– Без ордера в фургон не полезешь: оснований-то нет.
Сбросив шинель, Страйд улегся на спину на краю скалы. Он пристально глядел в небо. Руки его лежали на лице, но пальцы оставались неподвижными. Дым от самокрутки поднимался на несколько футов вверх, а затем рассеивался ветром. Казалось, что он видит в небе нечто, заставлявшее его улыбаться, словно самому себе. Улыбка была такой неожиданной, что детективы тоже посмотрели наверх. Но там ничего не было, кроме облаков, плывших высоко над пустошью. Облака становились все больше и темнее. Собирался дождь.
– Если вы находите эту «музыку ветра» странной, Купер может показать вам еще кое-что, – сказал Хитченс.
Они проследовали по карьеру к неприметному местечку, прикрытому двумя большими камнями. В углублении одного из камней стоял ряд предметов, вначале показавшихся гигантскими свечками. Они были в фут высотой, сделаны из воска и вылеплены очень тщательно, все одинаковой характерной формы – длинные прямые стволы со слабыми прожилками вен и раздутыми круглыми головками, похожими на капюшон, с небольшими отверстиями на самом верху. Они были всех цветов: синие, красные, желтые, изысканных коричневатых и зеленоватых оттенков, а один – ярко-белый, с нежными золотыми жилочками вен. Они стояли, как солдаты на параде, указывая прямо в небо.
– Фу, какая гадость! – поморщился Тэлби.
– Они изображают фаллосы, – сказал Хитченс.
– Я сам вижу, что́ они изображают, – сказал Тэлби. – И фаллос – не то слово, которое первым приходит на ум.
– Наверное, пришлось немало потрудиться, создавая такие точные формы. Я даже думал, может, заявить их на премию Тернера.[12]
– И кто этот Леонардо да Винчи, которого мы должны поблагодарить?
– Некто Кел. Он весьма гордится ими. Называет это место членофермой.
– Это непристойно.
– Да, но вряд ли их можно обвинить в нарушении закона, – заметил Купер.
– Я не хочу смотреть на это. Идемте назад.
Они пошли обратно к тропинке. Купер заметил группу женщин, приближавшихся с противоположной стороны карьера. На них были светлые куртки с капюшонами и леггинсы. Женщины оживленно болтали между собой. Остановившись, они посмотрели на Кела и Страйда, а затем подошли к березе и принялись изучать музыкальные приспособления.
– Где Фрай, исполняющая обязанности сержанта уголовной полиции? – спросил Тэлби. – Она же недавно была здесь?
– Ушла на встречу с Мегги Крю, – доложил Хитченс.
– Да, конечно, – едва слышно вздохнул старший инспектор: он не питал особых надежд в отношении Мегги Крю.
С минуту Тэлби стоял молча, разглядывая фургон и его обитателей.
– Через полчаса у меня пресс-конференция, – проговорил наконец он. – И что я скажу телевизионщикам и газетчикам?
– Предложите им не лезть не в свое дело! – отозвался Хитченс.
– Ладно, – сказал Тэлби. – С меня хватит. Пойдем.
Женщины в светлых куртках ушли дальше. Какое-то время слышалась их болтовня. Но когда они достигли камня, где стояла членоферма, наступила полная тишина.
В штабе на Уэст-стрит реконструкция добралась уже до буфета. Его умудрились сделать одновременно меньше и неудобней. Может, специально, чтобы новые торговые автоматы казались значительным усовершенствованием.
Но эдендейлскому отделению повезло. У их соседей из бэйкуэллского отделения буфета теперь не было вообще: каждый день во время ланча у подъезда появлялся представитель передвижной торговли сандвичами. Кроме того, на углу у каждого офиса можно было выпить чашку чаю или кружку «Нескафе» и съесть пачку шоколадного печенья. Но «буфетной культуры» быть не могло, поскольку не было самого буфета. Проблема разрешилась сама собой.
Бен Купер с чашкой кофе подошел к столу, где уже сидели, оживленно болтая, несколько человек из его смены. Разговор тут же заставил его почувствовать себя неловко.
– Она самая настоящая сука, – говорил Тодд Уининк.
Напротив Уининка сидела Тони Гарднер, детектив из другой смены. Она прежде служила в патрульной полиции и по привычке все еще стягивала свои прямые светлые волосы в хвостик. Она кивнула:
– Да, с ней тяжело иметь дело.
– Вы о ком? – поинтересовался Купер, хотя и так уже догадался.
– Об этой Диане Фрай, – ответил Уининк.
– Противная корова, вот она кто, – добавила Гарднер.
Купер занял свободный стул, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы не разлить кофе, поэтому ему не пришлось ни с кем встретиться взглядом.
