Он сгрёб их в кулак и задумался, на что бы обменять или как бы выпросить их у хозяина, но тут, откуда-то из глубины тёмного дома, выплыла Калли и выражение её лица, да, и недвусмысленные телодвижения, ему очень не понравились.
Двигалась она грациозно, вызывающе обольстительно, улыбка девы, была сама обворожительность, а всё это вместе, просто кричало, что «я сегодня ночью буду твоя», вернее, наоборот, «ты, пацан, влип по самые яйца, которые я тебе ночью, отгрызу и ты, не только не пикнешь, а реветь будешь, умоляя и упрашивая меня это сделать». Кайсая аж передёрнуло от таких мыслей. Смуглянка подплыла к столу и елейно зажурчала:
— Кайсай, и ты здесь жил?
— Жил, — буркнул рыжий, испугано поглядывая на вход, в надежде, чтоб хоть кто-нибудь из дев прислуги, случайно, за чем-нибудь зашёл и разрушил эту липкую паутину, которую чернявая сучка-паучиха, принялась плести вокруг него.
— А где спал? — гипнотизируя жертву нежным ангельским голоском, пропела Калли и при этом, хищница мягко и гибко продолжала подкрадываться.
— Здесь, — махнул он рукой, в направлении лежака за столом.
— Да, не хоромы, — констатировала она факт некомфортабельного жилища, грациозно при этом усаживаясь на лежак, продолжая загадочно смотреть на него и даже чуть сдвинулась, как бы приглашая присоединиться.
Кайсай, очень постарался сделать вид, что не заметил приглашения и по-хозяйски осмотрев засранный стол, удручённо проговорил:
— Да, уж, хоромами здесь не пахнет, здесь помойкой воняет.
Он со светлой надеждой, вновь посмотрел в открытый проход во двор, куда желание убежать, было выше всех его сил, деловито пробурчал, что-то по поводу уборки в доме, мол, спать будет невозможно, коль всё тут не очистить и не выветрить, и уверенной походкой, направился, наконец, во двор, как будто именно там и следовало производить все те действия, которые, он только что перечислил.
Калли не кинулась за ним, законно пологая, что, сколько бы он не бегал, а ночью, всё равно никуда не денется, тем более, её соперница, как-то неожиданно легко и просто, сдала свои позиции, напившись, как мужлан-пьянчужка.
Только она и представить себе не могла, что изворотливый ум рыжей жертвы, казалось уже пойманной в ловушку, примет очень простое и рациональное контррешение: он уселся рядом с пьяной троицей и выпив все остатки медовухи, пристроится в их компанию четвёртым.
Когда Калли вышла из дома и увидела, что он делает, было уже поздно. Пустой мех отлетел в сторону, а наполненное его содержимым туловище, рухнуло в сено, рядом с её соперницей.
На самом деле, Кайсай отравной медовухи не пил, а предварительно, незаметно для дев, копошащихся во дворе, вылил её в сено, после чего принялся делать вид, что упивается с видом «быстрей, быстрей, как бы не отобрали». Когда разъярённая и обиженная до кончиков волос на лобке Калли, подбежала к нему, он даже с закрытыми глазами прочувствовал огонь её ненависти и злобы.
Она шипела неприличные слова в его адрес, на понятном и непонятном Кайсаю языке, витиевато извращаясь в обзывании этой рыжей сволочи и даже пару раз пнула по сапогу, но поняв, что с этим уродом, она уже сделать ничего не сможет, пошла орать на прислугу. Кайсаю осталось лишь пожалеть девок.
Прикидываясь пьяным, расслаблено безвольным, наслаждаясь запахом свежего сена, на котором лежал, он сам не заметил, как уснул.
Проснулся, когда на дворе уже была глубокая ночь. Темень — хоть глаз выколи. Ни луны, ни звёзд, похоже небо затянуло. Ему захотелось отлить, но идти в полной темноте, явно не хотелось. Он, конечно, знал этот двор с закрытыми глазами, ведь это была его тренировочная площадка долгие годы. Его и по ночам, дед по нему гонял и с завязанными глазами, по нему гонял и вперёд, и задом на перёд.
Кайсай ощутил в ладони игральные кости, но только две. Соскочил на колени и наощупь нашёл в сене ещё две, тут же вспомнив о срочном и очень необходимом деле. Встал и зачем-то низко пригнувшись, пошёл искать среди лежащих Олкабу. Нашёл. Растормошил.
