le français
CXXII
СМЕРТЬ БЕДНЯКОВ
Лишь Смерть утешит нас и к жизни вновь пробудит,Лишь Смерть — надежда тем, кто наг, и нищ, и сир,Лишь Смерть до вечера руководить нас будетИ в нашу грудь вольет свой сладкий эликсир!
В холодном инее и в снежном ураганеНа горизонте мрак лишь твой прорежет свет,Смерть — ты гостиница, что нам сдана заране,Где всех усталых ждет и ложе и обед!
Ты — Ангел: чудный дар экстазов, сновиденийТы в магнетических перстах ко всем несешь,Ты оправляешь одр нагим, как добрый гений;
Святая житница, ты всех равно сберешь;Отчизна древняя и портик ты чудесный,Ведущий бедняка туда, в простор небесный!
le français
CXXIII
СМЕРТЬ ХУДОЖНИКОВ
Не раз раздастся звон потешных бубенцов;Не раз, целуя лоб Карикатуры мрачной,Мы много дротиков растратим неудачно,Чтоб цель достигнута была в конце концов!
Мы много панцирей пробьем без состраданья,Как заговорщики коварные хитря,И адским пламенем желания горя —Пока предстанешь ты, великое созданье!
А вы, что Идола не зрели никогда!А вы, ваятели, что, плача, шли дотолеДорогой горькою презренья и стыда!
Вас жжет одна мечта, суровый Капитолий[116]!Пусть Смерть из мозга их взрастит свои цветы,Как солнце новое, сверкая с высоты!
le français
CXXIV
КОНЕЦ ДНЯ
В неверных отблесках денницыЖизнь кружит, пляшет без стыда;Теней проводит вереницыИ исчезает навсегда.
Тогда на горизонте черномВосходит траурная Ночь,Смеясь над голодом упорнымИ совесть прогоняя прочь;
Тогда поэта дух печальныйВ раздумьи молвит: «Я готов!Пусть мрак и холод погребальный
Совьют мне траурный покров,И сердце, полное тоскою,Приблизят к вечному покою!»
le français
CXXV
МЕЧТА ЛЮБОПЫТНОГО
К Ф.Н.[117]
Тоску блаженную ты знаешь ли, как я?Как я, ты слышал ли всегда названье: «Странный»?Я умирал, в душе влюбленной затаяОгонь желания и ужас несказанный.
Чем меньше сыпалось в пустых часах песка,Чем уступала грусть послушнее надежде,Тем тоньше, сладостней была моя тоска;Я жаждал кинуть мир, родной и близкий прежде.
Тянулся к зрелищу я жадно, как дитя,Сердясь на занавес, волнуясь и грустя…Но Правда строгая внезапно обнажилась:
Зарю ужасную я с дрожью увидал,И понял я, что мертв, но сердце не дивилось.Был поднят занавес, а я чего-то ждал.
le français
CXXVI
ПУТЕШЕСТВИЕ
Максиму Дюкану[118]
I Дитя, влюбленное и в карты и в эстампы,Чей взор вселенную так жадно обнимал, —О, как наш мир велик при скудном свете лампы,Как взорам прошлого он бесконечно мал!
Чуть утро — мы в пути; наш мозг сжигает пламя;В душе злопамятной желаний яд острей,Мы сочетаем ритм с широкими валами,Предав безбрежность душ предельности морей.
Те с родиной своей, играя, сводят счеты,Те в колыбель зыбей, дрожа, вперяют взгляд,Те тонут взорами, как в небе звездочеты,В глазах Цирцеи — пьют смертельный аромат.[119]
Чтоб сохранить свой лик, они в экстазе славятПространства без конца и пьют лучи небес;Их тело лед грызет, огни их тело плавят,Чтоб поцелуев след с их бледных губ исчез.
Но странник истинный без цели и без срокаИдет, чтобы идти, — и легок, будто мяч;Он не противится всесильной воле РокаИ, говоря «Вперед!», не задает задач.
II Увы! Мы носимся, вертясь как шар, и каждыйТанцует, как кубарь, но даже в наших снахМы полны нового неутолимой жаждой:Так Демон бьет бичом созвездья в небесах.
Пусть цели нет ни в чем, но мы — всегда у цели;Проклятый жребий наш — твой жребий, человек, —Пока еще не все надежды отлетели,В исканье отдыха лишь ускорять свой бег!
Мы — трехмачтовый бриг, в Икарию[120] плывущий,Где «Берегись!» звучит на мачте, как призыв,Где голос слышится, к безумию зовущий:«О слава, о любовь!», и вдруг — навстречу риф!..
Невольно вскрикнем мы тогда: о, ковы Ада!Здесь каждый островок, где бродит часовой,Судьбой обещанный, блаженный Эльдорадо[121],В риф превращается, чуть свет блеснет дневной.
В железо заковать и высадить на берегИль бросить в океан тебя, гуляка наш,Любителя химер, искателя Америк,Что горечь пропасти усилил сквозь мираж!
