Ей так и не повезло: капитан, вероятно, был на мостике. Разочарованно вздохнув, Элли вернулась наверх.
Концерт назначили на семь вечера. Элли оделась и причесалась для выступления очень быстро. Три года работы на сцене дали ей хорошую практику.
Да и чего тут собираться! Ни грима, ни реквизита. В «Электрической стрекозе» она выходила на сцену, обвешанная оборудованием для электрических спецэффектов. Весьма опасных, между прочим. Но когда она танцевала на проволоке, рассыпая каблучками фонтаны искр, публика бесновалась от восторга!
Эх, вот бы Эвклид увидел ее такой!
Она спустилась в концертный зал и прошмыгнула в гримерку за кулисами. Там царила нервозная атмосфера.
Красавчик Крис подбадривал себя перед выступлением бутылкой ликера. Курносая госпожа Эмилия, накрашенная, как кукла, капризничала и ломалась. Все ей не нравилось: ни освещение в зале, ни настройка рояля, ни умения гримерши, судовой горничной.
Лишь доктор Гризвольд, как всегда невозмутимый, сидел у стены неподвижно и чему-то улыбался уголком тонких бескровных губ.
Элли подошла к Крису и решительно отобрала у него бутылку.
– Спиртное портит голос, – строго сказала она. – Ты должен выступить с блеском. Не подведи свою тетю. Она должна тобой гордиться.
– Да ей плевать на меня, – махнул рукой Крис. – Зато она носится с тобой, как с чирьем на королевской заднице.
Элли поморщилась.
– Прости! – Крис примиряющим жестом поднял руки. – Я просто ревную. Тетя Дженни очарована тобой, но ты этого заслуживаешь. Ты загадочная и интересная. А тете Дженни всегда хотелось иметь дочку. Папаша намекнул, что мне нужно заслужить расположение тетки, чтобы она отписала мне свое состояние. Но, похоже, этого не произойдет. Да и ладно! Не в деньгах счастье. За тебя, Элли!
Крис осушил бокал.
Элли утешающе похлопала его по плечу, прошла к кулисам и выглянула из-за занавеса.
Зрители уже собрались. Элли улыбнулась им, хотя они и не видели ее улыбки.
Публику она любила. Даже ту, которая собиралась в кабаре.
Первые дни в «Электрической стрекозе» ей было противно смотреть на жующие красные физиономии гостей за столиками. Ты выкладываешься на сцене, а они дымят сигарами, пихают в рот закуски, ощупывая тебя при этом маслянистыми глазами.
Но потом наступал тот миг, когда все лица оказывались обращенными к сцене, и на них появлялось удивление и ожидание чуда.
Игристое шипело в забытых стаканах, сигары тлели в пепельницах. А публика, затаив дыхание, восторженно следила за сказкой, которую творила для них на сцене тонкая танцовщица с крылышками за спиной.
А она старалась даже в самый разухабистый кабацкий номер принести сказку и вдохновение. И то, что получала взамен, стоило всего – и унижений, и ругани Борова Лазаруса, который вечно требовал «повыше задирать юбку» и «задорнее махать ногами».
Она видела, как потрепанные жизнью гангстеры и их прожженные спутницы на миг сбрасывали маски. Они вспоминали свои детские мечты и надежды. Вспоминали, что в мире есть не только барыш, борьба за власть и игра с опасностью. Они вновь открывали для себя простую истину: в мире полно чудес.
Элли становилась их волшебной королевой, а они – ее подданными.
О да, это стоило всего!
Здесь публика другая. Пожалуй, более сложная. Пресыщенная, циничная. Примут ли они ее подарок? Поймут ли его?
Элли пробежала взглядом по рядам, но капитана не увидела. И вновь разочарование кольнуло ее очень больно. А вдруг он так и не придет? Вдруг дела задержат его у штурвала?
Настроение испортилось, но тут же взмыло до небес, когда в зал, сжимая фуражку в руке, торопливо вошел Эвклид Ларсен.
Элли жадно рассматривала его загорелое лицо, внушительный разворот плеч, строгую линию бровей и решительный подбородок. Ее вдруг обдало жаркой волной, а сердце заколотилось так быстро, что Элли даже приложила руку к грудной клетке, словно желая удержать его на месте.