– Просто слишком старается, – сказал он. – Скоро угомонится.
Уининк печально покачал головой:
– Не понимаю, откуда у тебя столько терпения. На твоем месте я вел бы себя совсем по-другому.
Глядя на полицейских за столом, Куперу очень хотелось рассказать им тайну Дианы Фрай, которую она однажды поведала ему, не вдаваясь в подробности, – ужасную историю ее семьи и пристрастившейся к героину сестры, которой она не видела с шестнадцати лет. Но он понимал, что ни с кем не вправе делиться этой тайной.
– Я бы сказала, куда ей засунуть свои нашивки, – сказала Гарднер, улыбаясь Тодду Уининку, словно желая показать, что согласна с ним.
Купер догадывался, что тут есть и нечто большее: для некоторых женщин Тодд обладал немалой привлекательностью, что Бену никогда не было до конца понятно. Предполагалось, что весь секрет заключался в откровенной мужественности, в сексуальном напоре, скрывавшемся за его мрачноватой ухмылкой, и в его манере двигаться. Правда, это не то, чего женщины ищут в мужчине, – как говорили они сами. По крайней мере, как говорили Бену Куперу.
Постепенно разговор перешел на другие темы – на дурное настроение начальства, ночные смены и оклады. Как выяснилось, любой из сидевших здесь смог бы руководить эдендейлским отделением лучше, чем их теперешний начальник. Тогда бы и раскрываемость удвоилась. Хотя, конечно, приходится еще иметь дело с судами. Не говоря уж об Обществе защиты преступников, как они его называли,[13] – организации адвокатов, несущих ответственность за судебное преследование подозреваемых в преступлении, которых им поставляла полиция. Все дружно покачали головами.
– А завтра нам предстоит гоняться за белыми фургонами, – сказал Уининк. – Жду не дождусь.
Наконец остальные полицейские ушли. Купер и Уининк остались одни.
– Ты в порядке, Тодд?
– Конечно. А что?
– Просто интересно, что случилось утром. Почему тебя отозвали?
– А-а, обычная фигня, – беззаботно ответил Уининк. – У кого-то наверху опять мозги заклинило.
На экране стоявшего в углу телевизора появилось лицо старшего инспектора Тэлби. Показывали фрагмент пресс-конференции. Тэлби пытался выглядеть серьезно, профессионально и надежно.
– Тодд, – сказал Купер, – что ты знаешь о Мегги Крю? О жертве, с которой работает Диана Фрай?
– Все, что я знаю, что она почти ничего не может вспомнить о нападении. Хотя я бы на ее месте тоже не особенно старался помнить такое. Женщине тяжело, когда ее лицо превращают в сплошную кровавую рану.
– Ты не знаешь, она была замужем?
– Нет. Она – адвокат: деловые костюмы и сводки. Из тех, которые любят, чтобы их называли «мисс».
– У нее есть дети?
– Дети? Ты шутишь. Да все ее чрево уже давным-давно плесенью покрылось.
Купер мысленно вернулся к предыдущему разговору. Его раздражало то, как все закончилось.
– Послушай, ты можешь понять, что в чем-то она, конечно, аутсайдер, – произнес он вслух.
– Кто?
– Диана Фрай. Наверное, трудно принять, что ты аутсайдер. Требуется время, чтобы к этому привыкнуть.
– Ой, только не надо мне рассказывать об этом, – прервал его Уининк. – Я сам – аутсайдер. И всегда им буду. Ни рыба ни мясо – это про меня.
– Из-за того, что ты голландец?
– Наполовину. Папаша родом из Роттердама. Приехал сюда в семидесятых поработать на британских верфях. Ну и остался в Шеффилде.
– На верфях?
– Вот именно. Теперь их не осталось ни одной. Вот он и осел в Шеффилде: работал на заводе, где сталь льют, а потом и завод закрыли.
– Наверно, в детстве тебе доставалось из-за твоей фамилии?
– Смеешься? – скривился Уининк. – Я каждый день материл своего отца на чем свет стоит, только потому, что мне досталась такая фамилия. Она произносится как «Уайнинг»,[14] только с «к» на конце, говорил я. Я твердил это до посинения, но, думаешь, меня слушали?
– Это была просто шутка, – сказал Купер.
– Что-что?
– Да этот стеб. Ну, «уи»,[15] ты же понимаешь.
– Моя фамилия произносится «Уайнинг»…
– …но с «к» на конце. Точно.
Купер огляделся, подыскивая предлог покинуть буфет.
– В любом случае, – медленно произнес Уининк, – когда я перерос всех на голову, они больше так не делали. – На лице у него застыл его пресловутый взгляд. – А однажды я врезал заводиле по зубам.
