стоя, а мужчины для этой цели слегка приседают – я заметила, что так делает Лкетинга. Когда шум затихает, я выползаю и тоже справляю нужду за хижиной. Затем иду к козам и смотрю, как мать их доит. После традиционного чая мы с Лкетингой идем к реке, чтобы принести домой пять литров воды.
Зайдя в хижину, встречаем трех женщин, которые, увидев нас, быстро стушевываются. Мать недовольна. Она говорит, что теперь в доме нет ни заварки, ни сахара, ни воды. Гостеприимство предполагает, что каждому посетителю нужно предложить чай или хотя бы чашку воды. Посетителей сегодня много, и все расспрашивают обо мне. Мать просила оставить ее в покое с этими расспросами. Я предлагаю Лкетинге сходить в магазин за чаем. Когда мы возвращаемся, несколько стариков сидят на корточках в тени перед хижиной. Эти люди проявляют завидное терпение. Они могут сидеть так часами, проводя время за разговорами. Они прекрасно знают, что мzungu тоже проголодается, а гостеприимство не обойдет стариков стороной.
Лкетинга хочет показать мне окрестности, потому что ему как воину неловко бродить со мной по деревне на глазах у замужних женщин и стариков. Мы двигаемся сквозь заросли. Лкетинга называет мне растения и животных, которые нам встречаются. Почва в этой местности сухая и состоит из красной, твердой, как камень, глины либо из песка. Поверхность земли неровная, иногда мы натыкаемся на настоящие кратеры. В такую жару мне постоянно хочется пить, однако Лкетинга считает, что чем больше я пью, тем сильнее жажда. Он отрезает от куста две веточки, одну сует в рот, а другую протягивает мне. Эти ветки хороши для чистки зубов и еще утоляют жажду.
Время от времени моя широкая хлопчатобумажная юбка цепляется за колючие кусты. Проходит еще час. Я вся взмокла, меня мучает жажда. Мы идем к реке, которая должна быть вдали, судя по тому, что деревья там крупнее и зеленее. Добравшись, я напрасно ищу воду в высохшем русле. Какое-то время мы идем по руслу и скоро замечаем несколько обезьян, которые в испуге скачут по камням. Возле этих камней Лкетинга выкапывает в песке ямку. Скоро песок темнеет, образуется первая лужица воды, которая постепенно становится все прозрачнее. Жажда утолена, можно идти домой.
Оставшаяся часть козьей ноги – мой ужин. Мы беседуем в полумраке. Мать хочет больше знать о моей стране и о семье. Иногда мы смеемся над нашими трудностями в общении. Как обычно, Сагуна спит рядом с матерью. Постепенно девочка привыкла ко мне, но прикасаться к себе пока не позволяет. После девяти мы пытаемся уснуть. Я остаюсь в футболке, а юбку подкладываю под голову вместо подушки. Одеялом мне служит какая-то тонкая тряпка, но она не защищает от утреннего холода.
На четвертый день я ухожу с Лкетингой до вечера пасти коз. Я очень горжусь, что могу пойти с ним. Я счастлива. Нелегко удержать всех животных вместе. Когда мы встречаем другие стада, я удивляюсь, как их хозяева, включая детей, умудряются отличить свою козу от всех остальных – ведь в стаде не меньше пятидесяти голов.
Мы спокойно проходим километр за километром, а козы щиплют уже почти голые кусты. В полдень мы ведем стадо к реке на водопой, затем продолжаем путь. Мы тоже пьем эту воду. Это наша единственная пища в этот день. Вечером возвращаемся домой. Полностью измученная и обожженная палящим солнцем, я думаю: хватит с меня одного раза! Я восхищаюсь людьми, которые делают это каждый день в течение всей своей жизни. У хижины меня радостно встречают мать и старший брат с женой. Из их разговора я понимаю, что обо мне говорят как о героине. Они гордятся, что я сделала это. Впервые я крепко сплю до позднего утра.
В свежей хлопчатобумажной юбке я выползаю из хижины. Мать удивляется и спрашивает, сколько же у меня юбок. Я показываю четыре пальца, и она спрашивает, могу ли я отдать ей одну. У нее есть только те, что она носит годами. Судя по дырам и грязи на них, в это легко поверить. Но мои юбки слишком длинны и узки для нее. Я обещаю ей привезти новую юбку после следующего сафари. По швейцарским меркам у меня немного одежды, но здесь с четырьмя юбками и примерно десятью футболками чувствуешь себя, как в доме мод.
Сегодня я хочу постирать одежду в речной воде, которой у нас так немного. Мы идем в магазин и покупаем Omo. Это единственное моющее средство, которое можно купить в Кении, также использующееся для ухода за телом и для мытья волос. Очень трудно стирать в небольшом количестве воды с большим количеством песка. Лкетинга активно помогает мне, а стоящие вблизи девушки и женщины смотрят на него и хихикают. Теперь я люблю его еще больше: он показал себя с хорошей стороны. Мужчины здесь почти не выполняют никакой работы, особенно женской, например той, что связана с водой, дровами или стиркой. Сами они стирают только свои канги.
Днем я решаю зайти к миссионерам, чтобы представиться. Дверь открывает духовное лицо с мрачным до изумления взглядом. «Да?» – произносит оно. Я подключаю весь свой английский, чтобы объяснить, что хочу остаться здесь, в Барсалое, и жить с мужчиной самбуру. Святой отец смотрит на меня несколько пренебрежительно и говорит с итальянским акцентом: «Да?» Я интересуюсь, нельзя ли мне время от времени ездить с ним в Маралал за продуктами. Он не вполне дружелюбно отвечает, что никогда не знает наперед, когда окажется в Маралале. Кроме того, он перевозит больных и у него нет времени разъезжать по магазинам. Миссионер протягивает руку для холодного прощания: «Меня зовут отец Джулиано. До свидания».
Обескураженная таким приемом, я стою перед закрытой дверью и пытаюсь переварить впечатление. Я злюсь и стыжусь, что я белая. Медленно возвращаюсь к хижине и моим бедным людям, которые готовы поделиться тем немногим, что у них есть, хотя я им совершенно чужая. Я рассказываю Лкетинге о своем визите. Он смеется и говорит, что эти два попа ни на что не годятся. Хотя второй, отец Роберто, чуть более сговорчив. Вот их предшественники – другое дело. Они, видя такой голод, уже вовсю раздавали бы кукурузную муку, а эти будут тянуть до последнего. Все это меня удручает. По-видимому, нужно оставить надежды на поездку. Не хочу никого ни о чем просить.
Дни проходят однообразно. Единственное развлечение – посетители в хижине. Иногда это старики, иногда воины, и мне обычно приходится слушать их часами, чтобы время от времени хоть что-то понимать.
Land Rover
Через две недели я понимаю,