Позади капитана плелся встревоженный чем-то Пулкинс. Он на ходу глянул на тетю Дженни, и они обменялись быстрыми взглядами и едва заметными жестами – Пулкинс неопределенно двинул рукой, тетя Дженни кивнула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Видимо, Пулкинсу доложили о ночном призраке в кают-компании и странной пропаже куска курицы, и он сделал верные умозаключения и теперь беспокоится о судьбе своего питомца.
Капитан прошел к оставленному для него почетному месту в первом ряду. Собираясь сесть, он поднял голову и тут заметил лицо Элли сбоку от занавеса. Его глаза вспыхнули, а губы тронула улыбка.
Элли чуть не умерла на месте от восторга. Капитан кивнул ей, и она помахала в ответ, а потом поскорей спряталась за занавесом, потому что там появился Блоб и громким шепотом приказал готовиться.
* * *
В зале притушили свет, на сцену направили маленький прожектор. Публика притихла в ожидании.
Концерт начался. Блоб вел его с мастерством опытного конферансье.
Первым делом он похвалил «Горгону» и судовладельца – собственную компанию. Не забыл упомянуть и лучшего аэронавта королевства, капитана Эвклида Ларсена.
Публика похлопала капитану, а Элли вдруг стало очень приятно, словно хлопали ей самой.
Первым, как и было запланировано, выступил доктор Гризвольд. Он так лихо топал и скакал по сцене, что заставил вибрировать стулья, сиденья и пол в зале, а висюльки в люстре раскачивались и тонко звенели. Закончив, доктор спокойно принял бешеные аплодисменты и с достоинством удалился.
После Гризвольда Блоб выпустил госпожу Эмилию. Господа и дамы выслушали ее душещипательные стишки с выражением терпеливой покорности на лице, а когда она закончила, хлопали с облегчением.
Следующим шел номер Буффорда.
Циркач без улыбки поклонился и посмотрел на публику, как на врагов.
Он лентой пускал колоду карт из одной руки в другую, потом широко открыл рот, проглотил одну карту, тщательно прожевал и потребовал стакан игристого, чтобы запить.
Пока он жевал, с его физиономии не сходило выражение глубокого отвращения.
– Приятного аппетита, – пожелали ему из публики.
– Не подавитесь, – заботливо посоветовали с другой стороны зала.
Зрители засмеялись. Буффорд ответил весельчакам злобной гримасой. На его щеке дергалась жилка.
– Дама в третьем ряду, встаньте, – потребовал Буффорд. – Карта, которую я только что съел, сейчас в вашей сумочке.
Дама заполошно полезла в сумочку, вытащила двумя пальцами трефовый туз, удивленно вскрикнула и показала карту публике.
– Простите, карта попала в сумку, побывав в вашем пищеварительном тракте? – брезгливо осведомился супруг дамы.
Дама поскорей бросила карту на пол и вытерла пальцы платком.
– Господа, это всего лишь фокус! К чему эти физиологические уточнения! – замахал руками Блоб и загнал циркача за кулисы.
Настал черед Элли выступать. Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза, как всегда делала перед выходом на сцену. И при этом постаралась представить что-то приятное и радостное, то, что давало ей толчок вдохновения.
Раньше она представляла: она стоит на пороге собственного дома – в котором живет одна, сама по себе! – а потом выходит в сад и босиком идет по зеленой траве, а впереди длинный солнечный день, полный приятных встреч и событий.
Но в этот раз представилось другое. Элли вдруг увидела, как она стоит плечом к плечу с Эвклидом Ларсеном возле штурвала, внизу расстилается поле облаков, и легкий ветер ласкает лицо. А потом Эвклид поворачивается к ней, и она касается его щеки кончиками пальцев. Обводит линию его жестких губ, и...
– Госпожа Элли Селеста с номером «Не зови меня замуж, приятель!» – объявил Блоб и ударил по клавишам.
Элли вздрогнула, открыла глаза и выпорхнула на сцену.
Блоб повторил вступление. Зал заполнили задорные аккорды.
Элли запела, сопровождая пение одновременно скромными и игривыми жестами.
Песня, которую она исполняла, была сомнительной, на грани пошлости. Но Элли дала ей другое звучание.
