— А чем гордиться, товарищ полковник. Пора бы уже прижать оккупантов.
— Прижмем. Потерпи еще немного.
— Никакого терпения нет! — не удержался Орлов. — Юрьева, Максимову, таких людей потеряли, Бородкина схватили, наверно, замучили, а мы все ждем.
— Да, это настоящие патриоты. И не только они. Вот мы с тобой в Сюкалине сомневались. — Это «мы с тобой» полковник произнес без всякого нажима, и все-таки Орлов почувствовал скрытый упрек.
— Перед Петром Захаровичем за мной большая вина, — дрогнувшим голосом произнес он. — Это настоящий человек. Все время на острие ножа, да что ножа — бритвы ходит. Наши его за чужака считают, а он делает что надо, да еще для шуток силы находит. И меня с Васильевым он снова выручил. И лодку достал, и маршрут наметил. Вот жалко только, что Сашу Ржанского не удалось с собой взять. Ведь уже решился ехать. Но в последний момент говорит: «Не могу, Алексей Михайлович, мать тяжело больна. Сердце у нее плохое, жалко оставлять». И остался. На прощание заверил: «Мы тут без вас будем с отцом действовать. Как сумеем. Согласны любое задание выполнить».
Хотели мы выехать восемнадцатого октября. Пришли вечером к Сюкалину, как условились. А он взглянул на небо и говорит: «Надо ждать попутного ветра. При этом-то вы намаетесь, да и не сможете затемно отъехать от наших островов, а утром, чего доброго, увидят с береговых постов. Катера пошлют. Подождем».
Пришлось возвращаться на старую базу. Через два дня ветер сменился. Перед отъездом Васильев еще раз зашел к Саше Ржанскому. Матери его не полегчало. Отправились одни. Мимо Оленьего острова прошли хорошо. Так вот…
— Ясно, — полковник встал из-за стола, подошел к окну, за которым еще теплился серый зимний день.
— Знаешь, почему наш Беломорск Сорокой зовут? — вдруг спросил Александр Михайлович, пытливо глядя на собеседника.
— Слышал. Потому что на сорока островах он построен.
— Правильно. На сорока островах. Только гондольеров здесь не хватает. Это те, что в Венеции на гондолах ездят. Лодки есть такие у них — гондолы. Ездят и песни поют.
— Ну, нам не до песен!
— Зря так решил. Нам всегда до песен. Это им, оккупантам, не до песен: рано или поздно их песенка спета будет. А наше дело — пой и бей врага. Только песни новые надо знать. Самые новые… Понял, Орлов? Подходит время новых песен. Каких, интересуешься? Не скажу. Пока секрет. Отдохни как следует, отъешься. Ишь, как отощал: одни скулы торчат. Потом заниматься. Вашему брату, диверсанту-разведчику, многое надо знать. Позанимайся и топографией, и подрывным делом, и на лыжах потренируйся. А потом так и быть: приходи за новыми песнями.
Полковник опустил маскировочный занавес, отошел от окна и повернул выключатель.
— Разрешите идти?
— Иди, дорогой.
Орлов вышел на снежную улицу. Город казался вымершим. Дома уже надели на глаза черные очки. Маскировка. Алексей, не торопясь, отправился в общежитие. Из-за угла ему навстречу вышли высокий парень в морской шинели и девушка. Парень очень ловко вел свою подругу под руку, и она тихо пела.
«Новые песни пообещал полковник, — подумал Орлов. — Скорей бы!»
Месяца полтора прошло, прежде чем Орлова снова вызвали в штаб. Когда Алексей переступил порог знакомого кабинета, Александр Михайлович жестом пригласил его сесть, а сам продолжал читать газету, то и дело подчеркивая в ней что-то красным карандашом. Но вот он поднял на Орлова свои очень добрые и невыразимо усталые глаза. Указав пальцем на лежащий перед ним лист, коротко спросил:
— Читал?
— Что именно, товарищ полковник?
— Ну, коли спрашиваешь что, значит не читал. А почитать следует. Ведь эта статья построена на тех материалах, которые были в ваших донесениях. О Липовицах речь идет. Понимаешь?
— Понимаю.
— Мрут там люди от голода.
— Да что — мрут, — сказал Орлов. — Им и умереть-то спокойно не дают. Одного голодного старика в шута превратили. Как только появится около комендатуры, его заставляют плясать, маршировать. А за это бросают, как собаке, кусок хлеба. Если брать отказывается, бьют.
— А ведь у старика этого наверняка дети есть. Да и односельчанам каково смотреть на это?!
— Уничтожать надо оккупантов!
— Согласен. За этим и вызвал. Вот взгляните на карту. — Когда запросто беседовал полковник с людьми, то нередко переходил на дружеское «ты». Но давая задания, даже самым юным говорил «вы». — Если с рассветом в путь пуститься, — продолжал он, — то к ночи можно добраться до Войгубы. Трудно, но можно. А от Войгубы вам, Алексей Михайлович, лучше знать, как на Липовицы выйти и как обратно целым и невредимым вернуться. Недаром же враги за вашу голову вознаграждение предлагают.
— Впервые слышу, товарищ полковник.
— А откуда тебе, дорогой, слышать, если это после твоего отбытия случилось. Имею точные данные. Вчера получены. Но вот что непонятно: откуда узнали оккупанты твою настоящую фамилию и приметы: ты ведь анкеты у них не заполнял. Мы же имеем совершенно достоверные данные, что и приметы, и фамилия в объявлениях указаны. Свеженькие данные. Вчера получены.
— Мне подозревать некого. Все, с Кем дело имел в Заонежье, люди верные. Хоть режь, не выдадут. Да и знали мою настоящую фамилию лишь несколько человек, самых надежных, что с довоенных времен со мной знакомы. Сюкалин знал. Но этот — кремень.
— Кто же?
— Вам докладывал Гайдин о непонятном поведении Марьи Зайковой?
— А разве Зайкова вас знала?
— Она — нет. Но муж…
— Муж. Вот ты куда… Он же, видимо, погиб. Да и не имеет он права жену по таким вопросам информировать. А впрочем… — Полковник задумчиво разглаживал широкой ладонью лежащую перед ним газету. — Одним словом, этот орешек тоже надо раскусить. Надо. А теперь перейдем к главному.
Орлов, стоя, выслушал боевой приказ:
— В первый же вьюжный день отправитесь вместе с Лихачевым и Юдиным на Липовицы. Только сначала разведайте хорошенько. Очертя голову не суйтесь: Сюкалина, вашего подопечного, поспрашивайте. А потом по липовицкому штабу надо ударить, только так, чтобы комар носа не подточил. Понятно?
— Понятно, товарищ полковник!
— В таком случае, действуйте! Желаю удачи. И полковник крепко пожал руку полюбившемуся ему разведчику.
…28 января 1943 года группа, возглавляемая Орловым, выступила в поход. Разведчики были вооружены автоматами и гранатами. Было их только трое. А в Липовицах противник располагал значительными силами. Следовательно, действовать надо было не числом, а умением.
Было теперь умение у Орлова. Как добрая сталь закаляется в огне, так и свойственные натуре этого человека мужество, твердость, находчивость получили хорошую закалку. Он научился не только отлично владеть оружием, ориентироваться по едва различимым приметам, не терять самообладания даже в самой трудной обстановке, но и, если надо, выжидать. Не к месту торопливость, когда речь идет о судьбе большого дела. Да, надо уметь терпеливо выжидать, иногда часами, сутками, чтоб вслед за этим, если надо, действовать подобно молнии.
