Незадолго до окончания рабочего дня Богушек сам принес данные. В некоторых случаях он словно бы не доверял сетям – скорее демонстративно, чем на самом деле.
– И? Со щитом? – Спросил Майзель, как только тот вошел.
– С целыми цареградскими воротами, – пробормотал Гонта, подходя к столу и протягивая Майзелю носитель. – Мне удалиться или будут вопросы?
– Нет, вопросов сразу, думаю, не будет, я сначала посмотрю материал. Но ты будь на связи, ладно?
– Не вопрос… – Богушек как-то странно замялся.
Майзель заметил, конечно. И кивнул ободряюще:
– Ныряй, дружище. Тут неглубоко.
– Ты поаккуратнее с этой штучкой, Дракон, – вздохнув, буркнул Гонта. – Она даром, что блондинка… Котелок у нее варит и язык, что твоя бритва…
– Ого, – Майзель откинулся в кресле и прищурился. – Пан Гонта, ты чего это?
– Да так, – по-стариковски вздохнул опять Богушек. – Чует моя ментовская жопа – хлебнем мы с этой дамочкой…
– Ну-ну, без фанатизма, – Майзель выбил пальцами замысловатую дробь на зеркально-гранитной поверхности стола. – Не в первый раз. Но за предупреждение премного, как говорится.
– Давай, пойду я. А то все дела забросил, пока эту фифу прокачал… Звякни, если что…
– Обязательно, – Майзель кивнул и вставил носитель в порт компьютера. Богушек снова вздохнул и вышел из кабинета.
Майзель открыл файл. И, увидев снимок, откинулся в кресле и, улыбнувшись, сложил руки на груди.
Ай да Гонта, подумал он, ай да старый друг…
Фотография была явно гимназическая, черно-белая. Серьезно, без всякой улыбки, смотрела в объектив молоденькая девушка, почти девочка, светловолосая, с мягкими, правильными чертами еще по-детски чуть припухлого лица и яркими, пронзительно-чистыми, наверное, голубыми или серыми глазами. В школьной форме и фартуке. И такие ямочки на щеках…
Да нет, не может быть, нахмурился он. Этого просто не может быть. Потому что не может быть. Никто. Никогда. Невозможно.
Он нажал кнопку «вниз», и экран продвинулся до текста.
Елена Томанова, год рождения… Ага… О-о, это интересно… Матиаш Томан, профессор славистики, Карлов университет… А это еще интереснее. Мать, урожденная княжна Мышлаевская… Ах, первая эмиграция… Стоп. Это из тех самых Мышлаевских? Внучка адмирала Витгефта и баронессы фон Остен?! Ну, дела… Так мы и по-русски, наверное, разговариваем. И, наверное, совсем недурственно… Та-ак… Поступила на факультет журналистики Карлова университета в 198…?м. В 198…?м по студенческому обмену направлена на учебу в Москву, на факультет журналистики МГУ. В 198… вернулась в Прагу. Дипломная работа… Окончила с отличием… Стажировка в «Курьере»… Вышла замуж в 199… Развод в 199… Хм. Какой это идиот выпустил из рук такое чудо… Ладно. Поехали дальше… Снова «Курьер». Но… Ага, не понравилась тебе моя газетка, ну-ну… Какие мы вольнолюбивые… «Пражское Время». Корреспондент… И сразу в раздел политики, посмотри-ка. Редактор политического отдела… Выпускающий редактор политического отдела с 199…?го. Радиопрограмма «Эхо событий». Странно, почему не ТВ, на такую красотку сбегались бы со всех каналов просто поглазеть, рейтинг был бы на потолке… Может, поэтому и не пошла? Хм… Ну, это все этапы большого пути, давай глубже, пан Гонта… Ага. Интересно. Из МГУ исключена за пропаганду антисоветских идей среди студентов. Отчаянная девка, ты посмотри. В восьмидесятых-то… Так… Зарегистрирован брак с Франтой Горалеком… А-а, и этого хмырька я тоже знаю… Не удивительно, что она с ним не смогла долго выдержать. Та-а-ак… Ну-ка, ну-ка… Обращалась в гинекологию госпиталя Св. Витта по поводу сохранения беременности… Раз… Два, три… Девять раз… О, Господи, бедная девочка, что ж это такое там с ней?! Анамнез… Диагноз: бесплодие. Ах, ты, срань Господня, вот так номер… Осложнения после аборта… Аборта? Какой еще аборт? В Москве… Ах, ты, ч-черт… Вот откуда ножки у нас растут. Вот мы что видели… Ну, понятненько. Остальное можно, как говорится, и не читать. Ладно, психоаналитик, дальше давай… Родители… Ого, в сорок с хвостиком годочков доченьку родили, тоже отважные ребята, да будет земля им пухом… Ах ты, Боже мой, как все сразу, и отец, и мать – в один год, 199…, и как только пережила такое, бедняжка… Но выкарабкалась, ты смотри. Так. Романы. Романы-романчики-интрижки. Ага. Этот. Ну, этот… Ладно. Будем считать, что можно. Одобряем-с. И этот… А этот-то ей на кой хрен сдался?! Твою мать, что ж это ее так на всякую интеллигентскую… Что за мужиков она себе выбирает, просто обнять и плакать… Да с ними и любовью заниматься-то невозможно, только сопли им подтирать, тьфу ты, прости Господи… Ага… Командировки… Да, действительно, несет ее черт в самое пекло. Карабах. Чечня. Босния. Косово. Ливан. Венесуэла. А-а, вот тут бы ты без наших ребят не выскочила… Слава Богу, успели… А что, меня это трогает?! Ух, как интересно… Руанда. Никарагуа. Тимор. Опять Чечня. Вот неугомонная девка, просто бес какой-то…
Он опустил курсор, и целая подборка фотографий Елены в разных интерьерах – от заснеженных кавказских склонов и выжженных солнцем иорданских ландшафтов до буйно-зеленых сельв Коста-Рики и мангровых зарослей индонезийских тропиков – появилась на экране. И везде она была в окружении мужчин – иногда до зубов вооруженных, иногда нет, но всегда с удовольствием демонстрирующих свои мужские игрушки перед этой прелестной женщиной, кажущейся невообразимо хрупкой… И у Майзеля что-то шевельнулось в груди. Что-то похожее на ревность… Но он не придал этому значения. Потому что это было невозможно.
