без его одобрения или разрешения не имел право самостоятельно что-либо сделать. Следующая высшая начальственная ступень по службе Генерального штаба был начальник штаба 1го Кавказского корпуса, а за ним еще высшая ступень – штаб военного округа со всей его градацией чинов, причем старшие адъютанты отделов штаба округа держали себя строго начальственно по отношению к старшим адъютантам дивизий.
Начальником I Кавказской казачьей дивизии был тогда г[енерал]-л[ейтенант] Тутолмин[37], коренной офицер гвардейской кавалерии. Получив на склоне своей службы казачью дивизию, он пытался обучать ее по методу строевой регулярной кавалерии, однако, страстно подражая туземцам в ношении казачьей кавказской одежды. Это был благовоспитанный старый холостяк, любящий военную кавалерийскую службу, лошадь и все, что ее касается. Для него старый больной начальник штаба дивизии, служивший всегда в пехоте и не любящий ездить верхом, был в тягость. Но он держал себя по отношению к нему и его семье корректно и большим тактом.
Однако, в объезде дивизии (полки которой были сильно разбросаны по границе, и только один в Кутаисе) он почти никогда начальника штаба с собою не брал, а пользовался услугами старшего адъютанта дивизии по строевой или хозяйственной части. Мой предшественник (капитан Столица) чувствовал иногда, что это неприятно начальнику штаба дивизии и, уходя совсем из округа на штаб-офицерскую должность, посоветовал мне быть очень осторожным с полковником Клячковским, болезненно самолюбивым.
Первые же мои поездки с г[енерал]-л[ейтенант] Тутолминым указали на справедливость замечания моего предшественника: я должен был до мелочей все замечания начальника дивизии передать полковнику К[лячковскому], который ревниво сам уже составлял по дивизии приказ. Нужно было быть очень осторожным и в своих сношениях во время поездок с командирами полков, чтобы как-либо не обидеть полковника Клячковского. Эта мелочная, настороженная штабная работа была для меня неизмеримо тягостнее всех затруднений и испытаний в путешествиях с самостоятельным поручением. Тем не менее, я решил все нести терпеливо, избегая трений с моим непосредственным начальником.
Все же я поддерживал постоянное общение с г[енерал]-л[ейтенантом] Зеленым, продолжая корректировать издание моего отчета о рекогносцировке Эрзерумского виляйета. За эту работу, как было принято в штабе округа, вообще за корректирование секретных печатающихся материалов по исследованию Кавказа и сопредельных стран, офицерам платили по 15 рублей с печатного листа. Это являлось хорошим приработком к жалованью; я такой работой был надолго обеспечен, так как имел уже навык к такому делу и раньше, сотрудничая с генералом Гродековым в писании и печатании «Истории войны в Туркмении». В общем, я зарабатывал много и жил хорошо, не стесняя себя ни в чем, охотно помогая матери и сестре.
Иван Фёдорович Тутолмин
Жизнь в Тифлисе в зимний сезон 1888 года ожила. Кончился траур по супруге главного начальника края, и князь Дондуков-Корсаков решил делать приемы в своем дворце. Был назначен день первого большого бала, к которому усиленно стала готовиться вся прекрасная половина кавказского служилого люда и родового дворянства всех народностей, рассчитывая на приглашение на этот бал. Не скрою, что я любил танцевать, а еще больше дирижировать танцами, проявив в эти мои склонности и в «Кружке» в Муштаиде, и в штабном собрании в Коджарах (летом). Поэтому однажды, совершенно неожиданно, за несколько дней до открытия первого бала я был вызван во дворец к князю Дондукову-Корсакову, который принял меня очень вежливо и ласково, предложив дирижировать танцами у него на балу. Я был сильно этим предложением смущен, но отказаться было невозможно, к счастью, я был не единственным дирижером, а нас, приглашенных, было трое (я и два гвардейских кавалериста из ближайших служащих начальника края).
Состоялся и самый бал. Приглашенных обоего пола было множество. Дворец и его обширными помещениями был весь предоставлен в распоряжение гостей. Играло по очереди несколько полковых оркестров. Вся обстановка и огромная толпа гостей, туземная часть которых явилась в своих национальных костюмах, отличалась сказочной красочностью с экзотическим оригинальным оттенком. Сам хозяин края своим радушием и равным со всеми приветливым обращением много способствовал самому искреннему веселью. Цветник прекрасных представительниц Кавказа блистал действительной красотой многих женских лиц и фигур. Ужин был обильный и роскошный в нескольких залах; гости главноначальствующего, довольные и счастливые, искренно и горячо пели ему старинное кавказское «Мраво-лжамие-квени-ци-цо-целе»[38].
Танцами бал открылся, танцами он и закрылся, завершившись под туземный оркестр лезгинкой, великолепно исполненной в национальных костюмах представителями и представительницами обоего пола туземного разноплеменного дворянства. Долго потом долго потом сохранялись у многих воспоминания об этом неподдельном веселье.
На мою долю выпало нелегкое поручение дирижировать в одной из наибольших зал. Духота и жара в зале стояла непомерная, но гораздо тяжелее оказалось нечто другое. Некоторые из гостей обоего пола, забыв о последствиях, усердно пообедали дома любимым кавказским блюдом («чехартма»[39]), сильно заправленным чесноком (дикий горный чеснок), острый запах которого при смешении с потом человеческим совершенно непереносим для непривычного к Кавказу человека. Этот запах настолько был силен в разгар танцев, что мне, дирижеру, при управлении фигурными номерами, когда приходилось строить колонны, проводить их под поднятыми руками пар и проч., приходилось напрягать все силы, чтобы избежать обморока. Общее же оживление приглашенных было очень велико, а веселье неподдельное, так как давно уже Тифлис такого бала не видел. Надолго и у меня об этом бале сохранилось сильное впечатление, так как в последующей жизни моей он не повторился нигде.
Повседневная жизнь и работа в штабе казачьей дивизии шла своим чередом. Мой сотрудник по штабу дивизии старший адъютант по хозяйственной части (сотник Илья Толмачев), вышедший в офицеры из простых казаков собственными трудами, оказался превосходным товарищем и безупречным человеком. С ним мы крепко подружились. Этот самородок из народа продолжал свое самообразование чтением и очень дорожил моей скромной помощью в деле указания книг, какие надо было читать, а также ответами на его частые вопросы.
Поездки для сопровождения начальника дивизии по полкам представляли большой интерес. Штабы полков стояли вблизи гарнизона от Уч перехода до одного перехода. При штабах полностью оставались по одной и редко по две сотни; все остальные были растянуты по границе кордоном. При стоянке ядра каждой сотни был сам ее командир, а остальные взводы постоем стояли по границе, наблюдая разъездами всю полосу, данную в ведение сотни, и держали связь со своими соседями. Несли казаки службу добросовестно и часто вступали в перестрелки с бандитами и контрабандистами. Не без того, конечно, чтобы не попользоваться захваченным товаром и для себя лично, но, в общем, службу фискальную несли не хуже заправских чинов
