профили, опускает голову, поворачивается и быстрым шагом идет обратно к Масс-авеню, где поворачивает направо и исчезает.
— Кто это был, чёрт возьми? — спрашивает Лена.
— Летний Брэд.
— Тот Летний Брэд, что показал тебе документ номер десять?
— Да, тот самый Летний Брэд.
— Ты говорила — помнишь, в каноэ? — что он оставил тебе какое-то странное сообщение …
У меня нет возможности вступать с Леной в разговор о возможном сценарии, в котором замешан Летний Брэд, потому что прямо сейчас голоса доносятся до нас громче и отчётливее, чем тихое бормотание покупателей книжного магазина внизу. Лена поднимается, запихивает телефон в глубокий карман юбки и указывает на железную лестницу, вделанную в кирпичи справа от нас.
Если смотреть вверх, кажется, что она ведёт к люку, ведущему либо на чердак, либо на крышу. Лена на цыпочках приближается к нему, а я встаю и замираю, надеясь, что кто бы ни шёл, нас здесь не услышат. Нам негде спрятаться. Никаких шкафов. Никаких комнат. Это сплошной прямоугольник из дерева и кирпича. Нам нужно взобраться по этой лестнице.
Кто-то стоит в пяти шагах от двери. Его голос слышен достаточно отчётливо, чтобы я могла разобрать слова.
— Я прошёл по лестнице для персонала. Слышал разговоры о пустом четвёртом этаже. Я буду смотреть на улицу из окна.
Вот дерьмо. Это Кафемен, который быстро сообразил, что это самый лучший вариант.
Уже не стараясь соблюдать тишину, Лена спешит вверх по лестнице, я следую за ней, кончиками пальцев крепко сжимаю перекладину, костяшками пальцев касаюсь кирпича позади. Она наверху, изо всех сил пытается открыть люк. В этот же момент вбегает Кафемен с очками на затылке и, конечно, сразу меня видит. Парик соскальзывает мне на лоб. Кафемен быстро приближается к нам и может без усилий достать меня, так что, если в следующие две секунды Лена не выбьет люк и мы туда не заберёмся, нам конец.
— Лена!
— Давай! — кричит она мне. Я поднимаю глаза и вижу, как она проскальзывает в открытый люк. Я с трудом поднимаюсь, Кафемен уже почти на лестнице. Единственное, что я могу придумать, чтобы его задержать, — швырнуть своим жутким париком ему в лицо. Лена следует моему примеру, и две секунды, пока он с ними разбирается, дают нам шанс на этот невозможный побег.
Он кричит кому-то в микрофон:
— На крышу, на крышу! Я уже бегу!
Я могу лишь предполагать, что он звонит мужчинам у пентхауса.
Я просовываю туловище в дыру и вытягиваю ноги, Кафемен хватает меня за правую ступню. Я отпихиваю его, высвобождаю ногу, а Лена как следует огревает его по кумполу крышкой от люка. Мы бежим на белоснежную крышу, и я надеюсь, я верю, что звук, который я услышала, — звук падения Кафемена на дощатый сосновый пол.
Крыши на этой стороне Ньюбери соединены между собой, так что мы фактически бежим по Ньюбери на высоте четырех этажей над землей. Это направление ведет в центр, где располагаются элитные магазины «Найк», «Адидас», «Макс Мара», «Валентино», несколько спа-салонов и ресторанов быстрого питания, галереи, торгующие шедеврами за шестизначные суммы. Таким образом мы пробегаем мимо моего пентхауса и Масс-авеню. Летний Брэд уже ушёл. Окинув улицу быстрым взглядом, я вижу, что людей у пентхауса тоже нет, так что они, по всей видимости, преследуют нас. Мы доходим до третьей выкрашенной в белый цвет крыши вдали от «Трезубца», когда кто-то кричит нам, чтобы мы остановились. Мы поворачиваемся и видим, как Кафемен выбирается из люка на крыше.
Лена указывает на край крыши соседнего здания со стороны переулка, за гигантским блоком отопления и охлаждения.
— Пожарная лестница! — кричит она. Жуткое колючее платье не оставляет мне шансов, так что я поднимаю его до самых бёдер. Здесь очень жарко — август, ярко-голубое небо, раскалённая крыша. Лена стаскивает кардиган и исчезает за обогревателем/холодильником на соседней крыше. Я перепрыгиваю через кардиган, огибаю помещение и вижу, как она без колебаний бросается к пожарной лестнице этажом ниже. Позади меня, через две крыши, стоит Кафемен, так что у меня тоже нет выбора.
— Грета, прыгай! — кричит Лена, сбегая по лестнице на следующую площадку.
Я прыгаю, приземляюсь неправильно, растягиваю лодыжку, за что спасибо дерьмовым кроссовкам, и не сомневаюсь, что вывихнула её. Времени её растирать у меня нет, я, прихрамывая, спускаюсь к лестнице и вскоре понимаю, что у нас серьёзная проблема: лестницы не доходят до пола. И только что люди из пентхауса ворвались в дверь «Трезубца» и бегут к нам. На верху Кафемен, внизу два Пентхаусмена. Мы в ловушке.
Кафемен смотрит на меня и усмехается. У него светло-зелёные глаза, а чёртовы очки на макушке отзеркаливают радугу.
— Грета Винет Севилл, вы отдадите нам этот жёсткий диск и все пароли к любым его облачным копиям, и вы отдадите его сегодня же.
— Попался, засранец, — говорит Лена. Она сфотографировала его крупным планом.
— Как бы то ни было, леди, вы попали в ловушку, — говорит он и собирается прыгнуть на платформу наверху, когда его прерывает громкий сигнал, исходящий от чёрного внедорожника, который с рёвом несётся в переулок, двигаясь слишком быстро. Из водительского окна высовывается рука и втыкает сверху полицейскую мигалку; синий свет, вращаясь, отражается от красно-ржавых кирпичных стен. Пентхаус-мены поворачиваются и бегут на другой конец Масс-авеню, скрываются в кафетерии. Внедорожник тормозит прямо под площадкой, где мы застряли. Лена с трудом пытается преодолеть очередную лестницу.
Водительская дверь открывается, появляется светло-рыжая голова Летнего Брэда. Он бросает мигалку на переднее сиденье.
— У нас нет времени. Спускайтесь, даже если придётся прыгать, — говорит он.
Так что Лена прыгает. Он помогает ей спуститься на землю.
Мой ход. Я ползу по лестнице и стараюсь не думать о переломе шеи, переломе обеих ног, смерти. И, добравшись до последней перекладины, прыгаю. Я пытаюсь приземлиться всем своим весом на ту лодыжку, которая не растянута, и это ошибка, потому что я приземляюсь в наклоне и лечу головой вперёд. «Сломанная шея, мгновенная смерть», — успеваю подумать я, но падение недолгое — я тут же врезаюсь в Брэда, который пытается меня поймать. Они с Леной помогают мне подняться, мы все трое выдыхаем.
— Садитесь, — говорит он, открывая заднюю дверь машины. Лена по непонятной мне причине медлит, но потом всё-таки забирается на заднее сиденье. Я лезу за ней и понимаю, почему она задержалась — впереди сидит репортёр Самера Банерджи. Ее карие глаза широко раскрыты, веки тревожно подрагивают. Я сажусь, Брэд мчится в конец переулка, и вот мы уже выезжаем на Масс-авеню.
Самера поднимает руку и
