Майкл Томас, а это мой коллега, Колин Дойл, — говорит он, дергая головой в сторону крупного мужчины справа. — Мы хотели бы поговорить с вами об исчезновении Лэйси Деклер.
Глава 14
В полицейском участке было жарко — до неприятности жарко. Помню, что по всему кабинету шерифа были расставлены миниатюрные вентиляторы, гонявшие во всевозможных направлениях затхлый воздух, и наклеенные на стол шерифа разноцветные бумажки для записей трепетали под теплым ветерком. Угодившие под перекрестный обстрел короткие прядки у меня на висках щекотали мне щеки. На шее шерифа Дули одна за другой проступали капли влаги и впитывались в воротник, оставляя темные мокрые пятна. Первый осенний день уже почти миновал, но жара все еще оставалась невыносимой.
— Хлоя, детка, — сказала мама, сжимая мои пальцы потной ладонью, — пожалуйста, покажи шерифу то, что показала мне сегодня утром.
Я опустила взгляд на шкатулку у себя на коленях, чтобы не встречаться с ним глазами. Не хотела я ему показывать. Не хотела, чтобы он знал то, что знаю я. Чтобы увидел то, что видела я, то, что находится в шкатулке, — поскольку как только он увидит, всему конец. Все необратимо изменится.
— Хлоя.
Я подняла глаза на шерифа, который наклонился сейчас ко мне поверх стола. Голос у него был глубокий и грубый, но и ласковый при этом тоже — наверное, из-за тягучего южного акцента, его ни с чем не спутать; каждый звук густой и медленный, точно капля патоки. Он смотрел на шкатулку у меня на коленях, старинный деревянный ящичек, где мама хранила свои серьги и оставшиеся от бабушки брошки, пока отец на прошлое Рождество не подарил ей новую. Внутри была фигурка балерины; когда открываешь крышку, она начинала вращаться, танцевать под негромкий позвякивающий мотив.
— Не бойся, радость моя, — сказал он, — ты все правильно делаешь. Просто расскажи мне обо всем с самого начала. Где ты нашла эту шкатулку?
— Мне сегодня утром было скучно, — начала я, крепче прижав ее к животу и ковыряя ногтем расщепившуюся древесину. — На улице жара, наружу мне не хотелось, вот я и решила поиграть с косметикой, прическу себе накрутить, все такое…
На моих щеках выступил румянец, но и мама, и шериф сделали вид, будто ничего не замечают. Я всегда вела себя по-мальчишески и предпочитала активные игры с Купером во дворе возне с прической, но после той самой встречи с Линой стала обращать внимание на такие свои свойства, которыми раньше совершенно не интересовалась. На то, как выпирают ключицы, если зачесать волосы назад, или как губы кажутся более пухлыми, когда хорошенько намажешь их ванильным бальзамом. Тут я выпустила шкатулку из рук и вытерла рот предплечьем, внезапно осознав, что бальзам-то никуда не делся.
— Я понял, Хлоя. Продолжай.
— Ну, я пошла к маме с папой в спальню, стала копаться в шкафу… Но я ничего такого не искала, — добавила я, кинув взгляд на маму. — Честное слово, просто думала взять косынку или что-то такое, волосы подвязать, и тут вижу твою шкатулку с бабушкиными заколками…
— Все в порядке, детка, — прошептала она, по ее щеке скатилась слеза. — Я не сержусь.
— Ну я и взяла ее, — сказала я, снова опустив взгляд на шкатулку. — И открыла.
— И что ты увидела внутри? — спросил шериф.
У меня задрожали губы, и я снова прижала шкатулку к себе.
— Я не ябеда, — прошептала я, — и не хочу никому неприятностей.
— Нам просто нужно знать, что в шкатулке, Хлоя. О неприятностях речи пока что нет. Давай глянем, что там, а потом уже будем решать.
Я отрицательно затрясла головой, поскольку наконец-то полностью ощутила всю серьезность ситуации. Не надо было показывать маме шкатулку, вообще не надо было ничего говорить. Просто захлопнуть крышку, сунуть ее обратно в пыльный угол и забыть обо всем. Только вот я поступила иначе.
— Хлоя, — сказал шериф, усаживаясь прямей. — Все очень серьезно. Твоя мама обратилась с весьма существенным заявлением, так что нам необходимо знать, что в шкатулке.
— Я передумала, — в панике воскликнула я. — Спутала что-то с чем-то и все такое… Там нет ничего важного!
— Ты ведь дружила с Линой Родс?
Я прикусила язык и нехотя кивнула. В маленьком городке все про всех знают.
— Да, сэр, — ответила я. — Она была ко мне очень добра.
— Ну так вот, Хлоя, эту девочку кто-то убил.
— Шериф, — произнесла мама, подавшись вперед. Он остановил ее жестом руки, не отводя от меня пристального взгляда.
— Кто-то убил ее и выбросил тело в таком жутком месте, что мы до сих пор его ищем. Мы не смогли найти тело, чтобы отдать родителям. Что ты по этому поводу думаешь?
— Я думаю, это просто ужас, — прошептала я, уронив слезинку.
— Вот и я тоже так думаю. Только это еще не все. Тот, кто убил Лину, на этом не остановился. Этот человек убил еще пять девочек. И, может статься, до конца года убьет еще пять. Так что если ты что-то знаешь насчет того, кем этот человек может быть, мы тоже должны это знать, Хлоя. Пока он не убил кого-то еще.
— Я ничего не хочу вам показывать, если у папы из-за этого будут неприятности. — Слезы у меня уже лились ручьем. — Я не хочу, чтобы вы его забрали!
Шериф откинулся на спинку кресла, в его взгляде читалось сочувствие. Помолчав с минуту, он подался вперед и снова заговорил:
— Даже если это спасет чью-то жизнь?
* * *
Я поднимаю взгляд на двух мужчин перед собой — детектива Томаса и полицейского Дойла. Они в моем кабинете, в удобных креслах, в обычное время предназначенных для пациентов, и внимательно смотрят на меня. Выжидающе. Ждут, когда я что-нибудь скажу, как ждал шериф Дули двадцать лет назад.
— Прошу меня простить. — Я попрямее усаживаюсь в собственном кресле. — Я что-то задумалась на секундочку… Не могли бы вы повторить вопрос?
Мужчины переглядываются, потом Томас кладет на стол передо мной фотографию.
— Лэйси Деклер, — произносит он, постучав по ней пальцем. — Вам это имя или это лицо знакомы?
— Да, — отвечаю я. — Да, Лэйси — моя новая пациентка. Я принимала ее в пятницу днем. Судя по новостям, вы здесь именно из-за этого.
— Совершенно верно, — говорит Дойл.
Рот он открыл в первый раз за визит, и я непроизвольно оборачиваюсь к нему. Голос мне знаком. Я его уже слышала — хриплый, задыхающийся. В эти выходные, на кладбище. Это тот самый полицейский, который подбежал к нам, когда нашлась сережка Обри. Тот самый, кто забрал ее у меня из рук.
— В
