— Благодарю, — с трудом произнесла я, пытаясь подавить желание встать и немедленно уйти. Не знаю, на какие чудеса способен Саймон Нельсон, но вот в примитивном лечении даже я дам ему фору. Этот мужчина если и не лгал о своих умениях, то определенно что -то недоговаривал.
— Канцлер едва вас не убил, мисс Донахон. Если бы я не подоспел вовремя, кто-нибудь из прислуги наткнулся бы уже на ваше хладное тело, — с деланным сочувствием произнес он.
Неужели этот хитрец вновь решил пытаться убедить меня вести игру против мистера Бэнкса?
— Я полагаю, у вас не осталось сомнений в том, что Айзек Бэнкс способен на убийство,
— добавил он, вытирая заранее приготовленным полотенцем липкую мазь с моей шеи. Его прикосновения вызывали лишь негодование и раздражение. Хотелось смахнуть назойливую руку, услужливо хлопочущую у моего лица.
— Советую вам, мистер Нельсон, расследуя это дело, опираться исключительно на факты, а не строить домыслы, — ответила я, поднимаясь с кровати.
Чудотворец отстранился, взирая на меня холодным взором. Кажется, он ожидал другого ответа. Да, мистер Бэнкс едва не вытряхнул из меня жизнь, но я не могла обвинить его в убийстве леди Сандры. У меня попросту не было никаких доказательств. Впрочем, как и у мистера Нельсона.
— Хотите всю жизнь быть вещью канцлера, Софи?! — внезапно вспыхнул он, вскидывая вверх подбородок. — Разве вы не понимаете, что это ваш шанс!
Я неспешно направилась к шкафу, где хранила свои скудные пожитки в стареньком саквояже. Среди немногочисленных вещей носовой платок обнаружился практически сразу. Я принялась усердно убирать с шеи остатки меда с примесью сухих трав. Сухая ткань едва ли справлялась с этой задачей, поэтому мне пришлось смочить ее, скрывшись от преследующего меня взора мистера Нельсона.
Понимаю ли я? О, да! Арест канцлера позволил бы мне сбросить удавку с собственной шеи. Но какой ценой?! Чужая жизнь, какой бы она не была, не стоила моей свободы.
— Думаете, Айзек Бэнкс не имеет отношения к убийству? — усмехнулся Нельсон. Я не видела его лица, но тут же представила, как ползут вверх уголки его губ, вокруг которых красуется редкая поросль щетины.
Я промолчала. Замерла у зеркала, из которого на меня смотрела незнакомка с бледными щеками покойницы и покрасневшей шеей, на которой следы чужих пальцев начинали наливаться фиолетовой краской.
Мне срочно нужен платок! Нельзя в таком виде появляться при ребенке!
— Что ж, мисс Донахон, я докажу вам обратное, — уверенно произнес Нельсон. В его голосе зазвучала сталь. Впору было поверить его словам. Они едва ли оставляли место для сомнений. — И если вы не захотите свидетельствовать против убийцы, сами предстанете перед судом. Все ваши грязные секреты станут достоянием королевства.
Повисла гнетущая тишина. Она давила, словно каменная глыба, не позволяющая сделать ни единого движения.
— Служительница Девы Справедливости, которая принадлежит мужчине! — театрально воскликнул он, словно только что узнал сей факт.
— Вы повторяетесь, мистер Нельсон, — отстраненно ответила я, оставляя испачканный платок рядом с рукомойником.
— Простите, мисс Донахон, — спохватился мужчина. — А как вам такое? — с энтузиазмом произнес он, после короткой паузы. — Служительница под покровом ночи спускается в дворцовые бани, чтобы скрытно подглядывать за мужчинами. Уже интереснее, не правда ли?
Не в силах больше слушать угрозы дворцового чудотворца, я покинула свои покои. Сбежала, не найдя слов. Сдалась, даже не начав сражение.
Мистер Нельсон — моя совесть. Ему откуда -то известны все мои прегрешения. Все самые страшные тайны, которые не дают ночью сомкнуть глаз, с рассветом оживают, обретают плоть, срываются с его губ. Неужели он видел той ночью как я, краснея от стыда смотрела на его обнаженную спину? Но ведь это невозможно!
Святые Девы! Мои щеки и сейчас от одного лишь воспоминания вновь налились краской!
— Софи!
