Наконец все утихло. Даша решилась и негромко позвала:
— Тойво! Тойво!
Вскоре раздались чавкающие шаги: кто-то приближался к ней, не разбирая дороги, ступая прямо по лужам.
— Даша?
— Здесь я, Тойво. Что, обнаружили вас?
— Да, напоролись на патруль. Но, кажется, все обошлось благополучно. — Он говорил, как всегда, спокойно. Но нелегко давалось ему это спокойствие. Видимо, погиб Георгий Васильевич. А тут еще Даша потерялась. К счастью, он оказался поблизости и услышал ее голос.
Они пошли к Гайдину. Ночевать решили в стоге сена. И только тут Дудкова почувствовала, как она устала да и промокла насквозь. И еще хотелось есть. Зарывшись глубоко в сено, Даша сунула руку в корзинку, нащупала что-то круглое. По запаху определила — печеная брюква. Пошарила еще — вареный картофель. Поели, отдохнули, немного подремали.
Перед рассветом снова в путь. Но куда идти? Где узнать о Бородкине? Где найти переправу? Не обнаружив лодки на берегу Онежского озера, Гайдин решил искать ее где-либо в заливах, глубоко врезающихся в полуостров. На открытых местах оккупанты несли усиленную охрану.
Подпольщики повернули на северо-восток, к губе Святуха.
Снова переходы, недолгие рейды в деревни. Однажды, вконец изнуренные голодом, они встретили в лесу какую-то женщину. Попросили принести чего-либо поесть.
— Сейчас, — сказала она, — ждите здесь.
Ждали час, другой. Уже в вечерних сумерках заметили: мелькнул между деревьями знакомый серый платок. Присмотрелись, за ней идут солдаты. Все трое замерли в зарослях. Солдаты прошли по тропинке так близко от Дудковой, что ветка, оттянутая рукой одного из них, больно хлестнула Дашу по лицу.
Когда враги прошли мимо, Гайдин повел свою группу в глубь леса.
Пройдя несколько километров по самой чаще, разведчики снова вышли к деревне. Здесь Гайдин решил еще раз попытаться разведать что-либо о Бородкине. Все-таки не верилось, что Георгий Васильевич погиб.
Степан и Тойво незаметно подкрались к крайним домам, и тут Гайдин заметил идущего им навстречу старика. Тот внимательно оглядел разведчиков и, по-видимому, решив, что с ними можно быть откровенным, сказал:
— По деревне вы не ходите, староста увидит — донесет, а то неподалеку днями партизана один подлюга выдал.
— Какой он из себя, партизан, не знаете, дедушка?
— Сказывали, будто по-карельски говорил. Он пришел в деревню и просил чего-нибудь поесть. Да попал-то на старосту. Тот посадил его чай пить, а сам донес.
— И что же дальше?
— Ничего хорошего. Стрелять начали.
— Уцелел ли партизан?
— Не знаю. Только, думаю, погиб.
«Неужели Бородкин? Наверное, не нашел лодку, отправился искать нас, да сбился».
Во многих еще деревнях пытались подпольщики выяснить что-либо о судьбе секретаря райкома, но так ничего и не узнали.
С тяжелыми и печальными думами они шли по лесам и болотам, бережно храня еще надежду найти своего боевого товарища. Все они знали, что эта надежда бесконечно мала и с каждым новым шагом становится все меньше и меньше, но не хотели мириться с мыслью, что нет больше среди них друга.
Знали и другое: если он все-таки погиб, они никогда не перестанут видеть его в строю живых.
Пройдет много лет, нелегких лет. Много весен прошумит майскими дождями над Заонежьем, заполняя водой безымянные озерки и ламбы. Дети успеют стать взрослыми, а головы героев этой войны посеребрит седина. Но время не властно будет над сердцами, и оно никогда не изгладит из памяти воспоминания о скромном и простом человеке, в котором, казалось, нет ничего героического, но который в сущности был героем.
Никогда не перестанет звучать для друзей негромкий голос того, чей взгляд был устремлен далеко вперед, в наши беспокойные, но радостные дни.
Разве забудет такие слова Дарья Дудкова: «В боевых делах помогают нам звезды. А ведь они созданы для ученых и для влюбленных. Ну, бывайте…»
С этим ушел Георгий Васильевич Бородкин, секретарь подпольного райкома, в последнюю свою разведку, неторопливым шагом, которым хаживал еще в юности по родным лесам северной Карелии, близ тех мест, где были записаны руны Калевалы.
Ушел и не вернулся. А те, кто остался, продолжили свой неимоверно трудный маршрут, ибо солдат порой бывает вынужден покинуть седло, но оставшиеся в строю должны выполнить долг до конца.
Пройдя лесами и болотами сотню, а может, и все полтораста километров, немногочисленный отряд вышел к узкой, но длинной губе Святухе. По обоим берегам ее раскинулись деревни. В одной из них Гайдин и встретил верного человека, который указал им припрятанную лодку, дал весла, снабдил продуктами.
Темной ночью трое разведчиков, обмотав весла тряпками, чтобы не стучали, поплыли на север. Беззвучно и плавно проскользнула лодка под мостом, на котором перекликались часовые, вышла в широкий залив и скрылась в ночной темноте. На всем сорокакилометровом пути по озеру ее не обнаружили ни прожекторы, ни патрульные катера врага. Через десять часов причалили к свободному советскому берегу.
Закончился очередной рейд, в ходе которого понесли разведчики большие потери, но многих, очень многих друзей приобрели, вдохнув в их сердца веру в победу. Они доставили командованию важные сведения о противнике, еще больше обогатили свой опыт борьбы на невидимом фронте.
* Часть 2 * ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Глава 1 УДАР ПО ШТАБУ
Орлов? Заходи, заходи, пропащая душа! — сказал полковник и поднялся навстречу Алексею. — Порядочно водички унес Выг в Белое море с тех пор, как виделись мы с тобой в прошлый раз. Э, как тебя подтянуло. Ну, садись. Рассказывай… Стоя только победные реляции приятно выслушивать. А у вас трудный был поход, с потерями, хотя сделали немало. Немало. Гайдин уже докладывал. Дополняй.
Орлов опустился в кресло напротив Александра Михайловича.
— Разведданные я уже передал. Похоже, противник с места не двинется. К длительной обороне готовится.
Уж куда ему двигаться. Он на Волге Лазаря поет… А если кому двигаться, так это нам. Но пока еще рановато. Да ты говори. Гляжу: не очень доволен сделанным?
— А чем гордиться, товарищ полковник. Пора бы уже прижать оккупантов.
— Прижмем. Потерпи еще немного.
— Никакого терпения нет! — не удержался Орлов. — Юрьева, Максимову, таких людей потеряли, Бородкина схватили, наверно, замучили, а мы все ждем.
— Да, это настоящие патриоты. И не только они. Вот мы с тобой в Сюкалине сомневались. — Это «мы с тобой» полковник произнес без всякого нажима, и все-таки Орлов почувствовал скрытый упрек.