Задрав задорный нос, мечтающий бродягаВкруг видит райские, блестящие лучи,И часто Капуей[122] зовет его отвагаШалаш, что озарен мерцанием свечи.
III В глазах у странников, глубоких словно море,Где и эфир небес, и чистых звезд венцы,Прочтем мы длинный ряд возвышенных историй;Раскройте ж памяти алмазные ларцы!
Лишь путешествуя без паруса и пара,Тюрьмы уныние нам разогнать дано;Пусть, горизонт обняв, видений ваших чараРаспишет наших душ живое полотно.
Так что ж вы видели?
IV «Мы видели светила,Мы волны видели, мы видели пески;Но вереница бурь в нас сердца не смутила —Мы изнывали все от скуки и тоски.
Лик солнца славного, цвет волн нежней фиалкиИ озлащенные закатом городаБезумной грезою зажгли наш разум жалкий:В небесных отблесках исчезнуть без следа.
Но чар таинственных в себе не заключалиНи роскошь городов, ни ширина лугов:В них тщетно жаждал взор, исполненный печали,Схватить случайные узоры облаков.
От наслаждения желанье лишь крепчает,Как полусгнивший ствол, обернутый корой,Что солнца светлый лик вершиною встречает,Стремя к его лучам ветвей широких строй.
Ужель ты будешь ввысь расти всегда, ужелиТы можешь пережить высокий кипарис?..Тогда в альбом друзей мы набросать успелиЭскизов ряд — они по вкусу всем пришлись!..
Мы зрели идолов, их хоботы кривые,Их троны пышные, чей блеск — лучи планет,Дворцы, горящие огнями феерии;(Банкирам наших стран страшней химеры нет!)
И красочность одежд, пьянящих ясность взоров,И блеск искусственный накрашенных ногтей,И змей, ласкающих волшебников-жонглеров».
V А дальше что?
VI «Дитя! среди пустых затей
Нам в душу врезалось одно неизгладимо:То — образ лестницы, где на ступенях всехЛишь скуки зрелище вовек неустранимо,Где бесконечна ложь и где бессмертен грех;
Там всюду женщина без отвращенья дрожи,Рабыня гнусная, любуется собой;Мужчина осквернил везде развратом ложе,Как раб рабыни — сток с нечистою водой;
Там те же крики жертв и палачей забавы,Дым пиршества и кровь все так же слиты там;Все так же деспоты исполнены отравы,Все так же чернь полна любви к своим хлыстам;
И там религии, похожие на нашу,Хотят ворваться в Рай, и их святой восторгПьет в истязаниях лишь наслажденья чашуИ сладострастие из всех гвоздей исторг;
Болтлив не меньше мир, и, в гений свой влюбленный,Он богохульствует безумно каждый миг,И каждый миг кричит к лазури, исступленный:„Проклятие тебе, мой Бог и мой Двойник!"
И лишь немногие, любовники Безумья,Презрев стада людей, пасомые Судьбой,В бездонный опиум ныряют без раздумья!— Вот, мир, на каждый день позорный список твой!»
VII Вот горькие плоды бессмысленных блужданий!Наш монотонный мир одно лишь может датьСегодня, как вчера; в пустыне злых страданийОазис ужаса нам дан как благодать!
Остаться иль уйти? Будь здесь, кто сносит бремя,Кто должен, пусть уйдет! Смотри: того уж нет,Тот медлит, всячески обманывая Время —Врага смертельного, что мучит целый свет.
Не зная отдыха в мучительном угаре,Бродя, как Вечный Жид[123], презрев вагон, фрегат,Он не уйдет тебя, проклятый ретиарий;А тот малюткою с тобой покончить рад.
Когда ж твоя нога придавит наши спины,Мы вскрикнем с тайною надеждою: «Вперед!»Как в час, когда в Китай нас гнало жало сплина,Рвал кудри ветр, а взор вонзался в небосвод;
Наш путь лежит в моря, где вечен мрак печальный,Где будет весел наш неискушенный дух…Чу! Нежащий призыв и голос погребальныйДо слуха нашего слегка коснулись вдруг:
«Сюда, здесь Лотоса цветок благоуханный,Здесь вкусят все сердца волшебного плода,Здесь опьянит ваш дух своей отрадой страннойНаш день, не знающий заката никогда!»
Я тень по голосу узнал; со дна Пилады[124]К нам руки нежные стремятся протянуть,И та, чьи ноги я лобзал в часы услады,Меня зовет: «Направь к своей Электре[125] путь!»
VIII Смерть, капитан седой! страдать нет больше силы!Поднимем якорь наш! О Смерть! нам в путь пора!Пусть черен свод небес, пусть море — как чернилы,В душе испытанной горит лучей игра!
Пролей же в сердце яд, он нас спасет от боли;Наш мозг больной, о Смерть, горит в твоем огне,И бездна нас влечет. Ад, Рай — не все равно ли?Мы новый мир найдем в безвестной глубине!
le français