Имя, сорвавшееся с губ канцлера, кажется мне чужим. Словно выстрел пронзает тело, заставляет остановиться. Будто и не мне оно принадлежит вовсе. Я замираю. Чувствую, как спину опаляет его пылкий взор. Он скользит между лопаток, обжигает обнаженную шею, на которой красуются следы его сильных рук. Они заклеймили меня. Вновь напомнили мое место.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
За спиной слышны уверенные шаги. Они приближаются. Чем отчетливее я их слышу, тем быстрее бьется сердце у меня в груди. Хочется провалиться сквозь землю, чтобы не видеть его взор, в котором плещется непроглядная тьма.
— Что он сказал тебе? — Пальцы обхватывают мое запястье. Стискивают крепко, до боли. Я прилагаю усилия, чтобы не закричать. А может быть и стоило бы?...
— Дал несколько рекомендаций, ваша милость, — ответила я, отстраненно пожимая плечами. Делиться с канцлером своими проблемами я была не намерена.
— Что. Он. Тебе. Сказал, — цедит сквозь зубы Айзек, разворачивая меня к себе лицом. — Софи! — Колючий взгляд буравит меня. Он обжигает лицо. скользит по губам. Взор ясен, но свиреп. Темная пелена развеялась, уступив место яркой синеве.
Я напугана, но не желаю подавать и виду. Показать свой страх зверю — все равно, что указать на слабые места. Зная их, в следующий раз обидчик будет бить без промедления. Метко. Прямо в цель. Я уже успела в этом убедиться. Айзек Бэнкс — воплощение жестокости. Он не знает пощады.
— Леди Бетти наверняка потеряла меня. Извините, канцлер, но мне нужно идти!
Не сводя взора с лица мужчины, искаженного гримасой злости, я едва заметно поклонилась. Формальность. Знак учтивости и уважения, который не говорит ничего о моем истинном отношение к Айзеку Бэнксу.
Я все еще помню сильные руки сжимающие мою шею. Помню невидящий ничего перед собой взор и дурман в глазах...
— Леди подождет! — рычит, впечатывая меня в стену. Ладони канцлера накрывают мои плечи. — Мне нужен ответ, Софи! Немедленно!
Он словно разъяренный бык, который вот-вот растопчет меня, убьет, не задумываясь. А я... Я всего лишь маленькая пташка, которая пять лет назад перешла ему дорогу.
— Вы напуганы, ваша милость? Опасаетесь того, что во дворце всплывет та правда о вас, которую вы так тщательно скрываете? — Я решаю идти до последнего. Рискую. Блефую, надеясь вывести мужчину на чистую воду. Возможно, пожалею об этом, но адреналин в крови заставляет поступать опрометчиво.
Глаза, отливающие синевой, вспыхивают. В них горит огонь, но тепла от него не исходит. Лишь леденящий душу холод, вселяющий в трепещущее сердце первобытный страх.
— Вздумала шантажировать меня, чертовка? — усмехнулся Айзек, касаясь большим пальцем моих губ. Движения плавные, но требовательные. Невольно почувствовала, как дыхание сбилось. Уверена, канцлер это тоже почувствовал. Оттого оскалился. Словно хищник, почувствовавший трепет жертвы, зажатой в его стальных лапах. — Поверь, Софи, в моем рукаве козырь куда крупнее, чем тот, что прячешь ты.
— Вы слишком самоуверенны, ваша милость! — отвечаю мужчине, вздернув подбородок и тем самым избавившись от пальца, хозяйничающего на моих губах.
Святые Девы! Откуда эта смелость? Почему я с вызовом смотрю на канцлера, вместо того, чтобы бежать? Почему собственноручно затягиваю петлю на своей шее? Небейра!
— Именно, Софи! Поэтому могу позволить себе даже это.
— Позволить, что? — спрашиваю я, но, едва успеваю договорить, как слова тонут в лазурном омуте его глаз.
Канцлер накрывает мои губы своими. Я замираю от неожиданности. Превращаюсь в камень от новых ощущений, доселе неизвестных девичьему телу. Касания Айзека, легкие и едва ощутимые, тут же превращаются в настойчивые и требовательные. Он терзает мои губы, не церемонится.
Я жадно вдыхаю носом воздух. Внутри просыпается неведомая сила, которая течет по венам, опаляя изнутри. Ее источник теплится где -то внизу живота. Он все внутренности скручивает в тугой узел...
Айзек прикусывает нижнюю губу, заставляя меня вскрикнуть от боли, смешавшейся с дурманящим разум наслаждением.