— Олкаба.
— Чё, — ответил тот еле шевеля языком.
— Вы на хрена из первосбора медовухи напились?
— А больше неча было, — пробурчал здоровяк.
— Я так и понял, — подытожил короткий, приветственный диалог Кайсай и сразу перешёл к делу, ради которого разбудил старика, — слышь, Олкаба, там в доме на столе твои кости игральные лежат?
— Да.
— Выручи. Они мне очень нужны. Я тебе за них десять наконечников дам или что попросишь?
— На хрена?
— Для дела.
— Тогда, так бери.
— Благодарствую тебе Олкаба, — спокойно проговорил рыжий хитрец, ожидая именно такого решения проблемы, — и до каких пор вы тут решили валяться?
— Херня, — неожиданно ответил за Олкабу Дед, — Кайсай, ну ка, метнись дедам чё попить сообрази.
— Медовухи больше нету, — тут же отреагировал рыжий.
— В жопу её. Воды неси.
Кайсай прошёл к колодцу, зачерпнул ковшом из ведра и вдоволь напоил жаждущих.
— А чё так темно? — недовольно проворчал Дед, будто обвиняя в этом бывшего ученика.
— Ночь на дворе. Спи пока. До утра далеко ещё.
— А, — недовольно простонал Дед и затих.
Олкаба похоже «затих», ещё раньше. Довольный проделанным торгом, Кайсай упрятал кости в кармашек пояса и осторожно шагая в темноте, направился за угол конюшни, делать другое срочное дело.
Вернулся, так же больше наощупь и по памяти, чем видя глазами. Удивительно, но он, наконец, чувствовал себя выспавшимся и бодрым. Завалившись на сено возле Золотца, Кайсай повернулся на бок и протянул руку к соседке, желая убедиться, что Золотая стерва никуда за это время не сбежала. Его рука тут же скользнула по гладкой металлической броне девы, которую та, даже не соизволила снять, прежде чем напиться, и ухватив один из выпуклых шаров на её груди, замер.
Чувство, которое охватило его, поразило своей новизной и извращённой невероятностью происходящего. Волосы на голове зашевелились, дрожь возбуждения волной разлилась по всему телу и устремилась в область паха. Рыжий отдёрнул руку и подумал про себя, утирая с лица проступивший пот:
— Дожил. Тело голое, да, живое не пронимает, а на бронь, вот-вот и накинусь. Тфу, — плюнул он и озираясь в полной темноте, как бы кто не увидел, пристроился к ней вплотную.
Кайсай поднял ей голову и подложил под неё руку, склонив рыжую красавицу лицом себе на плечо. Задумался, а чем бы ему заняться с ней? Пощупать? Поиметь её пока она такая? Так придётся зарезать и труп в реку бросить, ибо потом, это с ним сделает она. Он погладил её по лицу, волосам. Она, что-то проскрипела с сквозь сон. И тут ему пришла в голову блестящая, как ему показалось, мысль.
— Арина, — тихо позвал он, потирая мочку её уха.
— М, — промычала она в ответ.
— Арина, ты обещала научить меня боевому колдовству.
Его рука постоянно гладила и щекотала, но она, еле шевеля языком неожиданно спросила:
— Что это со мной?
— Ничего, — спокойно, убаюкивающим тоном ответил он, — ты, просто, напилась.
— Фу, — фыркнула она, — позорище какое.
— Напротив, — принялся он расшевеливать её на разговор, — ты, когда пьяненькая, такая милая, — с этими словами он поцеловал её в губы, но как поцеловал, лишь слегка коснулся своими губами её.
— М, — вновь прозвучало от неё, но в тоне этого «М», чувствовалась довольная улыбка.
Она не возражала, да и если б захотела, то вряд ли смогла, в таком состоянии возражать.
— Давай, расскажи, как колдовать, — нетерпеливо и загадочно зашептал он ей в лицо, как будто это, было самое главное в жизни на данный момент.
— Да, очень просто, — ответила она еле слышно, находясь в полусне, почти совсем не проговаривая слова, но вполне внятно, — берёшь перстень, так чтоб на него падал солнечный свет и смотришь в камень. В нём песчинка, маленькая такая. Смотришь на неё, смотришь, а потом раз и всё вокруг исчезает. Надо только постараться, видеть только её и ничего кроме неё. Сразу не получится. Надо долго мучиться, — тут она хрюкнула, видимо изображая смех.
