Из строя людей Верховного короля выбежал воин, неистово махая руками, он пытался укрепить стену щитов перед натиском. Доносились его ломаные вопли, обрывочные, неразличимые на ветру, но уже слишком поздно.
Крушитель Мечей занес свою длань. Она увидела парящее черное знамя, сталь вспыхивала под ним, как барашки на гребне волны.
– Вам смерть пришла, – шептала она.
Заныло лицо – нельзя с такой силой напрягать скулы, щипало в груди – нельзя так часто глотать воздух. Она взмолилась Матери Войне темным, жестоким прошением – чтобы захватчиков смели с ее земли и сбросили в море. Чтобы она до того, как сядет Матерь Солнце, плюнула на труп Яркого Йиллинга и забрала у него назад свою храбрость.
По-видимому, ответ на ее молитву разворачивался прямо перед глазами.
Черным шквалом ванстерцы слетели с травянистых уступов, ветер нес отголоски их боевого клича, раскатистые и чуждые, и, будто стена из песка пред великим водяным валом, центр кривого щитового заслона начал крошиться. Девушка почувствовала прикосновение ладони Ауд и крепко сжала руку служительницы.
Люди Горма ударили в переминающийся строй, и Матерь Война расправила крылья над Тровенландским брегом и с улыбкой обозрела побоище. Ее гласом был шторм металла. Грохот, подобный тысяче кузниц и сотне скотобоен.
Порой по неведомой прихоти ветер швырял в ухо Скаре целые слова, фразы или окрики, полные гнева, боли или боязливой мольбы, и тогда она вздрагивала, будто это произносили над ее плечом.
Отец Ярви шагнул вперед: побелелые пальцы обхватывают посох эльфийского металла, глаза неукротимо пожирают песчаный берег.
– Так, – прошипел он. – Да, вот так!
Правое крыло войска Верховного короля медленно, нехотя прогибалось, и вдруг, в одно мгновение, бойцы ринулись прочь, спасаться – назад, на галечник. Оружие полетело на землю. Но оттуда бежать было некуда, лишь только в руки Матери Моря, а обнимала она, спору нет, неласково и неуютно.
На дюнах повыше несколько сцепок ратников Верховного короля еще держали оборону, стремясь увековечить в преданиях свою стойкость. Но то были лишь островки посреди потопа. И Скара воочию убедилась, какой разор способна учинить над могучей армией паника, и выучила назубок, как может переломить битву сверхмалый миг, и смотрела, как золотую эмблему Единого Бога валят и топчут сапогами преданные Матери Войны слуги.
В кильватере Гормова натиска серый пляж пещрили темные груды, словно водоросли после ненастья. Поломанные щиты, поломанные секиры. Поломанные людские тела. Вытаращенные глаза Скары обшаривали остатки побоища: она пыталась хоть примерно оценить число павших. А потом резко сдавило горло, так туго, что ей никак не удавалось сглотнуть.
– Это я, это сделала я, – прошептала она. – Мое слово. Мой отданный голос.
Сестра Ауд, утешая, пожала ей руку.
– И вы поступили верно, моя королева. Сбереженные жизни здесь будут стоить потерянных жизней впоследствии. Это – наибольшее благо.
– Наименьшее зло, – пролепетала Скара, вспоминая уроки матери Кире, однако ее позаимствованная на время служительница ошиблась. То, что она почувствовала, было отнюдь не виной. То был трепет перед могуществом собственной власти. Наконец-то она действительно ощущала себя королевой.
– Погребальные костровые сегодня ночью умаются, – сказал отец Ярви.
– А потом, в свою очередь, и вульсгардские торговцы рабами. – На сей раз тон матери Скейр выражал одобрение с оттенком зависти. – Пока что все протекает по вашему замыслу.
Отец Ярви присмотрелся к морю, поерзал челюстью, исхудалое лицо исказилось.
– Пока что.
На Отче Тверди враг разбит наголову, но в проливе острие флота короля Атиля только сейчас дотянулось до спутанного клубка судов Верховного короля. На самом переднем краю Скара заметила синий парус, наполненный ветром, прикусила нежную кожу под ногтем и на языке почуяла кровь.
20. Убийца
– Ты главное, не выкидывай глупостей, ладно? – попросил Синий Дженнер.
Рэйт вспоминал боевую площадку в Вульсгарде. Как повалил там парня вдвое крупнее себя – настолько силен и быстр оказался собственный удар. Как глазел на соперника, сжавшегося в пыли. Припомнил, как тень от его сапога упала на лицо побитого парня. Как непомерная ладонь Гром-гиль-Горма легла на плечо.
Чего же ты ждешь?
Он сосредоточился на флоте Верховного короля: мельтешат натянутые леера и грузно хлопают весла, парусину бичует ветер, и жилы рвут моряки.