Он продвинул экран еще на страницу вниз.
Да– да, конечно. Лучшие репортажи. Безрассудный вызов кровавым деспотам Кремля… Ага, ага, понятно. Одни превосходные степени прилагательных. «Бриллиантовое перо». Кукушка хвалит петуха… Любят себя господа интеллектуалы. Премии себе дают. Соль земли, твою мать… Прямо не коллеги, а ангелы, христово воинство, чтоб их… Ну, понятно мне все. Или не все, но очень многое…
Майзель снова набрал Богушека. Тот появился так быстро, как будто ждал в приемной:
– Будут указания?
– Машина у нее есть?
– Есть, – вздохнул Богушек.
– Н-да, что-то ты распыхтелся сегодня, – поморщился Майзель. – Что еще?
– Ну… Этот корчваген я бы поостерегся машиной назвать… Двести пятая «Пежо», и лет ей точно никак не меньше двадцати…
– Вот же комплексы интеллигентские, что ж ты будешь делать… А водит она как?
– Как все бабы, – усмехнулся Богушек. – Ну, малость получше…
– Поставь маячок.
– Ну, начинается, – простонал Гонта и накуксился, как ребенок. – Уже стойку на нее сделал, да?! Мало у меня работы?
– Думал провести меня, ментяра чертов?! Что за снимок ты мне подсупонил, засранец?! Первый раз в первый класс?! Где ты его выкопал?!
– А я знаю, что у тебя на девочек не стоит, – проворчал Богушек, глядя в сторону.
– Тебе все равно не повезло. Потому что она давно не девочка и блондинка.
– Драко-о-он…
– Что там за московская история с абортом?
– А, пустяки, дело житейское. Широко известный в узких кругах пачкун. А что?
– Хочешь услышать детальные пожелания? – Майзель приподнял правую бровь. – Скажи лучше, есть возможность?
– Да-а, младшего обидеть всегда легко…
– Гонта, перестань кривляться.
– Уже. Так что? Аннулировать?
– Да уж придумай что-нибудь. И доктора этого найди, черт его знает, сколько женщин он в своей жизни покалечил…
– А скольким жизнь спас? И мир в семье? Суровый ты мужик, Дракон, – Богушек поглядел на Майзеля исподлобья.
– Вот и проверь, скольких спас, а скольких покалечил, – оскалился Майзель и в упор уставился на Богушека.
Тот не выдержал, отвел взгляд:
– И что?
– Выясни – и реши, что.
– Бу сде… – буркнул Богушек. И выдохнул: – Не царское это дело, Дракон…
Майзель оторвал взгляд от экрана и озабоченно посмотрел на Богушека:
– Что с тобой, дружище? – тихо спросил он. – Не хочешь отдохнуть? Возьми жену, слетай на Майорку или на Мальту, поплавай в теплой водичке. Я уж как-нибудь перебьюсь недельку, ничего со мной не будет. А?
– У меня все в цвет, Дракон. Зуб даю, – Гонта крутанул шеей так, что хрустнули позвонки.
– Ну, добро, – Майзель прикрыл глаза и усмехнулся. – В цвет, так в цвет. А когда у младшенькой твоей день рождения? Скоро совсем? Сколько ей будет, девятнадцать?
– Дракон…
– Все я знаю, братец мой Гонта. Все, – Майзель встал, подошел к нему, приобнял за плечи, встряхнул. – Делай, что надо, и случится, что должно. Помнишь?
– Помню…
– Если не мы, то некому. Помнишь?
– Помню.
– Ну, молодец. Ты же знаешь, я просто не верю, что пакостники бывают маленькими. Они все большие. Только некоторые болеют. Ты ведь меня понимаешь, Гонта?
– Понимаю, – Богушек чуть отстранился, и некое подобие улыбки прорезалось у него сквозь усы.
– Ну, тогда работай, дружище, – Майзель похлопал его по плечу и ласково подтолкнул к выходу.
