, при этом он покалечил тормозные колодки нескольких ночных фаэтонов, оказавшихся на улице в этот особенно ранний час. Повинуясь благородному порыву, он снова ворвался в пивную с явным намерением продолжить борьбу.
Теперь уже изо всех дыр толпами высыпали официанты. Невозможно было даже предположить, что их тут столько. Они полезли из кухни, из подвалов, из служебных помещений, со складов. Их плотная масса поглотила Подшаффэ, а вслед за ним и оказавшегося на их пути Турандота. Но справиться с Габриелем было совсем не так просто. Подобно жуку, окруженному полчищем муравьев, подобно быку, попавшему в колонию пиявок, Габриель взбрыкивал, фыркал, храпел, резко разбрасывая вокруг себя снаряды из человеческой плоти, которые разбивались о столы и стулья или просто скатывались под ноги посетителям.
Шум от состоявшегося обмена мнениями наконец разбудил Зази. Увидев родственника в окружении официантской своры, она заорала: «Дядюшка, держись!» — и, схватив кувшин, запустила им в самую гущу толпы. Вот сколь велики духом девы Франции! Вдова Авот'я, вдохновленная этим примером, метала вокруг себя пепельницы. Вот на что толкает менее одаренных жажда подражания. Вдруг послышался страшный грохот: это Габриель рухнул в посуду, увлекая за собой семерых распоясавшихся официантов, пятерых ввязавшихся в борьбу посетителей и какого-то эпилептика.
Вскочив в едином порыве, Зази и Авот'я подошли к колышущейся среди опилок и осколков стекла человеческой магме. Несколько метких ударов сифоном вывели из строя еще нескольких борцов с недостаточно крепкими черепами. Благодаря этому Габриель смог встать, буквально разорвав пелену противников, и обнаружил тем самым весьма помятое присутствие распластанных на полу Подшаффэ и Турандота. Несколько газированных струй, направленных им в лицо женской санитарной частью, поставили их на ноги. С этого момента исход борьбы был предрешен.
Пока вялые или просто равнодушные посетители покидали пивную, наиболее оголтелые вместе с официантами, теряя последние силы, испускали дух, напоровшись либо на крепкий кулак Габриеля, либо на сокрушительную руку Подшаффэ, либо на вечно бдящую ногу Турандота. Совсем разбитых Зази и вдова Авот'я отскребали с пола «Никтолопов» и тащили на тротуар, где бескорыстные добровольцы исключительно по доброте душевной складывали их в кучу. Только Зеленуда не принимал участия в побоище, ибо в самом начале драки был серьезно ранен в промежность осколком супницы. Лежа на дне клетки, он бормотал, стеная: «Прелестный вечерок! Прелестный вечерок!» Получив травму, он заговорил по-другому.
Но и без его участия вскоре была одержана полная победа.
Когда с последним противником было покончено, Габриель удовлетворенно потер руки и сказал:
— А сейчас я бы с удовольствием выпил кофе со сливками.
— Прекрасная мысль, — сказал Турандот, заходя за стойку, пока оставшаяся четверка удобно располагалась по другую ее сторону.
— А Зеленуда?
Турандот пошел на поиски птицы и нашел ее, все еще стенающей, в клетке. Он вынул ее и принялся ласково гладить, называя Зеленуду «зеленой цыпочкой». Придя в себя, попугай ответил:
— Болтай, болтай, вот все, на что ты годен.
— Это уж точно, — отметил Габриель. — А как там кофе?
Успокоенный Турандот опять заключил попугая в клетку и подошел к кофеваркам. Он попытался включить их, но поскольку не был знаком с конструкцией, тут же ошпарил себе руку.
— Айяйяйяй, — сказал он с непосредственностью.
— Какой же ты неловкий, — отметил Подшаффэ.
— Бедный котик, — сказала вдова Авот'я.
— Черт, — сказал Турандот.
