— Ну это, как его… Ну это против нас, не понимаешь, что ли?
Гапсаттар еще что-то хотел спросить, но тут открылась дверь, и все ребята, мгновенно замолчав, дружно встали. Вошла учительница. Она невесело поздоровалась с ребятами и не успела еще раздеться, Саиджан поднял руку.
— Тетя Тагира, — спросил он невинным голосом, — а что, советских уроков больше не будет?
— Почему не будет, Саиджан? — ответила Тагира, стараясь казаться спокойной. — Откуда ты взял?
— А что же, вы не знаете, что за Булаком Советы разогнали и у нас теперь своя власть?
— У вас? Да, у вас, у баев, сейчас своя власть. Только это ненадолго. А у нас, Саиджан, наша, Советская власть, и это теперь навсегда.
Большинство ребят еще не знали, что произошло в городе. Да и те, которые слышали о событиях, не могли еще разобраться в них. Тагира посмотрела на ребят и, встретив десятки вопросительных взглядов, сказала спокойно:
— Да, дети. В городе еще много врагов Советской власти. Враги — это баи, это белые офицеры, это дети деревенских богатеев. Они хотят, чтобы все было по-старому, как при царе. Все эти люди в нашем городе тайно сговорились, собрались и вчера устроили бунт против Советской власти. Они собрались за Булаком, объявили себя Мусульманским государством и теперь собирают «железные дружины», чтобы силой захватить власть во всем городе. Только все равно ничего у них не получится. Народ удержит Советскую власть, и советские уроки не кончатся. Они только начинаются. Вот и мы начнем сейчас наш советский урок.
Тагира, как всегда, разделила доску на две половины, на одной написала задачу для старших, а на другой таблицу умножения на «5» — для младших.
Новость потрясла ребят. Многого они еще не понимали, но главное уже научились понимать: значит, снова война, снова кровь. А если буржуи возьмут верх — опять голод, опять нужда. Тогда, значит, и школы не будет, и тетя Тагира не придет к ним больше…
Понуро склонившись над партами, ребята тихонько скрипели грифельками, не смея взглянуть друг на друга. Один Саиджан вертелся на своей парте и из-за спины сидевшего впереди мальчишки корчил рожи Матали и Совенку.
Тагира заметила это.
— Тебе, я вижу, не интересно, Саиджан. Тогда скажи нам, что я задала в прошлый раз?
Саиджан нехотя поднялся и сказал с развязной улыбкой:
— Вчера у нас были гости, тетя Тагира. Приходил муж сестры Юсуф Гильметдин. Некогда было учить уроки…
Газиза, услышав это, почувствовала острую боль в груди. Гапсаттар тихонько толкнул Матали локтем и прошептал ему на ухо:
— Смотри как расхрабрился! То молчал, а теперь и Юсуфа вспомнил. Нужно его проучить.
— Нужно, а как?
— Отлупим хорошенько.
— Не получится. Он теперь один не ходит, — сказал Матали и, увидев, что тетя Тагира повернулась в их сторону, замолчал.
— Тогда сам придумай, — совсем тихонько прошептал Гапсаттар.
— Придумал уже, — еще тише ответил Матали.
— Ну что?
— Потом расскажу, — одними губами сказал Матали и заскрипел по доске грифелем.
К концу занятий план Матали созрел окончательно.
— Мы его напугаем так, чтобы на всю жизнь запомнил, — сказал он, когда друзья шли домой.
— А он теперь храбрый стал. Как ты его напугаешь? — возразил Гапсаттар.
— Вот слушай. Мулла уйдет в мечеть вечером. А мы вызовем Саиджана на улицу…
— Так он и выйдет! Дурак он, что ли? Он только днем храбрый.
— А ты скажешь, что один человек продает наган. Пойдем, скажешь, покажу.
— Ну, выйдет, а тогда что? — спросил Совенок.
— Поведешь его к переулку Сафьян. Там людей мало. Как завернете за угол, я выйду на ходулях, весь в белом и погонюсь за ним… Здорово?
— Здорово! — согласился Совенок. — У него душа в пятки уйдет, заверещит, как коза.
Смеясь и обсуждая подробности плана, ребята пришли домой.
Тетка Сабира еще не вернулась. В комнате пахло свежими лепешками, только самих лепешек не было. У печки, накрытая красной тряпкой, тихонько вздыхала квашня. Рядом стояла дежка с мукой.
Муку есть не станешь, закваску тоже. Матали выскреб последние капельки масла из миски грязным пальцем, обсосал его и стал искать, что бы еще положить в рот?
Обычно тетка Сабира оставляла ему то кусочек хлеба, то подгоревшую лепешку, а тут — ничего. Должно быть, разозлилась за то, что вчера пришлось зашивать штаны.
— Пойдем к нам, — сказал Гапсаттар, — мама, наверное, картошки наварила. Там и уроки выучим. У нас теперь тепло и светло.