– В бою есть только одна глупость – околачиваться сзади, – прорычал он и сунул в рот тот закаленный в стычках колышек-перемычку. Зубы нашли свои вмятины – точно, как две половинки разбитой чаши.
Скоро скользящий киль «Черного пса» прорезал волну, окатил ливнем гребцов и воинов, пригнувшихся между весел.
Рэйт мельком оглянулся на берег. Край суши подпрыгивал – это Матерь Море поднимала и опять бросала «Черного пса». Подумалось, смотрит ли на них сейчас Скара, подумалось о ее глазах, огромных, зеленых, – того и гляди поглотят, как топь. Потом мысли перескочили к Рэкки, одному среди шквала битвы, и некому прикрыть ему спину – и Рэйт стиснул ручку щита так крепко, что застонали сбитые костяшки.
Корабли Верховного короля стремглав мчались навстречу, различимы рисунки на щитах: выцветшие ворота, голова вепря, четыре меча выложены в квадрат. За краем борта видны натянутые скулы гребцов. Когда встречная ладья накренилась, разглядел наведенные луки – и над водой понеслись стрелы.
Рэйт припал за щитом, услышал, как против лица щелкнул острый наконечник, откинулся через плечо и перекатился. Другая стрела упокоилась рядышком, впившись в планширь. Стало жарко дышать, он языком поправил колышек и плотнее свел зубы.
Позади зазвенели тетивы, по дуге взмыли ответные стрелы – подхваченные ветром, быстрым градом сыпались на корабли Верховного. Кормчие Атиля ревели, требуя ходу. Вражье оружие колотило в щиты, в борта и весла, ратники вокруг собирали отвагу в кулак, настраивались убить, настраивались умереть, и Рэйт осилил новый вдох и был как все, и тук, тук, тук – топорищем о планширь отстукивал биение сердца.
– Влево! – зычно взревел Синий Дженнер, выбрав мишень. Корабль, верно, из Нижнеземья – без головы зверя, лишь закручивался резной завиток на носу. Его команда налегала вовсю – отвернуть, зайти по кругу и встретить «Черного пса» грудь в грудь. Кормчий тужился над рулевым веслом, но ветер был против него.
– Сердце железное! – вступил рев. – Глава железная! Руки железные!
– Вам смерть пришла! – завопил кто-то, и прочие подхватили крик, и Рэйт рвал с ними голос, хотя из-за колышка во рту получалось лишь рычать и брызгать слюной. Не выдержав, как разгорается, обжигает дыхание, он рубанул секирой в набортный брус, полетели щепки. Снова над водой рыскали разозленные стрелы, гремели молитвенные призывы и боевые кличи. «Черный пес» кромсал волны навстречу нижеземскому судну, команда на том борту пучила глаза и пятилась, и Рэйт почуял их страх, почуял их кровь, выпрямился во весь рост и оглушительно взвыл.
Киль вспорол древесину с сотрясающим, расшибающим грохотом, весла повырывало, они трещали, разламывались, соскальзывали с груди «Черного пса», будто копья. Задрожала обшивка, воинов замотало – сейчас им надо цепляться кто за что может. От удара корабль из Нижнеземья покосился набок, моряки послетали с рундуков, один лучник упал, и стрела его понеслась ввысь, навстречу заходящей Матери Солнце.
Над пробуренной килем брешью зазмеились крючья-захваты, вонзая свои железные пальцы. Один зацепил нижеземца под локоть и уволок, верещащего, в воду.
– Взяли! – взревел Дженнер, и корабли потащили друг к другу, между бортами провис клубок рваных канатов с застрявшими веслами. Рэйт оскалился и поставил ногу на планширь.
С небес рухнул камень, цокнул по голове ратнику, стоящему рядом. Мужик распростерся на палубе с широкой вмятиной на шлеме – окровавленный край смялся и съехал на нос.
Чего же ты ждешь?
Он оттолкнулся и прыгнул, перелетел над пенной водой и упал среди людского скопленья; копье проскоблило о щит, едва не скрутив его с руки.
Рэйт отмахнулся секирой, зарычал, рубанул снова, пуская слюну, плечом повалил противника, заметил, как другой, рыжебородый заносит свою секиру. На ремешке вокруг шеи недруга крыло галки – амулет, наделяющий быстротой. Наделил недостаточно. Под глаз воткнулась стрела, и рыжий бессильно зашарил руками по древку.
Рэйт ударил сам, попал рыжему в голову наповал. О корабельный бок разбилась волна, друг и враг – все разом промокли насквозь. Брызги морской воды, брызги крови, повсюду давят, толкают, сшибают, орут. Котел обезумевших харь. Зыбкое море приподняло корму судна, и Рэйт навалился под уклон, оттесняя щитом врагов, всхрапывал и стонал – волчья повадка, волчья душа.