— Мне кофе со сливками, — сказал Габриель, — и сливок побольше.
— Мне тоже, — сказала Зази. — С пенкой.
— Аааааааа! — ответил Турандот. Струя раскаленного пара ударила ему в лицо.
— Наверное, стоит обратиться к кому-нибудь из этого заведения, — спокойно предложил Габриель.
— Точно, — сказал Подшаффэ, — сейчас схожу.
И он подошел к куче тел и выбрал наименее попорченного. Привел.
— А ты молодец! — сказала Зази Габриелю. — Наверное, такие гормосессуалисты, как ты, на улице не валяются.
— А вам какой кофе, мадемуазель? — спросил приведенный в чувство официант.
— С пенкой, — сказала Зази.
— Почему ты продолжаешь называть меня гормосессуалистом? — спокойно спросил Габриель. — После того как ты видела меня в «Старом ломбарде», ты должна была понять что к чему.
— Не знаю, гормосессуалист ты или нет, но это было действительно здорово, — сказала Зази.
— Так уж получилось, — сказал Габриель. — Просто мне их (жест) манеры пришлись не по душе.
— О, мсье! — сказал официант. — Мы уже сами пожалели об этом.
— Ведь они оскорбили меня, — пояснил Габриель.
— Вот тут вы не правы, — сказал официант.
— Еще как прав, — ответил Габриель.
— Не переживай, — сказал ему Подшаффэ. — Никто от оскорблений не застрахован.
— Глубокая мысль, — сказал Турандот.
— Ну а теперь, какие у тебя планы? — спросил Подшаффэ у Габриеля.
— Кофе выпью.
— А потом?
— Зайду домой, а потом провожу малышку на вокзал.
— А ты на улицу выглядывал?
— Нет.
— Пойди посмотри.
Габриель пошел.
— Да, тут уж, конечно...
И в самом деле две бронетанковые дивизии ночных сторожей и эскадрон юрских спаги, как выяснилось, заняли позиции вокруг площади Пигаль.
XVIII
— Наверное, надо позвонить Марселине, — сказал Габриель.
Остальные продолжали молча пить кофе со сливками.
— Дело дрянь, — тихо сказал официант.
— А вас не спрашивают, — отозвалась вдова Авот'я.
— Сейчас я тебя положу туда, откуда взяли, — сказал Подшаффэ.
— Ладно, ладно, — отозвался официант. — Что уж и пошутить нельзя?
Габриель вернулся.
— Странно, — сказал он. — Никто трубку не берет.
Он хотел выпить свой кофе.
— Черт, остыло, — добавил он и брезгливо поставил чашку на стойку.
Подшаффэ выглянул на улицу.
— Подходят, — сообщил он.
Отойдя от стойки, все столпились вокруг него, кроме официанта, — он спрятался под кассой.
— По-моему, они чем-то недовольны, — заметил Габриель.
— Потрясающе, — прошептала Зази.
— Надеюсь, с Зеленудой будет все в порядке, — сказал Турандот. — Он ведь ни в чем не виноват.
— А я, — поинтересовалась вдова Авот'я. — Я-то в чем виновата?
— Вот и отправляйтесь к своему Хватьзазаду, — пожав плечами, сказал Подшаффэ.
— Да ведь это же он и есть! — воскликнула она. Перешагивая через груду поверженных, образовавшую перед «Никтолопами» нечто вроде баррикады, вдова Авот'я выказывала горячее желание присоединиться к нападавшим, которые медленно и организованно продвигались ей навстречу. Увесистая пригоршня пулеметных пуль пресекла эту попытку. Поддерживая вываливающиеся кишки руками, вдова Авот'я рухнула наземь.
— Глупо все-таки, — прошептала она, — с моими-то деньгами еще бы жить да жить. И испустила дух.
Зази упала в обморок.
— Могли бы быть поосторожней, — разгневанно сказал Габриель. — Ведь здесь дети.