— Пойдем. Только я сначала ходули достану.
— Небось сожгла их тетка Сабира?
— Нет, не сожгла, я думаю. Я их так запрятал, что и не найдешь. Подожди. Я сейчас.
Ходули оказались на месте. Матали вытянул их из-под всякого старья, сваленного в сарае, постучав друг о друга, стряхнул с них пыль. Потом, ловко встав на маленькие приступочки, приделанные к длинным жердям, зашагал к двери огромными шагами. Долговязый Совенок, вышедший на улицу, рядом с Матали показался карликом.
— Во всей Казани такого длинного мужика, как ты, не найдешь, — сказал Совенок. — А где же мы рубашку и штаны такие достанем?
— Ну, подрежем немного ходули. Для такого дела не жалко.
— А тогда не интересно будет. Слушай, а если в простыню завернуться?
— А где мы простыню возьмем?
— Вон… — Совенок выразительно глянул на постель тетки Сабиры, где из-под одеяла виднелась простыня.
— Заметит сразу, — сказал Матали и вдруг вспомнил: у тетки же есть сундук, в который она по полгода не заглядывает.
Там, в сундуке, лежит здоровенный кусок белой бязи, новые полотенца с вышитыми красными концами, серебряные рубли в жестяной коробочке из-под леденцов. Ключ от сундука она прячет, но Матали давно знает, где этот ключ лежит. Только он никогда еще не брал ключ в руки.
«Нужны мне ее тряпки! — думал он, вспоминая иногда об этом ключе. — И деньги ее мне не нужны…»
— Слушай, Совенок, — сказал Матали, — у тетки Сабиры в сундуке бязь лежит. Возьмем ее, а потом назад положим.
— А вдруг заметит? Она же тебя до смерти излупит.
— Ничего не заметит. А заметит, так не тебя лупить будет, а меня. Становись к окну и смотри. Если увидишь тетку, скажешь.
Он быстро нащупал ключ за карнизом окна, отпер сундук, вынул аккуратно сложенную бязь, встряхнул ее и тут же решил примерить.
Взобравшись на ходули, он чуть-чуть пригнулся, чтобы не достать головой потолка, но как ни старался — никак не мог справиться и с ходулями, и с куском бязи сразу.
— Вставай на табуретку, помоги мне, — сказал он.
Совенок проворно вскочил на табуретку, прихватил два угла бязи на шее у Матали и получилось замечательно: высокий бесформенный призрак с маленькой бритой головкой, чуть покачиваясь, стоял в комнате, подпирая головой потолок. И такой страшный был этот призрак, что если бы Совенок не знал, что это всего-навсего Матали, он бы и сам испугался до смерти.
— А знаешь, — сверху сказал Матали, — мы еще одну штуку сделаем.
— Какую?
— Как только я подойду к Саиджану, ты изо рта огонь выпустишь.
Совенок даже засмеялся, представив себе, как это будет выглядеть: длинный, как телеграфный столб, белый призрак, рядом — человек, как сказочный дракон, изрыгающий из пасти огонь.
А фокус этот он давно знал. Одно время все мальчишки на их улице увлекались этим нехитрым чудом. Нужно было набрать в рот керосину и, выдувая его тонкой струйкой, вовремя поджечь спичкой. Только и всего. Правда, потом не раз и не два приходилось полоскать рот водой. И то долго еще оставался во рту противный керосиновый запах, но получалось здорово. Прохожие в ужасе шарахались в стороны, женщины кричали, детишки разбегались, сломя голову. За это, правда, иногда попадало ремнем от отцов! Не только за то попадало, что людей пугали, а больше за то, что без спроса брали керосин. Но и это не остановило бы мальчишек. А вот когда будочник Хайретдин пригрозил ребятам наганом и обещал отвести озорников в участок, от забавы такой отказались.
«А теперь действительно здорово получится», — подумал Совенок и вдруг испугался.
— Слушай, Матали, — сказал он, — а вдруг Саиджан умрет от страха? Нас же тогда посадят.
— Так ему и надо, если помрет, — сказал Матали, — тебе что, буржуя жалко? Только не помрет он, не бойся.
И в это время скрипнула, открываясь, дверь.
Мальчишки замерли на секунду. Матали, у которого от страха подогнулись колени, не удержался на высоких ходулях, покачнулся, ища, за что бы ухватиться, взмахнул руками, потерял равновесие и рухнул прямо на дверь, подмяв кого-то под себя. Совенок тоже свалился с табуретки. Ожидая расправы, оба лежали тихонько, не смея ни слова сказать, ни двинуться. И вдруг они услышали обиженный голос Газизы:
— Да убери ты эти дурацкие палки! Ты же мне чуть руки не сломал.
Только после этого ребята кое-как распутали все и, усевшись на полу, расхохотались.
