в основе одинаковая. Всем ученикам препод выдал кальку для переноса чертежа оригинала, а в химической лаборатории гимназии нам, то есть оставшемуся после уроков добровольцу, позволят по недавно открытой технологии «Блюпринт» их отсканить. Вернее, цианотипировать в синем цвете. Подержать в руках и похихикав с корешами над синькой, представить себя великим инженером. Принести домой, вставить в рамочку и ностальгировать.
Но вообще моя цель в химической лаборатории. Так что со словами «ради класса, я готов на всё» вызвался добровольцем, заслужив взгляды обожания и любви от своих одноклов. Нужно забрать факультатив по химии. Сделать это в начале последнего триместра, проблематично. Я немного позавидовал Глэдис. На её факультативе по рисованию небось обучают росписи акварельными красками по фарфору. Халява, не то, что с реактивами возиться.
На родном языке я отсидел под завывания мисс Кэтрин Боумгард. Она читала поэму Вильяма Ленгленда про Петра-Пахаря, мы прилежно записывали. Затем она коварно повелела нам вычеркнуть все диалектизмы, варваризмы, вульгаризмы, библеизмы, архаизмы и неологизмы, вписав свои варианты чистого английских выражений и слов.
Отызмила нас, я бы сказал.
У меня еще начала ручка протекать, а это бедствие прерывало любой учебный процесс. Перьевые ручки были у всех, но им было далеко до тех образцов, которым пользуются счастливчики на нормальной Земле. Засорялись, протекали, ломались очень часто. Пришлось взять «индипен». Запасное стальное перо, привезенное дедом из Калькутты. Оно реально на нож похоже, им спокойно все банды Нью-Лондона заколоть можно.
Ни на какие перемены я не ходил, перебросился на переменах парой слов со своими валетами, потому колокольчик на Большую перемену воспринял как пение ангелов. Работу я сдал одним из первых. Схватил рюкзак и вежливо пожелал мисс Боумгард хорошего дня уже в дверях.
В нашу столовую я врывался тропическим циклоном. Первогодки в дверях почтительно расступились, я вбежал и заказал себе черного кабана в бруснике. Влажные мечты и вранье: я взял на раздаче мясо с овощами и на десерт roly-poly pudding. Сладкий пирог с джемом. Не весь конечно, два кусочка.
Уместив на подносе это чудо кулинарии, я уселся на свое законное место, поднес ко рту ложечку и встретился взглядом с Глэдис. Обычно «принцесса» носит обед сама, как и простые смертные, до слез трогая сердца простой школоты. Но сегодня она выглядела хмуро и чинно, словно палач после работы, на неприятном моменте уборки места казни. Её набор еды был на подносе у Анны-Марии, кого именно из них не разглядеть. Они вообще очень похожи: обе темноволосые, с челочками, одинакового роста. Только у Ани глаза посветлее вроде.
Сама Глэдис восседала на своем обеденном престоле, и метала суровые взгляды вокруг, задевая моё воображение.
Я привстал и вежливо поздоровался с лучезарной миледи. В том смысле, что её лицо, будто солнце, дарит оптимизм и силы жить. Тут бы и Сталин лужицей растекся, но она только буркнула нехотя в ответ несложную формулу приветствия.
Не чувствуя за собой вины, я спокойно сел обратно. Эйвер Дашер только с виду человек молодой и резкий. Внутри он пожилой и скучный. Аппетит для него на первом месте. После учебы.
— Некоторые джентльмены, настолько увлечены едой. — сказала Анна, выгружая обед для Глэдис.
— Что на то, как они едят, можно продавать билеты. — ехидно дополнила Мария.
Я чуть ложку мимо рта не пронес. Марго, самка рыжая, продолжает свою стервятническую деятельность. Подрывает мой авторитет среди британской аристократии.
— Прошу прощения, миледи Глэдис. — негромко произнес, когда две её спутницы отошли на свои места. — Всего что мне нужно, я добьюсь сам. Просто для доходчивости с некоторыми людьми приходится разговаривать на их языке.
Она не ответила, но за еду принялась без метания ножей в ближайшую фигуру. В моё уникальное, любимое тельце.
— Каков твой язык общения со мной? — спросила она внезапно, вороша ложкой в египетских бобах, залитых сливками, с перчиком и травами.
— Только правда. — поклялся я.
— Значит кем угодно будешь, если я захочу? — поймала меня, на вылетевшими перед уроками, в пылу разговора с Марго, словах Глэдис.
И откуда она только знает такие детали. Не гимназия просто, а сплошная соцсеть какая-то. Вообще это вопрос доверия, когда такое спрашивают. Но от неё я гадостей ни разу не видел. А что строгая и вся такая правильная, такое парой шотов текилы лечится.
— Не сомневайтесь, миледи Глэдис. — скорчил торжественную мину, специально для неё. — Кем угодно. Сделаю для вас всё, что не карается смертной казнью в нашей прекрасной Родине.
В Великобритании она за четыре преступления: измена, пиратство, поджоги портов и убийство. Это раньше: репку у соседа стырил — добро пожаловать на виселицу. Сейчас просто пиршество гуманизма. Хотя память смутно подсказывала, что тюрьмы здесь хуже некуда. Но мы же кореша-одноклассники с миледи Глэдис, если что она вытащит. Этот вон адвокат, на портрет которого я глазел на истории, как раз защищал революционеров, устроивших беспорядки, во время которых погибли полицейские. Выиграл дело. Но вовсе не потому, что с премьер-министром дружил и всякими отцами духовными, вроде епископов.
Потому что горячо и беззаветно Отечество любил! Как я Глэдис.
— Будешь играть в школьном спектакле, через неделю у нас постановка «Ромео и Джульетты». — заставила меня себя мгновенно разлюбить наша школьная принцесса.
Как же, чтоб школьная жизнь прошла, да без спектакля с Вилем Евгеньевичем Копьетрясовым… Вы там определитесь: вам отличники нужны или барды. Вместе это не совмещается.
— У меня тренировки в команде. — попытался я робко возразить. — Кубок по футболу очень важен для гимназии.
Глэдис слегка улыбнулась уголком губ.
— До шести вечера тренировки. Репетиции как раз в это время и начинаются.
Актеры и проститутки в одном классовом ряду еще недавно стояли для аристократии. Глэдис тоже попаданка что ли? Хотя для своих и члены королевской семьи в спектаклях участвуют. Ммм, Глэдис меня в высшее общество подтягивает? Ричард Беллингем тоже не обязан был моему старику личное приглашение в гимназию устраивать, достаточно того, что он ему пенсию королевского флота по ранению, к основной и по выслуге лет, выхлопотал.
Неужто Беллингемы настолько должны моему деду?
— Роль пустячная. — уточнила Глэдис. — Второго плана. Пару слов и умираешь. Никто к главной тебя не подпустит. Если сам не заслужишь.
Я отринул всякие сомнения. Пара слов и героическая смерть — довольно полное описание моей прежней службы. Шуточка черновата, но к «белым тапочкам» мы готовы в любой момент. А здесь просто
